Статья

СОЮЗ КОРОНЫ И БРАТВЫ
Четверть века назад странным образом скончался конголезский король-гангстер

28 мая 1992 года Мвами Мвенда Мсири Шьомбека ве Шало Годфруа Мунонго, более известный своим подданным как король Мвенда VI, собирался рассказать о своём участии в убийстве Патриса Лумумбы. Это было что-то вроде пресс-конференции. Монарх готовился к мероприятию загодя. Рассказ предстоял длинный и серьёзный. Выступление было запланировано на вечер, 17:00. Однако в 12:30 племенному королю стало плохо. Непонятно откуда взялась одышка, подоспевшие врачи зафиксировали сердечный приступ. Смерть наступила почти сразу. Люди так и не услышали последнего рассказа Годфруа Мунонго.

Корень рода Мсири

Прошло ровно 25 лет, а воз и ныне там. О последних днях жизни и обстоятельствах гибели первого премьер-министра Конго известно ненамного больше, чем к моменту таинственной смерти короля. Совпадение ли это? «Не думаю», как сказал бы один российский пропагандист. Значит, кто-то не хотел огласки некоторых подробностей того давнего убийства. Однако смерть Мвенды VI — это и есть самое красноречивое свидетельство.

Потерпевшее тяжёлую утрату королевство возникло в середине XIX века. Основателем его стал человек по имени Мсири. Отец Мсири поднялся на торговле слоновьей костью и «чёрным деревом», то есть рабами. Он пошёл по стезе отца и — как-то так получилось — захватил власть в одном из мелких княжеств Южного Конго. Государство называлось Йеке (Байеке). После нескольких завоевательных походов оно считалось одним из самых обширных в регионе. Впоследствии на этой территории возник регион Катанга.

Будучи коренным африканцем, Мсири любил женщин. Детей у него было как грязи, хотя жили они далеко не в грязи. Кое-что перепадало и простому населению. Мсири провёл в своём королевстве целую серию реформ, среди которых можно выделить вакцинацию против оспы и составление обширного свода законов. Поскольку страна богата медью, то Мсири внедрил производство медной проволоки. Разумеется, всё это сделано не без подсказки европейцев, к тому времени положивших глаз на Экваториальную Африку.

Мсири торговал с португальцами, англичанами и бельгийцами. Но вовсе не мечтал проснуться в стране, где над ним стоял бы кто-то из европейских монархов. Поэтому все предложения о протекторате он категорически отвергал. Кончилось тем, что бельгийцы просто-напросто убили его.

Королевство Йеке вошло сначала в состав так называемого «Свободного государства Конго» (личное владение бельгийского короля Леопольда), а затем — бельгийской колонии Конго. Но не исчезло. Потомки Мсири продолжали сменять друг друга на троне. Но теперь от них мало что зависело. Бельгийцы правили, а местные правители выполняли церемониальные функции. У них, конечно, был огромный двор и множество родственников, претендовавших на трон в случае смерти очередного короля. Одним из таких родственников являлся Годфруа Мунонго. Прямой потомок Мсири и сын короля Мванангвы Мутампуки Мвамве Мунонго Мусамфии Нтанги. Блестящий интеллектуал, кроткий католик и глава одной из организованных преступных группировок.

Годфруа из КОНАКАТ

Имя Годфруа, данное ему при рождении 20 ноября 1925-го, мало что европейское, так ещё и навевает мысли о чём-то средневековом. Похоже, ему на роду было написано стать одним из знаменосцев «нового средневековья» по-африкански.

В отличие от своего знаменитого предка, Годфруа не только перенимал европейские привычки, но и уважал европейскую политическую культуру. Ему нравились бельгийцы, а особенно — бельгийцы-антикоммунисты. Бельгийских леваков он не очень любил, хотя, в общем-то, с ними ему и общаться не пришлось. Зато он прекрасно знал местных леваков. Точнее, коммунистов. Причём просоветских. Называть ли их леваками — вопрос второстепенный. Главное, что их идеи Мунонго в душу вообще никак не западали. Коллективизация, централизация, однопартийность, «взвейтесь кострами»… Абсолютно не его профиль!

Мунонго больше нравились идеалы, олицетворяемые европейскими правыми: индивидуализм, демократические свободы, местное самоуправление, право мутить любые движухи и решать любые вопросы по существу. Поэтому, когда в ноябре 1958-го возникла Конфедерация племенных объединений Катанги (КОНАКАТ), Годфруа стал первым председателем данной организации. Продолжалось это недолго: вскоре выяснилось, что Мунонго, оказывается, на госслужбе. Не то чтобы это было западло, но братва таких приколов не понимала. Пришлось уступить место лидера партии Моизу Чомбе.

Надвигалась деколонизация. Пацанам из КОНАКАТ, конечно, менты были не кенты. Но в общем и целом они ничего не имели против бельгийцев. Те особо не борзеют. А вот если их отсюда выгонят, то к власти стопудово придут коммунисты. На фоне местных коммунистических ментов — уж лучше европейские.

Вышло ровно так, как братва и предполагала. Первым главой правительства независимого Конго 24 июня 1960-го стал Патрис Лумумба. В честь которого в столице СССР Университет дружбы народов назвали. Правда, назвали уже потом, но катангские ребята заранее знали, чем всё закончится. Они не хотели, чтобы ими правил человек, связанный с Москвой.

Чёрная братва

В июле 1960-го жители Катанги провозгласили независимость от Конго. Главным условием для возвращения в состав страны они объявили снятие коммуниста с должности премьер-министра. Президент Жозеф Касавубу согласился с ними и 5 сентября сместил Лумумбу, посадив под домашний арест. Лумумба сразу же по радио обратился к народу: дескать, всё это незаконно.

6 сентября руководители основных конголезских партий заявили о поддержке Лумумбы. 7 сентября палата депутатов аннулировала решение президента о смещении Лумумбы. 8 сентября к нижней палате присоединился сенат. Но вмешались войска ООН. Всё это время «миротворцы» помогали президенту удерживать решение об отстранении Лумумбы. 12 сентября его переправили в тюрьму, но местные солдаты тотчас же освободили экс-премьера.

Государство Катанга это время жило своей жизнью. Президентом и главой правительства стал 40-летний Моиз Чомбе, председатель КОНАКАТ. Он, как и Мунонго, принадлежал к королевскому роду, но народность другая — лунда. Его отец Жозеф Капенда Чомбе умудрился стать первым миллионером Бельгийского Конго. Владел мельницами, автопарками, отелями и прочими объектами вложения капитала. В отличие от Мунонго, Чомбе был протестантом, а если совсем конкретно — методистом. Недаром он вожделенно ждал времени, «когда деньги будут давать не меньшую силу, чем аристократическое происхождение». Чомбе-младший и Годфруа Мунонго стали верными соратниками. Параллельно Моиз развивал бизнес-империю, доставшуюся от Жозефа.

Правой рукой бизнес-принца стал, разумеется, человек, близкий к финансам. 36-летний Жан-Батист Кибве до назначения министром финансов Государства Катанга побывал судьёй в Элизабетвиле, а затем стать вице-председателем КОНАКАТ. Поскольку столица Катанги располагалась в Элизаветвиле, то уезжать никуда не пришлось. Будучи министром, Кибве налаживал связи с бельгийскими горнодобытчиками, и получалось у него чрезвычайно хорошо. С европейцами этому юристу, социологу и экономисту в одном флаконе говорить было не впервой. Благо, после деколонизации Катанга стала единственной провинцией Конго, где белые не чувствовали, что за ними скоро придут и ограбят.

Информационное сопровождение обеспечивал 48-летний мастодонт христианской музыки Жозеф Кивеле. Он принадлежал к народности табва. Как видим, в высшем руководстве катангских сепаратистов царили интернационализм и толерантность ко всем этносам, включая бельгийцев. В отличие от приземлённого Чомбе, Кивеле тянуло к высокому. Он любил органную музыку и серьёзно изучал европейскую классику. Много лет играл на органе в главном соборе Элизабетвиля. Будучи католиком, особое внимание Кивеле уделял религиозным мотивам. Будучи негром, он понимал, что без ритмичного бита прихожане его не поймут. Пришёл к епископу: так и так, надо бы ввести в богослужение барабаны. Епископ дал добро.

Кивеле не только играл музыку европейских классиков, но и сочинял свою. В ней больше ритма и местного колорита. Гимн Государства Катанга, кстати, тоже сочинил он. Неудивительно, что ему доверили курировать образование в новой стране.

За связь в кабинете министров отвечал Альфонс Киела. А за полицию и госбезопасность — наш герой Годфруа Мунонго, министр внутренних дел. С сохранившихся фотографий смотрит на нас добродушное чёрное лицо с белозубой улыбкой. Кого, Моиз? Приказывай. Не тормози только.

Эта четвёрка — Мунонго, Кибве, Кивеле, Киела — имела колоссальную власть и именовалась «малым кабинетом» Катанги. В случае отсутствия Чомбе они были полномочны принимать решения. Коллегиально.

Надо упомянуть ещё двух человек, сыгравших огромную роль в становлении Катанги. За дипломатию отвечал журналист-железнодорожник Эварист Кимба Мутомбо. А непосредственное руководство полицией осуществлял Пий Сапве, подчинявшийся Мунонго.

В Катанге царила демократия. Но своеобразная, в духе «нового средневековья». Полиция, обладавшая огромными полномочиями, сквозь тёмные очки смотрела на полулегальные формирования с непонятным статусом. А временами сотрудничала с ними. Ведь вопрос стоял так: или коммунизм, или низовые движухи. Коммунистов местные полицейские жутко не любили, поэтому сделали ставку на кооперацию с местной братвой. Тем более что и сама полиция, включая министра, из той же братвы состояла.

В таких условиях хуже всего приходилось тем, у кого не было оружия. Прочухав это, многие местные жители обзаводились пистолетом или ещё какой-нибудь берданкой. Дабы в случае чего не попасть впросак. Оружие пошло в дело, когда началось полномасштабное наступление сил ООН, взявшихся «восстанавливать законность». У катангцев было чем отбиваться.

Души мятежа

В столице Конго Леопольдвиле (теперь – Киншаса) происходили не менее бурные события. 12 сентября, как уже сказано, восставшие солдаты освободили Лумумбу. А уже 14 сентября начальник генштаба Жозеф Дезире Мобуту совершил переворот, объявив об окончательном низложении Лумумбы. Интересно, что в новообразованный комитет по управлению страной он набрал студентов, выпускников и прочих раздолбаев. Не помешает намотать на ус.

Поскольку Мобуту распорядился во что бы то ни стало арестовать беглого Патриса, тот сбежал в Стэнливиль. Долго на свободе ему ходить не позволили. В конце ноября войска взяли его и отправили на очную ставку с Мобуту. У того имелись счёты к арестованному: Лумумба, ещё находясь во главе правительства, намеревался натянуть кожу начальника генштаба на барабан. Теперь пришла пора бояться самому Патрису. Кожу с бедного коммуниста не содрали, но, говорят, избили крепко. Мобуту придумал самую страшную месть: он выдал Патриса катангским сепаратистам. Чтобы был понятен драматизм ситуации, следует представить себе следующее: Ельцин в 1993-м в качестве мести Хасбулатову отправляет его лично Дудаеву в штаб, дескать, делай с ним что хочешь.

Кажется, именно в этот момент Лумумба понял, что ему не жить. Если бы он знал, что в его честь назовут всемирно известный вуз, то, наверное, это как-то подбодрило бы его перед казнью. Увы, он не знал. Вместе с ним в лесной хижине смертников находились единомышленники Патриса — Жозеф Окито и Морис Мполо. Пока они ждали своей участи, к ним заходили Мунонго, Кибве, Кимба, Сапве и некоторые бельгийцы.

Судя по всему, главным инициатором устранения Лумумбы стал Мунонго. В то время как Чомбе сомневался, следует ли так уж жёстко. Как Годфруа убедил Моиза, мы могли бы узнать, если бы Мунонго дожил до своей последней речи. Но уже не узнаем.

И вот настало 17 января 1961-го. Кибве зашёл к Лумумбе и напомнил о его прежнем обещании прийти в Катангу и раздавить КОНАКАТ. Тогда Кибве сказал: «Нет, это мы вас раздавим». Теперь Патрис признал правоту катангского финансиста.

Приговор приводил в исполнение то ли Пий Сапве, то ли кто-то под его присмотром. Контролировал процесс Годфруа Мунонго. Очевидцы потом отмечали такую деталь: все были на нервяке, кроме двоих – Мунонго и Кибве. Эти двое бодро прикалывались, перешучиваясь друг с другом.

Известно, что накануне расстрела кто-то телефонировал Пию Сапве: типа, не торопись кончать Патриса, подожди, пока все приедут. Кто «все»? Чомбе + 18 министров Катанги? И кто телефонировал? Доподлинно неизвестно. Но это мог быть только сам Чомбе. Видимо, всё-таки комплексовавший перед окончательным решением. Но Мунонго не комплексовал. Ждать никого не стали. Через день «Нью-Йорк таймс» вышла с заголовком «Лумумба капут».

15 февраля в Элизабетвиле прошла пресс-конференция Годфруа Мунонго. Тот оставался в хорошем настроении. «Конечно, теперь скажут, будто это мы его убили, – сказал он. – Отвечаю: докажите!» Такое откровенно братковское поведение мало кому в мире понравилось (до «ихтамнетов» было ведь ещё далеко). «Прогрессивная мировая общественность» вообще рассвирепела.

Ещё когда Лумумба был у власти, он попросил помощи ООН в подавлении катангского мятежа. ООН осудила повстанцев, но высылать войска в непокорную провинцию не торопилась. Теперь время пришло.

Мунонго тем временем, с апреля по июнь 1961-го, помимо МВД успел побывать, врио президента Катанги. Но когда Чомбе вернулся, должность без проблем вернулась ему. Вообще, удивительное дело: несмотря на мафиозные нравы, царившие в Катанге, участники правящего кабинета как-то умудрялись сотрудничать без взаимного подсиживания. Никаких чисток, никакой «охоты на ведьм». 15 ноября 1961-го умер композитор Жозеф Кивеле, и произошло это по естественным причинам. Он оставил после себя не только десятерых детей, но и несколько музыкальных произведений. Так получилось, что он, ставший душой катангского мятежа, по сути унёс в могилу и саму независимую Катангу.

Ещё за два месяца до его смерти, в сентябре 1961-го, войска ООН взяли Элизабетвиль и отчитались об успешном окончании операции. Через несколько дней сепаратисты отбили свою столицу Катанги, но исход был очевиден. Ещё два года войсковых «боданий» и убийств — и Катанга окончательно пала.

Путь в короли

Но братву просто так от решения вопросов не оттеснишь. Теперь катангские сепаратисты рулили всей страной. 10 июля 1964-го Чомбе назначен премьер-министром и одновременно министром иностранных дел Конго. Мунонго — министром внутренних дел. Всего Конго. Будучи бывалым мятежником, он не обломился подавить «восстание симба», поднятое лумумбистами. На этот раз мятеж оказался насквозь прокоммунистическим, и Годфруа его с радостью обезвредил. В этом ему помогли давние союзники в лице белых наёмников-коммандос. Повода этим бравым ребятам искать не приходилось: лумумбисты не жалели европейцев и их друзей-негров. Боб Денар, Майк Хор, Жак Шрамм, Зигфрид Мюллер таких вещей не прощали и мстили жёстко.

Мавр сделал своё дело. Ровно через год Мунонго ушёл в отставку. Спустя три месяца, 13 октября 1965-го, ушёл и Чомбе. Вместо него премьером Конго стал Эварист Кимба, к тому времени таки рассорившийся с шефом. Это ухудшило его карму, и 24 ноября, через полтора месяца, он лишился должности. Диктатором Конго стал Мобуту — теперь уже на тридцать с лишним лет.

Кимба пытался устроить новый заговор. Причём вовлёк в него представителей самых разных позиций: и сторонников Касавубу, и последователей центриста Сирила Адулы, и даже друганов злополучного Лумумбы. Но товарищей по несчастью раскрыли. И 2 июня 1966-го повесили при огромном стечении народа.

Чтобы убить всех зайцев одним махом, Мобуту обвинил в измене ещё и Чомбе с Мунонго. Первому пришлось бежать, второго посадили под арест. Мобуту два года думал: казнить или не казнить. Пришёл к выводу, что люди не поймут. Ведь Мобуту вознамерился возродить в Конго «духовные скрепы» и в честь этого даже переименовал страну в Заир. Самого себя он назвал так, что и не произнесёшь с одного раза. А племенные вожди и аристократы — тоже духовные скрепы, как ни крути. К тому же тут не просто аристократ, а потомок самого Мсири! Короче, 30 августа 1968-го двери тюрьмы распахнулись перед Годфруа Мунонго. 43-летний браток-гэбист-антикоммунист вдохнул воздух свободы.

Дальше он жил припеваючи. Всё у него получалось. Захотел стать вице-председателем транспортного управления — стал. Соизволил вступить в права директора заирско-итальянской фирмы — вступил.

12 сентября 1976-го совет вождей народа йеке объявил Годфруа Мунонго королём Байеке. А это уже пожизненный иммунитет от любых преследований. Дальше оставалось только собирать фольклор и пропагандировать катангскую духовность — Мобуту это дело всячески приветствовал. Сразу две выгоды: и духовные скрепы становятся крепче, и король братвы в большую политику не лезет, лишних вопросов не задаёт.

И вдруг — на-те вам! — Мунонго объявляет на весь мир, что хочет рассказать о гибели Лумумбы. Которого Мобуту, к слову, официально провозгласил национальным героем. А при жизни выдал катангцам на расправу. Такое часто бывает: того, кто в ходячем состоянии казался опасным, после смерти не зазорно объявить святым. Мёртвые ведь не кусаются. Но трогать их память тоже лишний раз не надо. Умер — и ладно.

Короче, день обещанного рассказа стал днём смерти Годфруа. После себя он оставил девятерых детей, и один из них, Мвами Кристиан Мунонго Мсири Мвемера, тут же провозглашён королём Байеке под именем Мвенда VII. Когда он скончался, следующим королём в октябре 1997-го – уже после свержения Мобуту – стал другой сын Годфруа: Мвами Мвенда-Банту Канеранера Годфруа Мунонго-младший. Он правит до сих пор, и зовут его Мвенда VIII. А наследником престола считается младший сын Годфруа, носящий скромное европейское имя Патрик. Вдова Годфруа, известная под прозвищами Майо Капапа и Маман Клотильда, скончалась четыре года назад.

Джунгли и поле

Судьба катангского политического проекта незавидна. Чомбе бежал из страны, был похищен при угоне самолёта и доставлен в Алжир. Там он и умер от сердечного приступа под комфортным домашним арестом. Кибве занимался бизнесом и старался не лезть куда не просят. Мунонго ушёл в «возрождение традиций». Катангские боевики, которые успели сбежать в соседнюю Анголу, потом скорешились с коммунистами и при их поддержке устроили два мятежа в родной провинции: в марте 1977-го и мае 1978-го.

Новое поколение катангских гангстеров установило жуткую рабовладельческую систему. Конголезцы в каторжных условиях добывают колтан. Боссы продают его за границу – чтобы мобильные телефоны хипстеров был понавороченнее и подешевле. Вот так — от антикоммунизма через шашни с коммунистами к безыдейной банде убийц — деградировала знаменитая катангская вольница.

Люди потеряли ориентиры. Не без помощи внешних «добродетелей», но в том числе и по собственной вине, по собственной беспечности. Кибве под конец ещё пытался что-то делать по улучшению ситуации в родных краях, но не слишком успешно. В 2008-м его не стало. С ним окончательно ушла в легенду эпоха вольной Катанги.

Нельзя снимать вины и с европейцев. Бельгийцы XXI века мало похожи на бельгийцев 1960-х. Много слов о демократии и правах человека, но мало конкретных действий, чтобы эти самые права защитить. А когда не можешь защитить чужие права, то и твои под угрозой. В Катанге начала 1960-х сложилась уникальная ситуация, когда – при всех издержках полумафиозной политической системы – местные чернокожие успешно защищали бельгийских поселенцев, а бельгийские наёмники мирных негров. Сейчас об этом и речи нет. Европейцам в тех краях просто страшно находиться. Да и чёрного могут убить ни за что ни про что.

Ситуация явно не из лучших. Остаётся лишь надеяться, что рано или поздно найдётся новая сила, которая возьмёт из прошлого всё лучшее и рано или поздно сделает этот край свободным. Есть прецедент. Есть память о людях, которые создали когда-то союз короны и братвы, авторитетных аристократов и народных вожаков. Во имя свободы. Точнее – воли. Похожей на русскую. В джунглях, похожих на Дикое поле. Вот главный урок, который можно извлечь из истории ныне упразднённой провинции Катанга.

Виктор ГРИГОРЬЕВ