Статья

ТА МЭГГИ 40 ЛЕТ НАЗАД

Выборы в Великобритании – события важные, но рутинные. Как смена дней или времён года. Правительства приходят-уходят, политика может существенно меняться, но – Британия была и будет. Кардинальных изменений не предстоит. В этом были уверены и 40 лет назад. Когда на выборах 3 мая 1979 года победила консервативная партия, комментаторы заметили одно: «Впервые в истории Англии и Европы пост премьер-министра занимает женщина – Маргарет Тэтчер». Однако перемены наступили куда круче гендерных. Брался исторический рубеж.

Пролог в больнице для безнадёжных

Победа консерваторов предсказывалась всеми опросами. Лейбористское правление 1974–1979 было крайне неэффективным. Кабинеты Гарольда Вильсона и Джеймса Каллагэна превратили Соединённое Королевство в «больного человека Запада». Производственный застой и спад. Высокая инфляция и падение реальных доходов. Полуторамиллионная безработица (тогда это считалось много) и социальная депрессия. Террористический тупик в Ольстере. Внешнеполитическая пассивность и падение международного престижа. Таково было комплексное следствие послевоенного тренда усиления госрегулирования, которое Вильсон и Каллагэн довели до апогея (по английским масштабам, конечно).

В результате Лейбористская партия разругалась даже с тред-юнионами, собственной вековой опорой. Профбоссы – в 1970 поднявшие мощные забастовки и фактически сбросившие консервативное правительство Эдварда Хита – теперь не желали отвечать за госпрограммы чиновнико, вприводящие к закрытию предприятий, увольнениям, снижениям зарплат. В начале 1979 парламент вынес вотум недоверия правительству Каллагэна: 311 голосов против 310, редчайший случай в британской политической истории. На досрочных выборах 3 мая леди уверенно победила джентльмена.

Мать тэтчеризма

Маргарет Хильда Тэтчер во главе Консервативной партии была феноменом для тех времён уникальным. Она не имела отношения к тому политическому классу, из которого традиционно рекрутировались консервативные лидеры (впрочем, такого рода исключением отчасти был уже Хит).

Биография Тэтчер известна: дочь лавочника, химическое образование (по этому признаку советские социалисты, ненавидевшие сталинизм и капитализм, сравнивали Мэгги с Ниной Андреевой), активистка Консервативной партии, депутат, министр у Хита, с 1975 – партийный лидер. Известен был и характер Мэгги: очень жёсткая и энергичная трудоголичка, из таких, кого обвиняют в бездушии и бессердечии, идейная и упорная, с налётом машиноподобия (приезжая к детям в школьные общежития, прилюдно шмонала их тумбочки). Душевно и сердечно она относилась к своему отцу-лавочнику: Денниса Тэтчера железная леди возвела в культ как олицетворение британского характера, трудолюбия и достоинства.

Наконец, известна была политическая доктрина: как можно больше частного бизнеса, как можно меньше госрасходов, жёсткое окорачивание оборзевших профсоюзао, оттеснение левых, принципиальный антикоммунизм и антисоветизм во внешней политике. Это всё понятно. Но мало кто понимал, что начинается новая эра. Зато уже через год понятие «тэтчеризм» стало общепринятым в политологии. Не бывало ни хитизма, ни вильсонизма, ни даже черчиллизма. А вот тэтчеризм появился сразу.

Страна без общества

Консерватизм Тэтчер – это особый, новый, «нетрадиционный» консерватизм (хотя некоторые основы закладывались уже Черчиллем). Это консерватизм популистский. Но популизм Тэтчер заключался не в наливании бесплатного молока (которое она, будучи министром, отменила в школах, совершенно не заботясь, что о ней за это скажут). Этот популизм содержал призыв к бизнес-инициативе низов: «Каждый может завести своё дело. Англичане – нация предпринимателей». И это консерватизм органичный: «Нет ничего прекраснее перемен» – такой вот голос консерватора.

Третьим базовым элементом тэтчеризма явился доктринальный культовый индивидуализм. Доходящий где-то до запредела. «Нет никакго «общества», – говорила Мэгги. – Есть отдельные мужчины и женщины. Есть их семьи». Это заходит гораздо дальше рейганизма…

И нельзя не признать: идея, что общества нет, реально вдохновила общество на свершения. Тэтчеризм встряхнул страну, толкнул её вперёд и вверх. Консервативная ставка на перемены силами низовых индивидуумов сработала в полную мощь.

Больше капитализма!

Экономическая политика Тэтчер означала крупномасштабную приватизацию, всемерное урезание госбюджетных расходов, стимулирование частных инвестиций, технологическую модернизацию ценой ломки старых промструктур. Поначалу это вызвало катастрофу традиционных отраслей, прежде всего, угледобывающей и сталелитейной. Старые промышленные регионы – Ливерпуль, Манчестер, Шеффилд – превращались в депрессивные зоны. К полутора миллионам «лейбористских» безработных прибавился ещё миллион. Прокатились мрачные волны преступности, психозаболеваний, суицидов. Поднялись профсоюзные протесты.

Тэтчер смотрела сквозь, ни на йоту не отступая от взятого курса. Как в советской песне: «Иди, не сверни, не падай, упадёшь – поднимись. И будет тебе наградой цели заветной высь». Правительство ужесточило законы о профсоюзном пикетировании и расширило полномочия полиции.

Глядя из сегодня, представляется, что Тэтчер целенаправленно шла на деиндустриализацию и превращение британской экономики в «огромный хаб» – с соответствующими кардинальными сдвигами в технологиях и социокультуре. Такова была концепция преобразований (тогда как, например, в ФРГ консервативно-либеральное правительство Коля шло другим путём – реконструкцией «старой» промышленности).

Унаследованные от экономического прошлого шахты и заводы Тэтчер считала «параличом социализма» (главное её ругательство), бессмысленным обременением бюджета, снижающим доходы и зарплаты отдельных мужчин и женщин. Видела в этих дотационных структурах губительное торможение развития. А также базу для гос- и профбюрократии. Значит, срок им вышел. Как некогда фабрика истребила мануфактуру, так теперь офис коммуникационной компании, инновационная технофирма, аэропорт , гараж, нефтевышка, а также консалтинг истребляют шахту и завод.

Разумеется, массы «синих воротничков», госслужащих, профактивистов люто этому сопротивлялись. Особенно в первые три тэтчеровских года, время трансформационного спада. Но она нашла и массовую поддержку, на которую рассчитывала. Призыв «личный бизнес в каждый дом» возымел действие. Типичным избирателем Тэтчер стал бывший подсобник, подметавший закрытое шахтоуправление – и сделавшийся владельцем-работником мелкой фирмы по уборке улиц. Важную роль сыграли программы переквалификации уволенных, бизнес-курсы, жилищные кредиты, массовое переселение рабочих в частные дома. Советская пресса с тревогой писала: «Английским рабочим не без успеха прививают психологию мелких капиталистов». И в отчаянии вопрошала: «Как и почему сотни тысяч безработных голосуют за консерваторов?!»

Владимир Буковский отмечал растущую популярность Мэгги в простонародье, в том числе в рабочей среде. Практичные англичане заценили толковую тётку. А душевность и сердечность отдельный мужчина делил с отдельной женщиной. В своей семье. Премьер-министр для этого не нужна.

Смертельную ненависть к Тэтчер испытывала зато левая интеллигенция. Наследники тех, о ком в 1941 писал Оруэлл: двадцать лет они пытались вытравить в народе устаревшие чувства патриотизма, религии, верности и любви к старой Англии – и если бы это им удалось, мы ходили бы сейчас в Лондоне под эсэсовскими конвоями. Эти товарищи в отношении к Мэгги доходили до истерики: «Ведьма! Гиена!» А она их бессердечно и бездушно игнорировала. Правда, походя дала сокрушительную оплеуху: приватизация телекоммуникаций, учреждений образования и культуры, новая волна СМИ и интеллектуальных центров разрушили информационную монополию левых, кардинально изменили расклады в британском общественном сознании.

Против сталиниста Адольфа

После 1979 Тэтчер ещё дважды выигрывала выборы – в 1983 и 1987. Это было для неё не так уж сложно – сопоставимого с железной леди соперника не имелось ни в оппозиции, ни в своей партии. Главным испытанием её политики (а может быть, всей её жизни) стало другое: общенациональная забастовка шахтёров. Она длилась год с марта 1984 по март 1985. Вот здесь соперник нашёлся – председатель Национального профсоюза угольщиков. Его зовут Артур Скаргилл. Но соратники дали ему кличку «Адольф», которую Скаргилл носил со смущённой гордостью.

Убеждённый левый социалист, профбосс до мозга костей, яркий харизматик и эффективный менеджер, Скаргилл отличался авторитарной властностью, решительностью и жестокостью. «Я веду своих людей к катастрофе», – признавал он в своём кругу и продолжал вести преданных ему мужиков. Скаргилл готов был к любому побоищу (как Тэтчер) и сознательно нарушал на массовых демонстрациях законодательство о пикетировании (это в Англии-то нарушать закон!). За год в столкновениях шахтёров с полицией погибло четверо. Сам Скаргилл неслабо получил дубинкой по голове, даже в больницу попал.

Формально требование забастовки было относительно локальным: отказаться от закрытия одних шахт и сокращений персонала на других. Но реально вопрос стоял шире. Просто-напросто: кто – кого. Либо – индивидуалистическая модернизация по Тэтчер с её инновационным хабом. Либо – утверждение «староиндустриального» этатизма с коллективистско-социалистическим уклоном по Скаргиллу.

Но и это не весь смысл тогдашнего противостояния. Очень характерно, что скаргилловская забастовка финансировалась из СССР специальным решением Политбюро. Другим спонсором выступал Каддафи. Британский трудовой конфликт был осознан в мире как сражение глобальной Холодной войны. Известно, какие силы в этой войне столкнулись. Остаётся очень сожалеть, что одна из этих сил сумела оседлать шахтёрское движение (польские шахтёры «Солидарности» и советские шахтёры 1989–1991 лучше объяснили бы скаргилловцам что почём).

Экономическая политика, закрытие шахт – это важно, но всё же вторично. Прежде всего Тэтчер была носителем британских принципов политической и социальной свободы. Победа Скаргилла означала бы, что верх взяли не столько шахтёры, сколько профбюрократия, госслужба и идеологизированная интеллигенция – использовавшие горняков как таран. Вряд ли бы, конечно, в Великобритании прямо установилась диктатура. Но резкий политический сдвиг в направлении спонсоров осуществился бы непременно. Скаргилл отказался поддерживать, жёстко критикуя польскую «Солидарность» за антикоммунизм (в 1983 едва не лишился из-за этого своего поста в НСУ), отойдя от руководства профсоюзом, стал активным членом британского Сталинского общества, настаивая на том, что только «идеи Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина объясняют реальный мир». Так что Мэгги отстаивала в тот год нечто большее, чем свои приватизационные доктрины (относиться к которым можно по-разному).

Ни один предшественник и преемник Тэтчер не устоял бы перед Скаргиллом. Десятью годами ранее, в 1974, правительство Хита пало от не столь масштабных забастовок. Но Тэтчер выдержала удар и ответила более мощным. Она победила не только полицейскими мерами, хотя применяла их без комплексов. Не только экономическими, хотя создала запасы альтернативного топлива. Важнее, что общество не выразило действительной солидарности с шахтёрами. На выручку Мэгги пришёл массовый слой «мелких капиталистов» из низов, который она успела сформировать.

Забастовка потерпела поражение. Через год после её начала шахтёры свернули знамёна. Этот ритуал Скаргилл по обыкновению обставил с торжественной помпой.

Конфронтация с шахтёрским профсоюзом разделила эру Тэтчер на две пятилетки. Первая была более нервной, проходила в жёсткой борьбе. Вторая – спокойно-созидательный, ибо дорога расчистилась.

Самая-самая антикоммунистическая

В середине 1970-х, годы позорной «разрядки», советская пропаганда была недовольна Каллагэном и Вильсоном. Типа, как-то они ни то, ни сё. В позу ку перед Брежневым надо становиться с энтузиазмом, добровольно и радостно. Как Генри Киссинджер, как западногерманская СДПГ, как окружение Жискара д`Эстена. А эти англичане что-то мямлят невнятное. «Голоса Англии пока не слышно». При Мэгги голос Англии зазвучал. Так, что не знали, куда деться.

Более полутора лет до прихода Рейгана, Тэтчер выступала как самый антикоммунистический, самый антисоветский из западных лидеров. С Ронни у Мэгги закрепился прочнейший тандем, они стоили друг друга, хотя не являлись полными единомышленниками (Рейган был не таким упёртым в индивидуализме; последовательные тэтчеристы даже называют его «правым социалистом»). Эта ось была одной из стержневых в западном противостоянии советскому коммунизму. В те времена, не в пример нынешним, политически за слова отвечали и высказывания многое значили. Бреда насчёт «В России достаточно 30 млн населения» Мэгги, естественно, не говорила. (Это выдумка путиноидных пропагандонов, которые, похоже, выложили по Фрейду собственные пожелания.) Но она говорила иное: если для отпора советской агрессии потребуется удар колоссальной силы, он должен быть нанесён. Превосходящий ядерный потенциал нужен Западу как гарантия от танковых армад Варшавского договора, готовых как в Афганистане, подпереть пятую колонну коммунистов.

Такая откровенность шокировала советских вождей. За 1970-е от неё успели отвыкнуть. Методы же пропагандистского воя, отработанные Международным отделом ЦК КПСС для давления и дискредитации западных политиков, на Мэгги не действовали. Она ведь бездушно-бессердечная, ей сиренево, что про неё говорят.

Слова Тэтчер быстро отливались в конкретные дела. Великобритания превратилась в военно-политический локомотив НАТО, стала первой – вслед за США – в наращивании антисоветских оборонных программ. В конце 1979, когда СССР начал развёртывание СС-20, Тэтчер инициировала размещение в Англии «Першингов» и «Томагавков». Заметим, однако, это была ответная мера. На антиракетное «движение за мир», срежиссированное Борисом Пономарёвым, Мэгги наплевала с особым бесстрастием.

Помогала она Рейгану и иных ситуациях. Например, в апреле 1986 американская авиация бомбила дворец Каддафи – за «джамахирийские» теракты. У Рейгана, естественно, были самолёты, способные пересечь Атлантику. Однако взлетали с британского аэродрома, поближе. «Соучастница!» – завизжали на Мэгги «силы мира, прогресса и социализма». «Ну да», – ответила она с чувством законной гордости.

Тэтчер открыто поддерживала советских диссидентов, общалась с Буковским, принимала Солженицына. Исаич взволнованно говорил, какой происходит ужас, коммунисты захватывают планету. Мэгги не столько заряжалась тревогой, сколько просила успокоиться. Всё под контролем, скоро вломим так, что они далеко улетят. Единственно, Тэтчер спросила мнение Солженицына об Андропове. И, видимо, вполне согласилась с его негативной оценкой брежневского преемника.

С Британских островов были высланы десятки советских дипломатов и журналистов – агентов КГБ, засланных с подачи Андропова. Понесло потери и ГРУ – от жёстких мер в отношении партнёров из Ирландской республиканской армии. Десять ирландских активистов, погибших от голодовки в тюрьме – это, конечно, была трагедия. Тут не поиронизируешь насчёт души и сердца. Но Тэтчер категорически отказала им в статусе политзаключённых, приравняв к террористам и уголовникам. «На Британских островах нет политических заключённых, – было заявлено от её имени. – Правительство не уступит. Кто хочет покончить самоубийством – его личное дело». Весь мир был в шоке. Боевики ИРА устроили взрыв в ванной гостиничного номера, куда Тэтчер собиралась идти через минуту Промазали. Ирландский терроризм в Ольстере (католический, но объективно выгодный коммунизму) был в целом подавлен. Одновременно Тэтчер военно-полицейскими средствами прижала и протестантский пробританский контрудар ольстерских юнионистов. Закон для всех один. Основы политического урегулирования в Северной Ирландии 1990-х заложила Тэтчер десятилетием ранее. Всё тем же бессердечием и бездушием.

Правь, Британия!

Необходимо особо отметить: был в политику Тэтчер сверхприоритет, выше индивидуализма, капитализма и антикоммунизма. Британский патриотизм. Общества в социальном смысле для Мэгги, как помним, не существовало. Но была страна, нация, её история и культура, интересы и престиж. «Мы островитяне», – говорила она с непривычно одухотворённым лицом.

Самый известный пример Фолклендская война. «Напали на наши острова!» – мощный ответ не замедлил последовать. Это стоило краха аргентинской антикоммунистической хунте. Но Мэгги ни минуты не взволновалась судьбой союзников по борьбе с коммунизмом. Не сметь обижать островитян, да ещё и британцев! Воевала она жёстче аргентинских генералов. По личному приказу Тэтчер был торпедирован и затонул аргентинский корабль «Хенераль Бельграно». Это сделало невозможным мирные переговоры, но того желания железная леди и не добивалась. Нужна была грандиозная военная победа. Получилось. Покруче «Крымнаша».

Пример иного рода, но того же смысла – Зимбабве. Тэтчер пошла на передачу власти Мугабе, установившего гротескную диктатуру. Хотя могла препятствовать. Но не стала. Только потому, что на несколько месяцев в Хараре, тогда Солсбери, был вновь поднят Юнион Джек, был восстановлен очень кратковременный статус британской колонии, и независимость – под Мугабе – провозглашалась с доброго согласия Соединённого Королевства. Эти символы для Мэгги были превыше всего.

Тэтчер была взбешена, когда в 1983 рейгановские морпехи прикончили коммунистический режим на Гранаде. Вторжение на остров, входящий в Британское содружество! Коммунизм там, не коммунизм, ну и что, какая разница? Это наше британо-островитянское дело! Создалась абсурдная ситуация: Тэтчер против Рейгана вместе с Андроповым и Кастро. «Мэгги, ну хочешь, я свою шляпу съем, только не обижайся», – говорил ей, по слухам, Ронни. Но Мэгги бросила трубку. Хотя вскоре помирились, конечно.

И естественно, тэтчеровская Британия жёстко держала дистанцию от всех проектов евроинтеграции. Тэтчер вообще не слишком любила континентальную Европу. «Все враждебные человеку идеи и системы возникали на континенте и подавлялись извне», – говорила она о нацизме, марксизме, кайзеровском Рейхе, наполеоновской империи, людовиковском королевстве, державе Карла V, армаде Филиппа II… А извне – с Британских островов, из Америки, а порой и из России. В общем, Брекзита при Мэгги не было бы. Потому что не было бы Евросоюза и неоткуда бы выходить.

Мужчины в её жизни

Лучшим другом Мэгги, по крайней мере иностранным, был всё-таки не Рейган. Таковым являлся дон Аугусто Пиночет Угарте из далёкой Чили. Именно к нему проявляла Мэгги максимально доступное ей душевное тепло. Тому были особые причины, о которых ниже.

Интересно, что довольно легко нашла Тэтчер рабочий язык с Дэн Сяопином. Хотя многие считали, что на переговорах о статусе Гонконга «старый гном обыграл железную тётку»: демократическая система в Гонконге ничем не гарантирована, город попал под власть КПК.

Ну и конечно – Михаил Сергеевич. С Горбачёвым железная леди познакомилась в 1984, при его визите в Лондон. Разговорились. А в марте 1985, когда Горбачёв уже пришёл в генсеки – «Живёт она с ним что ли?», – спрашивал подвыпивший ленинградский инженер, известный склонностью подраться на улице.

Как бы то ни было, «Горбачёву можно верить» и «не правда ли, он очарователен» – реальные фразы Мэгги. Она особо отмечала, что генсек освободил всех диссидентов, чьи имена она называла, полемизируя с ним. В 1987 Тэтчер посетила СССР. После переговоров её свели с тремя мэтрами советской журналистики – Томас Колисниченко («Правда»), Владимир Симонов (ПА «Новости»), Борис Калягин (Гостелерадио). Мэгги аккуратно размазала их перед всей аудиторией ЦТ: «Госпожа премьер-министр, вам не кажется, что преимущества социализма…» – «Простите, о каких преимуществах идёт речь?»

Её визиты становились событиями и после отставки. Так в 1992 самолёт «с госпожой Тэтчер на борту» совершил краткую посадку в Алма-Ате. Тут же организовали брифинг. «На губах прелестная улыбка, словно ангел свой прервал полёт. А в глазах вопрос, застывший липко: скоро ли заправят самолёт?»

Первая не первая

Большое видится на расстоянии, и даже те, кто 40 лет назад приветствовал избирательный успех Консервативной партии Великобритании, не прозревали наступления новой исторической эпохи. Эпохи массированного контрнаступления капитализма, обновлённого и возрождённого. А также ужесточённого. Последнее многих напрягло. Но многим и понравилось.

Разгром мировой коммунистической системы – одно из проявлений этого мирового тренда последних двух десятилетий XX века. В этом смысле приятельство Тэтчер и Горбачёва действительно символично. «Именно Мэгги первая обратила внимание на Горби. И не ошиблась в выборе», – отдала должное Нина Андреева успеху коллеги-химички. Сказала она это в ноябре 1991, когда леди Маргарет почти год была в отставке, а Михаил Сергеевич досиживал последние недели в президентах исчезающего СССР.

Маргарет Тэтчер была первой на этом пути. Неудивительно, что её – при таком характере – заносило в запредел. Асоциальность порой была запредельной. Индивидуализм – подчёркнуто культовым и при этом механистическим, кабинетно-теоретическим. Социализм она трактовала только однозначно и при этом расширительно. «Хабовская» экономика с ломкой индустрии имеет отнюдь не одни плюсы… В общем, шахтёры-забастовщики эстетически выглядели симпатичнее. Но права была Тэтчер. Редкий в истории случай. Так ведь и сама Мэгги – случай нечастый.

Ронни, пошедший по этому пути вторым, исправил ряд ошибок Мэгги. Впрочем, сторого говоря, Тэтчер всё-таки была не первой. Первым был в 1973 Пиночет, режим которого называют «военным тэтчеризмом». Ещё бы им не иметь ментального сходства, не тянуть друг к другу! Следующим стал – при всей специфике случая – никто иной, как Дэн Сяопин, в конце 1978 проведший на пленуме ЦК КПК «политику реформ и открытости». Но – первой, кому удалось совместить подобный социально-экономический курс со свободой и демократией. В этом однозначно Мэгги рулила историей.

После Мэгги хоть потоп

К концу 1980-х английские дети всерьёз спрашивали взрослых: разрешают ли законы Великобритании, чтобы главой правительства был мужчина? Десять лет премьерства – это много, так в тех краях не принято.

При этом, что удивительно, Тэтчер понимала массы, но не очень разбиралась в окружающих конкретных людях. Совершенно не умела интриговать, всегда с открытым забралом. Безоглядно доверяла тем, кого считала соратниками или партнёрами. Взять того же Горбачёва: сказал ей Михаил Сергеевич, будто лично не знал он о советском финансировании забастовки Скаргилла – и она неукоснительно этому верила, пока Буковский не показал документ с горбачёвской подписью. И это стало для Мэгги сильнейшим потрясением. Хотя ни она уже не была премьером, ни Скаргилл профбоссом, ни Горбачёв секретарём ЦК КПСС, ни КПСС вообще. А чего стоил высокодоверенный начальник премьерской канцелярии Сесил Паркинсон – по пьяни растрёпывавший любовницам конфиденциальные дела партии и правительства.

Неудивительно, что в конце 1990 Тэтчер проглядела заговор в партийном руководстве. Душой этого заговора был старый Эдвард Хит, неспособный простить Мэгги, которая сумела то, чего не сумел он сам. Так, после 11,5 лет правления – близко к рекорду британской истории – Маргарет Тэтчер оставила партийное лидерство и премьерский пост.

Британия за эти годы преобразилась во всём и во всём поднялась – от экономики до спорта. Теперь это был очень даже «здоровый человек Запада». А главное – оптимистичный, что более всего и отличало от 1970-х.

Многое, однако, растратилось. И довольно быстро. Непосредственный преемник Джон Мейджор продолжил курс Мэгги. На вопрос, чем он вообще от неё отличается, обычно отвечали: «Не носит сумочки». Но дальше пошли такие кадры, что сама Мэгги из всех отдавала предпочтение лейбористу Тони Блэру. В нём усматривала своего продолжателя в плане адекватности, энергии и креатива. А так… Политика мельчала и дешевела. Поначалу это даже нравилось. Люди хотели расслабиться, чего Мэгги никогда не позволяла. Но расслабон перерос в такой тотальный фейк, что теперь даже в Терезе Мэй с исступлённой надеждой ищут черты Маргарет Тэтчер. Иногда делают вид, будто находят…

Маргарет Тэтчер умерла 8 апреля 2013. Какие-то придурки высыпали на улицы: «Ведьма умерла! Взят реванш!» Вот ведь несчастные. И что для них обиднее всего – Мэгги бы не обиделась.

Станислав ФРЕРОНОВ