Статья

НЕ ПО-ДЕТСКИ

Более 162 миллиардов рублей планируется выделить из федерального бюджета на развитие детского здравоохранения в стране в 2011—2012 году. В частности, продолжится реализация ранее начатых программ «Родовой сертификат», неонатальный и аудиологический скрининг, а также мероприятий по формированию здорового образа жизни среди детей, профилактике вертикальной передачи ВИЧ-инфекции от матери к ребенку и диспансеризация детей-сирот.

Главный упор делается на развитие перинатальной медицины, от состояния которой напрямую зависит уровень младенческой смертности. Особое внимание обращается также на национальный календарь профилактических прививок, в который будут включены прививки против гемофильной инфекции, которая представляет наибольшую опасность для детей в возрасте до пяти лет, так как вызывает тяжелые заболевания - менингит, пневмонию и другие. Кроме того, увеличиваются объемы высокотехнологичной медицинской помощи женщинам и детям. В 2011 году эту помощь получат 55 тысяч детей.

Вместе с тем Минздравсоцразвития отмечает, что состояние материально-технической базы медучреждений, уровень подготовки и обеспечения кадрами пока еще не позволяют внедрить современные организационные технологии на всей территории России.

Для решения этой задачи начинается модернизация здравоохранения всех регионов, в том числе службы родовспоможения и детства. В частности, программа предусматривает развитие стационарной помощи детям в регионах и внедрение новых высокоэффективных технологий. Во всех регионах планируется создать межрайонные центры, где предполагается развивать специализированные виды медицинской помощи детям с учетом региональных особенностей, структуры смертности и заболеваемости детей.

Это – уровень федеральный. А как обстоят дела в Петербурге?

С учетом инвестиционных расходов наиболее значимые объемы ассигнований в 2011 году предусмотрены по следующим отраслям - образование – 68 миллиардов рублей (18,4 процентов в расходах бюджета) и здравоохранение, физическая культура и спорт – также 68 миллиардов рублей. Все остальные статьи - жилищно-коммунальное хозяйство, социальная политика, дорожное хозяйство, транспорт – остаются далеко позади. И значительная часть этих средств пойдет именно на детскую медицину. Кстати – достаточно эффективную. Ведь не случайно уровень детской смертности в самом северном мегаполисе мира ниже, чем в соседних странах Скандинавии и той же Японии. И это при том, что уровень зарплаты участкового педиатра колеблется в пределах 12—14 тысяч рублей, а специалисты учебных педиатрических заведений получают в месяц около 5 тысяч.

Но не стоит забывать, что за цифрами вполне достойного финансирования и примерами истинного профессионального подвижничества стоят судьбе не каких-то среднестатистических, а вполне конкретных детей. И страдания ребенка – своего, чужого ли – всегда переносишь тяжелее, чем собственные. И когда слышишь доносящиеся из высших, а затем – средних и низших эшелонов власти слова о необходимости повышения рождаемости, важности заботы о детстве и материнстве, а потом сталкиваешься с реальными больными детьми, то начинаешь понимать – что-то неладно в самой системе детской медицины. Казалось бы, отлаженной десятилетиями. Казалось бы, долженствующей стать самым главным национальным проектом, работающим на самую главную национальную идею – наше будущее.

Какова она сейчас – ситуация в российской педиатрии на примере Петербурга? Что надо сделать, чтобы наши дети становились здоровыми, а значит – счастливыми гражданами нашей страны? На двух конкретных петербургских примерах мы попытались разобраться в этой проблеме. Выводы же пускай делают читатели.

Два мальчика

…О Мише Канашеве два года назад немало писали в газетах – и общественно-политических, и партийных. Помимо статей, следовали или призывы журналистов о помощи ребенку, или обещания политиков ее оказать.

Дело в том, что Миша – сейчас ему пошел четвертый год – болеет очень редким генетическим заболеванием – несовершенным остеогенезом. То есть у мальчика очень хрупкие кости. (Именно поэтому иногда эту болезнь называют «хрустальной»). Он родился с 63-процентным дефицитом костной массы. Когда он появлялся на свет, у него сломались бедро и ключица. Родителям предложили отказаться от сына. Они отказались от отказа. Научились одевать сына в специальные распашонки, купать на поддоне, выгуливать на специальной переноске.

Я видел этого мальчика собственными глазами. В первый раз удивился – вроде совсем малыш, которого родители носят на руках, а взгляд – как у взрослого человека. Уже потом я узнал, что побочным эффектом «хрустальной» болезни являются удивительные качества людей, ею страдающих – невероятная сила воли, огромный творческий потенциал, лидерские качества, умение притягивать к себе людей не из сострадания, а в силу цельности и чистоты характера.

В общем-то у Миши Канашева форма заболевания – средняя. Ведь в случае тяжелой формы его кости ломались бы под тяжестью одеяла, от приступа кашля, просто от любого неловкого движения. Так что у мальчика есть шанс побороть недуг. Но только – до достижения 13 лет (затем его скелет окончательно сформируется, и будет поздно). И не удивительно, что родители хотят сделать так, чтобы их мальчик в дальнейшем смог играть в футбол, лазать по деревьям, бегать наперегонки – что там еще делают мальчишки? Но все упирается в деньги и бюрократические процедуры.

Курс лечения, который необходимо пройти Мише, не зарегистрирован в российском реестре. Когда его зарегистрируют – неизвестно. А время идет. По сравнению с этим тот факт, что ребенку каждые два года нужно подтверждать инвалидность, даже как-то внушает оптимизм – в той же Москве инвалидность дают сразу до 18 лет. Значит, наши чиновники верят, что таких детей можно вылечить. Например, тем же препаратом памидронат (в год нужно пройти 5 курсов лечения по 60 тысяч рублей каждый).

Впрочем, в Европе курсы специализированного лечения есть. Однако операция по установке телескопического штифта на одной кости в германской клинике – без лекарств, анестезии и реабилитации – стоит 30 тысяч евро. А их необходимо шесть – на двух бедренных костях и четыре – на голенях. Кроме того, мальчику нужны израильские защитные ортезы для ходьбы стоимостью в 5 тысяч евро. Наконец – Мише нужно регулярно проходить курсы лечения в санаториях ортопедического типа с возможностью купания в морской воде. Хотя бы – в Анапе или Евпатории. Но семья мальчика - до рождения Миши его мама работала учительницей начальных классов, папа – рабочий – взять на себя такие расходы в буквальном смысле не в состоянии. Все попытки собрать деньги через СМИ или политиков по большому счету закончились неудачей. Единственное – о Мише Канашеве узнали неравнодушные люди, которые и стали помогать кто чем может. Но эти деньги – крохи…

Этот случай – из разряда редких, даже редчайших, несовершенный остеогенез поражает лишь одного человека из 15 тысяч. Но вот вам другая история, которая может произойти практически с каждым.

…30-летний мужчина заболел туберкулезом легких в открытой форме. Еще недавно высокий крепкий парень, он резко сдал – похудел, осунулся, взгляд стал жалостливо-растерянным. Но главной причиной его терзаний стала не его собственная болезнь. Просто вместе с папой ту же болезнь подхватил его полугодовалый сынишка.

После истории с медсестрой из Института Отта, которая с открытой формой туберкулеза легких работала непосредственно с грудничками, понимаешь – наши дети могут подхватить эту заразу где и когда угодно. В чем и состоит ее отличие от «хрустальной» болезни. Но что делается для того, чтобы выздоровели и Миша Канашев, и тот малыш?

«Как вы оцениваете состояние детской медицины в Петербурге и в целом по России на примере двух вышеназванных заболеваний? Как обстоят дела с их диагностикой, методикой лечения, есть ли квалифицированные медицинские кадры, оборудование, медикаменты? Насколько они отвечают современным требованиям? Почему иногда те или иные детские заболевания не входят в принятый в России перечень и для них не предусмотрены финансирование, не закупаются медикаменты и т.п.? Быть может, с учетом последнего фактора можно делать обмен больными детьми – мы лечим те заболевания, в которых сильны, и отправляем за границу тех, кого вылечить не можем? Как эти вопросы решаются на правительственном и законодательном уровнях - городском и федеральном? Есть ли ресурсы – административные, финансовые, технические, организационные - для решения возникающих проблем?» - с этими вопросами мы обратились к Владимиру Викторовичу Левановичу, профессору, ректору Санкт-Петербургской Государственной Педиатрической медицинской академии. И вот что он нам ответил.

- Убежден, что ситуация с лечением редких заболеваний у детей в Петербурге гораздо более благополучная, чем в целом по России. Кстати – это утверждение справедливо и для редких «взрослых» болезней. При этом правовые и другие основания для лечения детей все время обновляются. Вот недавно я получил письмо от главного терапевта Санкт-Петербурга Вадима Ивановича Мазурова, в котором он просит предоставить ему специалистов по различным направлениям для работы над перечнем заболеваний, при лечении которых требуется финансовая поддержка. Потом эти разработки лягут в основу конкретных программ Минздравсоцразвития.

Вообще скажу так – педиатрия в Российской Федерации является приоритетным, даже привилегированным направлением в медицине. Это касается и редких заболеваний, возникающих при беременности из-за генетических сбоев или проблем на уровне хромосом. Сразу замечу – как

правило, они возникают по причине мутаций. Так вот, перечень таких заболеваний периодически обновляется, происходят изменения и в ценовой политике (ведь лечение таких заболеваний стоит немалых денег). Впрочем, таков подход и к нозологическим болезням, тому же туберкулезу. Ведь и для их лечения подчас нужны дорогостоящие препараты, которые борются с болезнью уже на генном уровне. Их перечень так же претерпевает изменения. Конечно, кому-то хочется, чтобы они происходили быстрее, но не следует забывать, что перед внедрением в широкую практику все лекарства должны пройти клинические испытания именно по линии педиатрии.

Что касается финансирования, то по крайней мере федеральные педиатрические учреждения недостатка в нем не испытывают. Особенно это актуально для курсов лечения с применением высоких технологий. Например, для нашей Академии в год выделяется 2,5 тысячи федеральных квот по лечению пациентов с применением металлоконструкций, которые вживляются в позвоночник или вставляются вместо суставов. При этом следует учесть, что цена металлоконструкций, изготавливаемых по индивидуальному заказу, может доходить до 20 тысяч долларов. И все это покрывается за счет средств из федерального бюджета – слишком уж велика социальная значимость такого лечения.

Часто российских педиатров упрекают в том, что их коллеги из Германии или Израиля работают не в пример эффективнее. Так вот – категорически заявляю, что все рассказы о высоком уровне детской медицины за рубежом – миф! Там процветает механистический подход к лечению, при котором человек воспринимается как машина, у которой просто нужно поменять запчасти. В России же лечат именно человека, врачи хотят стать для него родными и близкими. Потому что медицина, это не ремесло, а искусство. Легко поставит диагноз и отослать его через компьютер, гораздо труднее, но зато во много раз эффективнее проявить к больному чувство сострадания.

У нас специалисты, технологии и материалы, наш потенциал позволяет лечить практически любые заболевания. Есть и новые разработки. Например – гамма-нож для удаления опухолей, в основу которого положены принципы, которые действуют в приборах самонаведения баллистических ракет.

Проблема здесь в другом – производителям медицинского оборудования по различным причинам не всегда выгодно развивать долгосрочное производство сложных аппаратов и приборов. Тем более что те же протезы – товар штучный, его надо изготавливать по конкретному заказу. Не стоит забывать и про извечные бюрократические препоны.

Кстати, пользуясь случаем, хочу сказать пару слов о различных благотворительных фондах, которые аккумулируют деньги на лечение больных детей. Я категорический противник таких структур, потому что не знаю, как и куда тратятся собранные средства. Когда мне приходится общаться с их представителями, то я сразу предлагаю: «Давайте мы будем лечить ребенка бесплатно, а собранные деньги вы передайте на нужды академии. Мы лучше знаем, как ими распорядиться!».

Теперь – о конкретике вопросов. По поводу редких заболеваний у детей выскажу свою субъективную точку зрения – как правило, в них виноваты сами родители. Почему они, желая иметь здоровое потомство, не могут еще до брака пройти не очень-то и дорогое генетическое обследование? Ведь беду можно предотвратить уже на этом этапе! Тем более что в Петербурге пройти их не так уж и сложно. Конечно, нужно как можно скорее ввести в полном объеме и электронные паспорта здоровья.

Конечно, в регионах ситуация несколько иная. Попросту невозможно в каждом населенном пункте наладить лечение таких болезней. Для этого и выделяются квоты, в сумму которых входит и переезд больного ребенка к месту лечения вместе с одним из родителей, и проживание взрослого.

Что касается отсутствия некоторых заболеваний в перечне, то здесь с каждым случаем нужно разбираться отдельно. Скажу только, что этот перечень регулярно дополняется.

С теми или иными медикаментами дела обстоят следующим образом – если нет официального разрешения – после прохождения специальной процедуры клинических испытаний и других стадий - на их применение на территории РФ, то использование таких препаратов запрещено законом. Не будем забывать и про врачебные риски применения таких лекарств – в первую очередь для самих больных.

Но сразу замечу – при всей медицинской сложности каждого конкретного случая редкого заболевания, при всем сострадании к такому ребенку следует сказать, что редкие патологии в Петербурге встречаются одна на 20-32 тысячи новорожденных.

Теперь что касается более распространенных инфекционных заболеваний. Понимаете, в каждую историческую эпоху доминировало какое-то заболевание – чума, холера, оспа. Кстати, насчет СПИДа, который называли «чумой ХХ века». Это не чума, а патология развития генома человека, а в целом – очень большая профанация, не заслуживающая того внимания, которое ей уделяется. Он не грозит вымиранием человечества, потому что достигнута критическая масса больных. Намного больше их уже не будет. На его родине, в Африке при большом числе носителей распространение СПИДа практически остановилось.

В ХХ веке настала эра антибиотиков, которая серьезно изменила всю картину. Взять тот же туберкулез легких. По нему в течение долгого времени не менялся прививочный материал. Под влиянием зачастую неправильно назначенного или примененного лечения антибиотиками палочка Коха модифицировалась, и возникала устойчивость к прежним лекарствам. Добавим сюда социально-политические причины, например – развал СССР и прежней системы профилактики. Не работают прежние нормы, при которых больным с открытой формой туберкулеза выделялись отдельные квартиры. Высок наплыв иммигрантов. И все равно скажу – и детский туберкулез излечим. Главное – не держать малыша в больнице, вполне достаточно дневного стационара. Такой опыт в Петербурге уже есть. Тем более что власти и лично губернатор Валентина Матвиенко всегда поддерживают подобные начинания.

Но поверьте, туберкулез – не самая большая беда. В петербургской педиатрии наибольшие опасения вызывают такие заболевания, как ревматизм, полиартрит, красная волчанка, болезнь Бехтерева, которые вдобавок дают серьезные осложнения. Болезни, входящие в группу коллагенозных, приводят к нарушениям соединительных тканей, и лечение из-за стоимости препаратов обходится очень дорого. Гораздо дороже, чем в случаях с редкими заболеваниями.

Еще одна проблема – если ребенок подхватил вирусную инфекцию, его нельзя лечить при помощи антибиотиков. А родители зачастую против вакцинации. И здесь нужен консенсус между ими и медиками. Хотя согласен – у детей бывает много противопоказаний к прививкам, в первую очередь – из-за последующих аллергических реакций. К тому же прививок становится все больше, а они не должны наслаиваться одна на другую.

Такая вот получается картина. И тем не менее при всех сложностях скажу – если оценивать петербургскую педиатрию по 10-балльной шкале, то я смело могу поставить е 8 и даже 9 баллов. Взять тот же показатель детской смертности. Так вот, он у нас для детей до одного года – на уровне Норвегии – 3,2-3,3 случая на одну тысячу. И нас в Академии он еще ниже – 0,04 процента на одну тысячу, включая случаи тяжелых травм. Что касается остальной России, то в ее европейской части она находится на достаточно продвинутом уровне, а все проблемы за Уралом связаны в первую очередь с гигантскими расстояниями. Например, в якутских городах есть отличные больницы и специалисты, хватает лекарств, но и территория – как четыре Франции!

Детскую медицину часто критикуют за слабые кадры. Не согласен. К примеру, за последние 10 лет наша Академия выпустила много хороших специалистов. Повышению квалификации педиатров уделяет большое внимание и Министерство здравоохранения и социального развития.

Что касается врачей на низовом уровне – в районных поликлиниках, в небольших городах и деревнях, то в этом вопросе нужна такая стратегия – заполнить все вакансии и регулярно – не реже одного раза в 5 лет – повышать их квалификацию. Для этого есть средства и специалисты, но парадоксально – нет самих обучаемых. Их попросту не отпускают на курсы! Например, недавно мы должны были принять на повышение квалификации 40 педиатров из регионов, а приехало только 25. На этой почве у нас даже возникли некоторые проблемы с финансовой отчетностью - деньги-то нам выделили в полном объеме.

Заканчивая, скажу так – у Санкт-Петербургской Государственной Педиатрической медицинской академии, единственного в мире лечебного заведения с таким статусом, есть большой авторитет. Например, я в принципе могу выйти с предложениями и рекомендациями на любой властный уровень. Последнее доказательство нашего уровня – при разработке новых образовательных стандартов в медицине мне было поручено возглавить соответствующую государственную комиссию. Значит, мы движемся в правильном направлении.

Вместо послесловия

…Минздравсоцразвития РФ выделило за счет средств федерального бюджета 630 тысяч евро на лечение в Италии двухлетней Веры Смольниковой, которой необходима срочная трансплантация сердца, в том числе 378 тысяч евро непосредственно на операцию, а остальные средства – на проживание и питание матери. Ребенок был доставлен из Новосибирска в клинику города Бергамо самолетом МЧС.

Девочка поступила в новосибирский НИИ патологий кровообращения в конце прошлого года с идеопатической гипертрофической кардиопатией. Единственным способом спасти ребенка была пересадка донорского сердца, однако в России из-за несовершенства законодательства о донорстве операции по пересадке органов несовершеннолетних доноров не проводятся. Вере Смольниковой было имплантировано искусственное сердце, которое позволяет пациенту прожить несколько месяцев в ожидании необходимой трансплантации.

Вопрос о транспортировке девочки в Италию решался на уровне правительства Новосибирской области и федеральных министерств. Положение осложнялось отсутствием в России самолетов, предназначенных для транспортировки пациентов, нуждающихся в экстренной пересадке органов. Использование лайнера МЧС, оснащенного специальным оборудованием, для транспортировки отдельных пациентов связано с большими затратами.

…Двухлетний Алеша Некрасов из-за родовой травмы стал инвалидом, у него были поражены нервная система и двигательный аппарат. Его привезли в Санкт-Петербург из Ростовской области по квоте для проведения ортопедической операции. В больнице мальчик начал кашлять, и операцию отложили. Потом мальчика все же прооперировали, в его дыхании обнаружились хрипы. Спустя несколько дней у Алеши поднялась температура до 40,3 градусов, однако врачи отказались переводить мальчика в реанимацию. Спустя несколько минут у Алеши Некрасова остановилось дыхание. Предварительный диагноз – смерть из-за острой сердечной недостаточности, развившейся вследствие пневмонии. Прокуратурой Выборгского района Санкт-Петербурга возбуждено уголовное дело по статье «Причинение смерти по неосторожности».

Аркадий ОРЛОВ