Статья

ПРАВЫЙ БУНТ БРАЗИЛИИ

Народу в Бразилии примерно как в России и Германии вместе взятых. Экономика из первой десятки, в которую Россия не входит. Мощный культурный мотор Южной Америки, Латинского и Лузитанского мира. Перемены в такой стране – перемены мировые. И они случились. Жаир Болсонару – фигура уже планетарная, хотя президентом Бразилии станет только через два месяца. Над миром виртуала, понтов и фейков повеяло правым реалом, из веков угля и стали. И даже больше того. Это – рывок восстания.

Кто тут «фашист»?

Либеральная общественность в депрессивном шоке. Трамп, Путин, Эрдоган, Дутерте, Орбан, Качиньский, Болсонару… – такой выстраивается ряд. Причём Болсонару, с учётом огромных масштабов Бразилии – случай особый. Жлобская диктатура и тупая жестокость, расистская оголтелость и хамское презрение к женщине – всё это заранее инкриминировано человеку, который ещё ничего не сделал, а удар ножом уже успел получить. А тут и Путин со своей поздравительной телеграммой.

Но вместе с тем… «Болсонару прославляет военную диктатуру. Сторонник союза с США. Противник Китая. Бразилия, теперь, видимо, присоединится к санкциям против России. . А если будет еще круче? Это фашизм нового типа», – вопит путиноидный «политолог» Сергей Марков. «Реальный фашист, сторонник подавления и пыток», – вторит ему Олег Шеин из «Справедливой России». Это обнадёживает. Ибо не забываем: лучшая оценка – истерика врага. Такие инвективы, особенно марковская, достаточны, чтобы присмотреться к избранному президенту Бразилии с доброжелательным интересом. Уже за одно то, что такие персонажи называют его «фашистом».

Правда, оба критика весьма экзотичны. Шеин – некогда тот ещё оппозиционер, ныне депутат Госдумы, что само по себе позор. Марков – просто клоун (в его же тусовке «Серёжу» подчас именуют блаженным). Однако о «стороннике пыток» говорят не только они. Прямо скажем, многие это смакуют. Но важно, что первым действительно сказал Жаир Болсонару: «Я поддерживаю пытки, и вы это знаете». Хотя поддерживает, по его же словам, условно: «Ошибкой военной диктатуры было то, что пытали, но не убивали».

Что это за диктатура была в Бразилии, кто о ней слышал? О диктатуре в Чили, к примеру, слышали все. В Аргентине, в Парагвае – слышали многие. А вот о бразильском военном режиме надо разъяснять. Начиная с первого вопроса: кто был диктатором?

Жесть делегадо

Их было восемь, как в песне Высоцкого. Фельдмаршал Умберту Кастелу Бранку, фельдмаршал Артуро Коста Силва, генерал Аурелиу Таварис, генерал Марсиу Мелу, адмирал Аугусту Радемакер, генерал Эмилиу Медиси, генерал Эрнесту Гайзел, генерал Жуан Фигейреду. Не одновременно, конечно, а по очереди – с 1964-го по 1985-й. Заметим: переход к демократии в Бразилии начался одновременно с Перестройкой в СССР. Только шёл быстрее.

Как видим, никто из бразильских диктаторов не засиживался в «нацлидерах». Режим не костенел. Он заботился не о самоподдержании, а о деле, ради которого был создан. Суть его и смысл заключались в подавлении коммунизма (это было актуальной проблемой XX века, если кто забыл), экономической модернизации и поддержании государственного порядка в карнавально-криминальном обществе.

Фельдмаршалы правили жёстко. Кастелу Бранку запрещал красить автомобили в красный цвет. Коста Силва вообще устанавливал идеологию бразильской особой духовности – без конституции и парламента, с армией, госбезопасностью (она называлась ДОПС) и «эскадронами смерти». Но уже генералы приступили к контролируемой либерализации. Медиси пытался реанимировать корпоративные структуры и включал в них пролетариат.

На фоне испаноязычных соседей бразильская диктатура выглядела разгулом гуманизма. Лузитанская политическая культура не склонна к избыточному насилию даже в суровые времена (португальская ПИДЕ тоже не злоупотребляла убийствами и долгими сроками). Недаром Болсонару поругивает за мягкость. На протяжении двух десятилетий ДОПС репрессировал порядка тридцати тысяч человек, из них около пятисот убиты. В Советском Союзе за эти годы расстреляли больше двадцати тысяч. А в годы разгула НКВД двадцатилетние бразильские казни умещались в десятичасовую норму.

Тут можно сказать, что в брежневском СССР расстреливали всё-таки почти исключительно только уголовников. Обвиняемые в шпионаже и терроризме исчислялись единицами. Однако и среди жертв ДОПС коммунисты с сочувствующими составляли не больше половины. Остальные были бандитами. В этом состояла ещё одна ипостась военного режима: жесточайшая война криминалу.

Легендарный комиссар (по-бразильски это называлось: делегадо) Сержио Флеури был ярым антикоммунистом. На его счету руководящие функционеры БКП и вожаки коммунистической герильи – Карлос Маригелла, Жуакин Феррейра, Карлос Ламарка, Кампус Баррету. Но Флеури не раз говорил, что на работе идеология значения не имеет. Криминальные авторитеты и рядовые бандиты могли быть хоть коммунистами, хоть беспартийными, хоть фашистами. Флеури расходовал их сотнями.

ДОПС, полиция и «эскадроны смерти» прочно переплелись. Одни и те же силовики днём ходили в форме, вечером переодевались в штатское и шли на отстрел. Но не только компартии и криминала. Убивали бездомных и беспризорных. Терроризировали бедняцкие фавелы и негритянские кварталы. Ибо считали нищих пехотой коммунизма, а культы африканского происхождения – источниками вудуистской бесовщины.

Впрочем, состоятельным студентам, если что, тоже спуску не давали. Эти вообще были под особым подозрением. «У нас революцию делают не рабочие, а студенты. Рабочие – это давно и в России», – говаривал Жозе Бонкриштиану, первый помощник делегадо Флеури. На данном направлении был создан особый «эскадрон», университетско-интеллигентский. Назывался он «Команда охоты на коммунистов». Этими ребятами командовали студенты-юристы из протестантского вуза Сан-Паулу – Рауль Ногейра Лима, Жуан Маркос Монтейру, Кассио Скатена, Жуан Филью (Ногейра Лима потом стал инспектором ДОПС). Эти специализировались на публичных побоищах. Не только со студентами-марксистами. Не оставляли они вниманием и заводских пролетариев. Тоже, значит, начитались Маркса…

Майданом по серпомолоту

Многое ещё можно было бы вспомнить. Скажем, президента Жетулиу Варгаса и основанное им корпоративистское «Новое государство». Ультраправое движение интегралистов – против плантаторско-банкирской олигархии и коммунистической опасности. Сурового начальника «новогосударственной» полиции Филинто Мюллера, с одинаковой жестокостью давившего врагов Варгаса слева и справа. Многолетнего президентского охранника Грегорио Фортунато, негра из семьи бывших рабов, беспредельно преданного Варгасу, но не устоявшего от коррупционного соблазна. Трагедию самого Варгаса, лично к коррупции непричастного, но пустившего в себя пулю, когда ему доказали коррумпированность собственного дома.

Однако придётся остановиться. Всё же пишем не трактат.

Краткий экскурс в бразильскую историю прошлого века нужен затем, чтобы понять истоки принципов Болсонару. Умберту Бранку и Коста Силва, Флеури и Бонкриштиану, Рауль Ногейра Лима и Карлос Брильянте Устра – это его кумиры. Брильянте Устра, правда, служил не в ДОПС, а в армейской спецслужбе ДОИ–СОДИ. Но это даже ближе офицеру артиллерии и десанта. Свои выступления в Национальном конгрессе депутат Болсонару посвящал памяти Брильянте Устры.

Что привлекает в этих образах Жаира Болсонару? А главное, почему образы полувековой давности вдохновили десятки миллионов его избирателей? Многие обозреватели отметили: за Болсонару голосовали развитые богатые регионы атлантического юго-востока Бразилии. В том числе Рио-де-Жанейро и Сан-Паулу. Предприниматели, менеджеры, фермеры, квалифицированные рабочие. Не затем ли, чтобы отгородиться от фавел, от «генералов песчаных карьеров» – строем новых делегадо?

Тем более, что экономическая программа Болсонару – твердокаменный неолиберализм. Приватизация, дерегуляция, максимум свободного предпринимательства, минимум госвмешательства. Такая политика обычно ведёт к сильному разрыву в доходах и взлёту преступности. Даже если ставка делается не на узкую олигархическую прослойку, а на массу низового бизнеса, как убеждает Болсонару. Как не вспомнить чеканную формулу «свободный рынок – сильная полиция». Снова логично воззвать к делегадо Флеури – грозе бразильской мафии.

Надо отметить ещё такой момент. Бразильский политизированный криминал играет исключительно свою игру. Структуры типа «Красной команды» в Рио-де-Жанейро или «Первого столичного командования» в Сан-Паулу, случалось, брали власть в крупных районах этих мегаполисов. Они не входят в альянсы ни с ультраправыми, ни с ультралевыми. Политику мафия проводит только собственную. С опорой на боевые бригады, солидные общаки и массовую поддержку обитателей фавел. Поэтому бразильские бандиты враждебны не только государству и его силовикам, но и всем сколько-нибудь системным партиям.

Всё это имеет важное значение. Но не основное. Достаточно сказать, что некоторые бедные штаты внутренней Бразилии, как и некоторые криминализированные районы, тоже поддержали Болсонару. Победить на всеобщих выборах голосами одних респектабельных богачей никому ещё не удавалось. Правый радикализм поднялся на иной волне.

Пятнадцать лет Бразилией правила левая Партия трудящихся. Президенты Инасиу Лула и Дилма Русеф были когда-то очень популярны. Их социальные программы помогали миллионам. Гуманно-демократическая риторика звучала сладкой музыкой. Сейчас Лула в тюрьме, Дилма в постыдной форме подвергнута импичменту. Кандидат их партии Фернанду Аддад не имел никаких шансов – просто потому, что ассоциируется с ними. Да он и сам, впрочем, уже вошёл в историю как самый непопулярный губернатор и министр последних десятилетий. Его выдвижение уже было росписью пребывания в политическом тупике.

Это началось не вчера. Пять лет назад сотни тысяч бразильцев дрались на улицах с полицией – протестовали против амбициозного мундиаля на фоне повышения цен. Кстати, чёткая аналогия с чемпионатом 2018-го в России, за которым последовало повышение пенсионного возраста. Только бразильские протесты были на пару порядков мощнее.

В следующие годы на улицы бразильских городов вышли уже миллионы. Термин «Майдан» не был ещё в ходу, но подошёл бы вполне. Громоподобное «Долой!» в адрес правящей партии касалось не только президентских персоналий. Отвергался весь политический комплекс, ассоциируемый с местной левизной. А года два назад на демонстрациях появились уже плакаты с перечёркнутыми серпомолотами и пятиконечным звёздами. Это разговор уже совсем в ином формате. Сравнение с коммунизмом есть предвестие больших неприятностей.

Суд и прокуратура в Бразилии независимы. Расследование выявило изящные коррупционные схемы: подряды нефтяной госкомпании («Петробраз» превращён в подобие «Роснефти») «дружественным» строительным фирмам, откаты в партийную кассу, бонусы недвижимостью партийно-государственным чиновникам, начиная с самого Лулы. Этого уже достаточно, чтобы Луле попасть за решётку, Дилме стать частным лицом, Аддаду с треском провалиться на выборах.

Но не только в коррупции дело. Всё гораздо шире и глубже.

Огромная страна отвергла «социализм XXI века». Даже в самой мягкой версии. Всепроникающий бюрократизм и госпропаганда, этатистский культ мудрого чиновника, решающего за народ, что народу нужно, вызвали мощную ответку. Лидером общественного протеста стал не просто правый, не просто консерватор, но правый радикал, словно явившийся из прошлого века. Болсонару победил на таких выборах, что именуют электоральной революцией. Это реальный антиэтатистский, антиноменклатурный бунт. С предупреждением о возможной жести.

Поздравление с (об)ломом

В Европе, особенно Западной, союзниками правящего режима РФ выступают ультраконсервативные и крайне правые силы. Но в Латинской Америке – наоборот, левосоциалистические. Вроде венесуэльского чавизма-мадуризма или никарагуанского неосандинизма. Бразильские правительства Лулы и Дилмы были среди них самыми авторитетными. И победа праворадикального Болсонару – это крушащий облом международной политики путинизма. Такую трещину поздравлением не залатаешь.

Надо ли после всего сказанного уточнять, что бразильский «феномен Болсонару» по смыслу противоположен путинизму? Редчайший случай, когда всякие марковы правы. И перепугались не зря. Путиноидство тормозит перед адекватной силой, способной к отпору. Иных приёмов против лома пока не придумано. И в руках Болсонару что-то вроде лома углядели заранее.

Болсонару ещё не высказывался по поводу отношений с Москвой. Зато много и однозначно – насчёт Пекина, которому намерен жёстко противостоять. Характер отношений путинского Кремля с сицзиньпиновским Чжуннаньхаем говорит сам за себя. Некоторые выводы можно сделать уже из этого. Такие признаки весомее комплиментов Жаира Болсонару в адрес Дональда Трампа.

Но окончательная ясность появится, когда новая Бразилия определится в отношениях с новой Украиной. Ведь в каком-то очень важном смысле Болсонару привёл к победе не столько карнавал, сколько бразильский Майдан.

Жан КАРДОЛИН