Статья

КОНЕЦ ЕВРОПЕЙСКОГО ЛАГЕРЯ.
ВНР: ЭВОЛЮЦИЯ РЕВОЛЮЦИИ

Венгрия – страна великих революционных традиций. «На всех руках уж цепи дребезжат, в руке венгерца только блещет сабля». «Я, обманутый в светлой надежде, я, лишённый судьбы и души, я однажды восстал в Будапеште против наглости, гнёта и лжи». В общем, «курсанты танцуют венгерку, идёт девятнадцатый год». Но когда пришёл восемьдесят девятый, традиционно-революционная Венгрия обошлась без революции. Запрягали долго и трагически. Поехали быстро и плавно.

Самое упорное сопротивление всеевропейской золочёной сволочи в Весну Народов 1848—1849. Первый коммунистический режим вне советского пространства и в ответ первый фашизм 1919. «Это товарищи коммунисты мерно качаются на фонарях» в 1956. Шандор Петёфи и Артур Гёргей, Миклош Хорти и Бела Кун, Габор Петер и Йожеф Дудаш. Премьер Хорн и президент Гёнц, сходившиеся по молодости в уличных боях. Белое безумие Пала Пронаи против красного кошмара Тибора Самуэли.

Новая Весна Народов осенью 1989-го. Восточноевропейская революция. Бурные митинги на Александрплац, избиения на набережной Влтавы, окровавленный снег Бухареста. А в Венгрии: «Правящая партия приглашает к столу переговоров полтора десятка оппозиционных организаций. Соглашаются лишь семь. Остальные отказывают, полагая, что говорить с ней не о чем. Оппозиция откровенно третирует правящую партию. Правящая партия смиренна, аки добрый христианин». Это даже революцией не было. Власть сама запустила процесс самодемонтажа и сама же ушла. Почему? Это почти загадка.

Одиночество схватки

Венгерская судьба, писал Солженицын, одинока в Европе. «От меча норманна и копья мадьяра упаси нас, Господи» – так они пришли из-за Урала на свою нынешнюю родину. Двигались лавиной вольной братвы и остановились лишь через сто лет перед «омоновской цепью» латников Оттона Великого. Долгие века жили осаждённым фургонным лагерем. Славянское, германское, тюркское окружение было равно враждебным: «По границе северной склоки и грабёж, по границе южной турок не сочтёшь, немцам, в сталь закованным, только дай приказ, и они надвинутся с запада на нас…»

Кругом враг. Это намертво впечаталось в национальный менталитет. От врага защищает государство. Корона святого Иштвана. Мельник Пал Кинижи преданно служит королю Матиашу Хуняди – только так устоит Венгрия в огненном кольце. Но между ними нарастает дворянское средостение. Магнаты, мощь и гордость нации, требуют по достоинству ценить себя. Это не Польша, где в имениях ясновельможного панства просто стоят виселицы, но восставших крепостных возводили на раскалённые троны. «В тех войсках к мужикам родовая месть».

Так было под сенью венгерской короны Иштвана. Не изменилось и под короной Габсбургов, в Австрийской империи. Ответка пришла в ту самую Весну Народов. «Как здоровье ваше, баре-господа? Вам не трёт ли шею галстук иногда? Мы для вас готовим галстучек другой – он хотя не пёстрый, но зато тугой», – писал великий венгерский поэт Шандор Петёфи. Ставший пожизненным кошмаром посла СССР в ВНР, председателя КГБ СССР, генерального секретаря ЦК КПСС Ю.В.Андропова.

Они были первыми

К XX веку Венгрия пришла с сильной репутацией. В первой четверти века ещё её укрепила. Первую мировую войну Австро-Венгерская империя проиграла вместе с Германской и развалилась на национальные части. Трианонский договор, дополнявший знаменитый Версальский мир, раскромсал Венгрию. Пользуясь шоком нации, власть захватили коммунисты, возникла Советская республика за пределами Страны Советов. Второй в истории коммунистический режим. Дальше понятно – где ЦК, там и ЧК. Кровь, грабиловка и политпросвет. Коммунизм и в Африке коммунизм, не говоря о Европе.

Но венгерские белые оказались собраннее и жёстче русских. «Потерявший море» адмирал Миклош Хорти бросил клич на земле. Антикоммунисты собрались в городе Сегед. Гражданская война была скоротечной, но крайне жестокой. Клин вышибли клином, красный террор перебили террором белым. Когда войска Хорти вступили в Будапешт, адмиралу пришлось тормозить своих героев вроде капитана Пронаи, мечтавших о еврейском погроме. За склонность Белы Куна ставить начальниками соплеменников пришлось отвечать всем евреям страны. Вплоть до консервативных миллионеров, одного из которых гусар-рэкетир Пронаи поставил на счётчик.

Второй коммунизм породил первый фашизм. Муссолини ещё не знал, как это называется, а в Венгрии уже появилась «Сегедская идея». Третий путь – антикоммунизм и антикапитализм. Нация, раса и подлинное христианство. Коммунистов перевешать, помещиков урезать, банкиров растрясти, промышленников к станкам. Капитал должен служить стране. Национальный коллектив есть сообщество корпораций. И тогда нация сбросит оковы Трианона, вернёт мадьярские земли.

Графам-консерваторам веры нет, за ними приходят зверолюди-белакуны. Толстосумы-буржуа – тем более не о чем говорить, там каждый первый еврей и спонсор большевизма. Сегедизм опирался на другие социальные группы – офицеров, джентри-интеллигенцию, околокриминальное плебейство. На тех, кто был обделён аристократией, ненавидел её и искал третьих путей. На основе этой идеологии была создана Венгерская ассоциация национальной обороны – вероятно, действительно первая фашистская партия мира.

Армия и фронт

Пассионарные люди, цвет венгерской расы. Дьюла Гёмбёш. Ласло Эндре, Ласло Баки, Миклош Козма, Дьюла Остенбург-Моравек, тот же Пал Пронаи… Все они были не только практиками разборки, но и идеологами ультраправых джентри. Фашизм – это ведь, помимо прочего, ещё и путь наверх. Для младшего офицера, для проигравшего имение и пошедшего по ночлежкам помещичьего сынка, для крестьянина, перебравшегося в город на ровное место, для мелкого клерка, лабазника-носильщика, журналиста, да хоть бы точильщика ножей. Если человек без комплексов. Недаром кое-кто из сегедистов поначалу даже колебался в незабываемом 1919-м между белым Сегедом и красным Будапештом. Бригада отмороженного Пронаи называлась «Гвардия оборванцев». Мы наш, мы новый, типа.

Через два года после победы над коммунистами студенты-сегедисты, собранные Гёмбёшем и Козмой, отбросили от Будапешта монархистов Карла Габсбурга. И начали было вступать на Третий путь. «Насилие есть приемлемый метод, – говаривал Гёмбёш. – Оно позволяет направлять ход истории в интересах не узкой клики, а всей нации». Правящая чиновно-магнатская верхушка, сгруппированная в ипподромном клубе «Золотая подкова», не замедлила с реакцией. «Кто создаёт беспорядки – расстреляю, – сказал адмирал Хорти капитану Козме для передачи капитану Гёмбёшу. – Если слева, то развлекаясь, если справа, то с болью в сердце». Гёмбёш сделал выводы и временно ушёл в бизнес – занялся изготовлением фальшивых фунтов стерлингов.

Миклошу Хорти нельзя было отказать в своеобразной государственной мудрости. Его политику прозвали «маятниковой». Не только между Берлином и Москвой вовне. Ещё и между старым и новым порядком внутри. Десять лет правительство возглавлял близкий и понятный регенту-адмиралу граф Иштван Бетлен. Но развернулся мировой кризис – и премьером стал бригадир-фальшивомонетчик Дьюла Гёмбёш. Между прочим, первый иностранный лидер, которого официально принимал Гитлер. А подошли к Будапешту советские войска – Хорти читает тайное послание коммунистов: «Ради Венгрии необходимо объединение Венгерского фронта с венгерской армией» (Венгерский фронт – это по факту компартия, армия – это Хорти). Он уже решится перейти от Гитлера к Сталину, но немцы руками верного наци Ференца Салаши совершат упреждающий переворот.

Бои за Будапешт будут жесточайшими. Где-то в них исчезнет старый Пронаи, исполнивший заодно свою мечту о погроме. А на следующий год многих сегедистов повесят за венгерский холокост.

Слава и свобода

Второй коммунистический режим в Венгрии поначалу напоминал первый. Матиаш Ракоши был достоин своего бывшего шефа Белы Куна. Не случайно именно здесь антикоммунистическое восстание было самым кровавым. Их реально линчевали пачками. Но ведь и было за что.

Ведь нигде больше повстанцам не приходилось освобождать из тюрьмы 103-летнюю женщину – крестьянку посадили за недосдачу сельхозпродукции. Всего при «венгерском Сталине» Матиаше Ракоши такая судьба постигла более 380 тысяч человек. Каждый двадцать пятый венгр. Больше, чем где-либо в советской зоне Европы. Тоже закономерно: из всех сталинских сателлитов именно ракошисты копировали СССР с наибольшей тщательностью. По всем параметрам и во всех деталях.

За что и получили: «Трупы агентов тайной полиции скручены в канаве. Венгры проходят мимо» (октябрьские корреспонденции из Будапешта-1956). Особенно отличилась, как и следовало ожидать, бригада Йожефа Дудаша. Бывший пламенный коммунист знал свойства этих товарищей, их цепкое умение возвращаться. И поэтому заботился, чтобы возвращаться было некому. Беспрестанный лёт свинца, несмолкающие телефоны в штабе, взломанный госбанк, «Свободный народ»… Ракошистские гэбисты спасались, если успевали сдаться другим революционерам. Гвардейцам Белы Кирая (мечтал стать ветеринаром, не хватило денег на учёбу, пришлось идти в армию). Рабочим Шандора Раца. Студентам Имре Меча из «Клуба Петёфи». Социалистам. Хотя бы хортистам. Это ни от чего не гарантировало, но всё же давало шанс. Лишь бы не попасть в руки недавнего партийного товарища. «Это сражается Будапешт».

О Венгерской революции много и подробно рассказано. Отметим лишь такой штрих. «В славном восстании наш народ сбросил режим Ракоши». Кто произнёс эти прекрасные слова? Миклош Хорти? Из португальской эмиграции он поддержал восставших, хотя лучше бы промолчал. Но это сказал не он. Это сказал ветеран мирового коммунистического движения Янош Кадар, треть века стоявший во главе ВНР. Его тоже можно понять. Именно Кадару поручили уламывать Ласло Райка на признания, обещая оставить в живых. Кадар пообещал, Райка повесили, Кадара посадили. Это ракошизм.

Восстание было всенародным. И поэтому не отличалось монолитностью. Рабочий совет выступал под лозунгом «Нам не нужно правительство, хозяева Венгрии – мы!» и запрещал эксплуатацию в любой форме, будь то буржуазная или сталинистская. Но плечом к плечу (а потом спиной к спине) в одну сторону вели огонь рабочий-социалист и графский сынок-хортист. Иногда это добавляло сил, когда граф Андрашши вёл в бой сотню шахтёров. А иногда… «Закончим с ними – разберёмся, чего вы у папаши в имении растащили. – Что? Думаешь, как этих прогоним, ты опять на меня усядешься?»

В этом тоже был героизм. Победить тогда не мог ни тот, ни другой. Но честь нации они сохранили вместе.

Барачное веселье

Дольше всех держался в Будапеште Центральный рабочий совет. Синдикалисты не сдавались, блокированные со всех сторон советскими танками. Справиться с ними удалось только 11 декабря (восстание началось 23 октября), когда Кадар позвал на переговоры Раца и его соратников. Там их и арестовали. Нравственно всё, что полезно, учил Ленин.

Коммунисты вернулись в советском обозе. Но коммунисты были уже не те. Кадар и от начала не во всём напоминал Ракоши и Куна. «Кто не против нас, тот с нами», – вывернул он наизнанку известный лозунг мирного коммунистического строительства. «Гуляш-коммунизм» отразил феномен венгерской истории. От одинокой судьбы и перманентного героизма можно и подустать. Кадар пошёл навстречу этому чувству. Всё-таки трупы на фонарях посреди Европы и XX века… Повторять не хотелось.

Дудаша и Надя расстреляли, но Раца – нет. Не он один вышел живым из кадаровской тюрьмы. Сохранился для страны и мира, например, «дедушка Арпи» Гёнц, познакомивший мадьярского читателя с «Властелином колец» и ставший первым президентом освободившейся Венгрии. Убивать за политику перестали вообще.

Славное восстание многому научило Кадара. Экономика кадаризма не просто допустила частное предпринимательство (назвав его кооперацией) в пищепром, торговлю и услуги. Госпредприятия перевели на реальный хозрасчёт, чего не удалось Горбачёву. Пожалуй, реформа госпромышленности и стала рычагом венгерского поворота. Очень постепенного, но в конечном итоге кардинального.

Возникло социалистическое подобие рынка. Заводам разрешили прямые связи с иностранными, прежде всего австрийскими фирмами. «Икарусы» поехали прилично. Да и лечо то многие помнят. Но оборотной стороной стала привычная инфляция, нарастающий внешний долг и расходы на его обслуживание (венгерский представитель МВФ по должности входил в ЦК ВСРП). Венграм приходил очень интенсивно крутиться, работая в двух-трёх местах, чтобы удерживать привычный уровень жизни на уровне растущих цен.

В общем, конечно, с Австрией соревноваться не приходилось. Но тут уж ничего не поделаешь, там гуляш если подавали, то без коммунизма.

В политике было жёстче, чем в экономике. Но гораздо мягче по сравнению с прочим Варшавским договором. Венгр мог многое говорить и читать, ездить не только в Москву, но и в Вену. Самый весёлый барак соцлагеря, не зря было сказано. Но при условии – не замать партийную власть. Которая, впрочем, тоже соблюдала разного рода декорум. Например, заслонялась государством. Не только правительством, но и парламентом. Практика депутатского запроса, проверенная со времён магнатских собраний, активно использовалась для выпуска пара.

А если кто выходил за рамки, то уже в 1970-е, не говоря о 1980-х, его старались даже не сажать. Максимум увольняли. Появилось сильное прикрытие: в руководстве культурой укреплялись позиции Имре Пожгаи. Который, как Штирлиц, славился либерализмом и логикой. А потом стал чемпионом приготовления национальной ухи.

Отжатие без верёвки

Вот какая новость: именно Имре Пожгаи дал стартовый выстрел великого 1989-го. Не только в Венгрии, практически по всей Европе. Уже поэтому в лице кадаровского министра культуры мы имеем фигуру всемирно-исторического значения. А многие ли сейчас об этом знают?

Произошло это в Будапеште 28 января. Пожгаи к тому времени стал членом Политбюро ЦК ВСРП, то есть взошёл на самый коммунистический Олимп. А вот Кадар, наоборот, по возрасту отошёл от дел. Его партийный преемник Карой Грос был явным консерватором: «Однопартийная система отражает предпочтения нашего народа». Но решал вопросы уже не он.

Руководство ВСРП перетекало от генсека «коллективному руководству» партийных реформаторов – Имре Пожгаи, Миклошу Немету, Режё Ньершу, Матиашу Сюрёшу, Дьюле Хорну. Существенно, что они имели своего экономического гуру – гарвардского профессора Яноша Корнаи, главным научным интересом которого являлась проблематика выхода из социализма. Иначе говоря, реновация ухи в аквариум. В чём-то ему было даже труднее, чем Бальцеровичу или Гайдару. Те пришли на пепелище, начинали на выжженном, но очищенном месте. А кадаровский социализм производил гуляш, тут требовалось демонтировать.

Впрочем, об этом речь была ещё впереди. В начале 1989-го реформаторы думали о политическом перемонтаже системы. Значит, об отказе от своей монопольной власти.

Почему они это делали? Сходу и не скажешь. Есть мнение – по совести. Может быть. Но думается, ещё и потому, что знали историю своей страны. «Бей в набат! Я сам схвачу верёвку», – венгр 1989-го не мог не читать Петефи. Не хотелось попадать в хонеккеровскую компанию опаздывающих и наказанных. При этом на реформаторскую группу не давил комплекс советских прислужников-полицаев, как на Кадара или его чехословацких коллег.

Важно и то, что верхушка ВСРП не видела опасности в немногочисленной, разрозненной и малоактивной оппозиции. Скорее видела подсобный инструмент для окончательного отжатия консервативных последователей Кадара и Гроса. Таких хватало в партийно-хозяйственной номенклатуре и в силовых структурах. Хотя бы в «Рабочей милиции», штурмовых отрядах ВСРП – ни разу не применённых в бою, но поглотивших в последний год существования аж миллиард форинтов.

Думы о руководстве

Венгерское общество конца 1980-х было не слишком политизированным. В подавляющем большинстве венгры желали многопартийной демократии и практически все – независимости от СССР. Но так же в большинстве не были готовы к новой жёсткой схватке. Даже не своего 1956-го, а польского образца. «Мы думаем о нуждах народного хозяйства, о валютном балансе, об интересах рабочего класса, о прибыли предприятия, хотя не гонимся за ней, а ещё мы думаем о партийном руководстве, о нём мы думаем непременно», – говорил писатель Петер Эстерхази. При таком количестве дум и забот до политики ли? Вообще-то да – ведь о партийном руководстве приходилось думать. И даже понятно, что. Учитывая, что более 60 процентов венгров в опросе 1986 года говорили, что под этим руководством положение устойчиво ухудшается.

Общий состав оппозиционных организаций, сошедшихся в коалицию после демонстраций 15 марта и заключивших соглашение 22 марта, к началу 1989 года не превышал 20 тысяч (в правящей компартии числились почти 900 тысяч, в «Рабочей милиции» 60 тысяч). Почти все были интеллигентами, служащими и студентами. Возникли эти структуры в 1987—1988-м и опыта наработать не успели. Взаимоотношения между оппозиционерами были очень непростыми. Во-первых, в небольшой 10-миллионной стране многие друг друга знают, а уж политики знакомы каждый с каждым. Разумеется, счётов набралось с перебором. Во-вторых, оппозиционное сообщество раскалывали серьёзные идейно-политические разногласия.

Основных течений было три. Союз свободных демократов (ССД) во главе с философом Яношем Кишем придерживался европейского либерализма с правозащитным уклоном. Надо только иметь в виду: венгерский либерал – последователь Кошута, он и винтовку, если что, взять не постесняется. Венгерский демократический форум (ВДФ) объединил интеллигенцию консервативную и националистическую. И опять же, венгерский консерватор последователен. Музейный библиотекарь Йожеф Антал и литератор Золтан Биро объединили единомышленников, прямо говоря, ностальгирующих по славным временам Миклоша Хорти (отец Антала служил в хортистском правительственном аппарате). Союз молодых демократов – ФИДЕС – создали студенты-либертарианцы, яростно конфликтовавшие с вузовским начальством и партийной администрацией. Петер Молнар и Габор Фодор собрали вокруг себя самую антикоммунистическую молодёжь, фанатов освободительной традиции, подлинных наследников «Кружка Петёфи».

Фидесовцы ориентировались на опыт польской борьбы. Они отвергали всякий диалог с коммунистами. Либералы занимали менее однозначную позицию – смотря о чём говорить. Но самыми влиятельными в оппозиции были консерваторы. Как раз готовые к переговорам. Похоже, они лучше понимали ситуацию и перспективы. Догадывались, что на первых же выборах власть окажется у них.

Плавная лавина

К концу 1988-го даже Грос заговорил о плюрализме (пусть и «однопартийном») . Причина такой подвижки объяснялось заявлением премьера Немета: «Рыночная экономика – единственный шанс избежать социальной катастрофы и долгой, медленной смерти». Переход от социалистического рынка к обычному сделался насущной общественной потребностью. А в таких случаях властям нужна общественная поддержка. Причём максимально широкая.

Шаги власти навстречу обществу стали неизбежны. Первый и решающий сделал Имре Пожгаи 28 января 1989 года. В официальном выступлении он назвал события 1956 года народным восстанием против сталинистского режима. Это был сигнал к схождению освободительной лавины. Но лавины спокойной.

Польскую компартию приволокли за круглый стол миллионы забастовщиков. Венгерские коммунисты зазывали за круглый стол политиков, представлявших несколько тысяч активистов. Причём зазывали не очень успешно, многие не хотели говорить даже с Пожгаи. И не потому, что за ними стояла мобилизованная сила. Но общественные настроения были столь очевидны, что протестных акций просто не требовалось. Ощущением конца коммунизма было проникнуто всё, он наступал сам собой, как время дня или года. Символично перекликнулись два траурных мероприятия: 16 июня был торжественно перезахоронен Имре Надь, 9 июля умер Янош Кадар. Обе процессии собрали 100 тысяч человек, провожавших и встречавших эпоху.

Круглый стол всё же начался 29 мая. На условиях оппозиции – в четыре глаза. Руководители ВСРП предпочли бы фрагментированный формат: большая ВСРП, её сателлиты поменьше, типа профсоюзов и комсомола, и множество мелких групп. Этого не позволили. Напротив представителей ВСРП сидела делегация объединённой оппозиции, включавшая будущих премьеров и президентов.

Специфика этого стола проявилась с самого начала. В отличие от Польши, 10 июня было принято решение о закрытых заседаниях с последующим оповещением общественности. ФИДЕС тут же взбунтовался, но ВДФ пошёл на это. Его лидеры пришли по-деловому решать вопросы, а это любит тишину, а не телекамеры.

Четыре ответа

Принципиальные решения не вызывали ни сомнений, ни разногласий. Многопартийная система, свободные выборы, декоммунизация госструктур, завершение рыночной трансформации. Но требовалось обсудить немало важных деталей. Козырем власти был лично Имре Пожгаи, очень популярный в стране. 19 августа он стал фигурой общеевропейского масштаба: вместе с Отто фон Габсбургом, главой бывшего императорского дома, член политбюро ВСРП организовал «Пан-Европейский пикник» – символический снос заслона на австро-венгерской границе. Это стало предвестием падения Берлинской стены.

Поэтому правительственная сторона настаивала на широких полномочиях главы государства, его всенародном избрании (первым президентом новой Венгрии гарантировано становился бы член руководства старой партии) и мажоритарной избирательной системе. ВСРП также была не прочь сохранить партийную собственность. А то и «Рабочую милицию» – генерал Борбели высказывался в том плане, что достаточно заменить присягу «социалистическим завоеваниям» присягой «нации и короне». Оппозиция же требовала парламентской республики, выборов президента депутатами и пропорциональной системы.

18 сентября соглашение было подписано. В парламент (ещё коммунистический) вносилось несколько законопроектов, коренным образом менявших конституцию. Политическая система становилась многопартийной, выборы назначались на начало следующего года, учреждалось президентство и Конституционный суд. Само собой, закреплялись все демократические свободы, уже введённые явочным порядком. Но несколько спорных вопросов – роспуск парторганизаций ВСРП на предприятиях, аудит и конфискация партийных финансов и имущества, роспуск «Рабочей милиции», порядок президентских выборов – выносились на референдум 26 ноября.

Итоги по первым трём пунктам сомнений не вызывали. За ликвидацию заводских организаций ВСРП, изъятие партийного собственности и роспуск партийной милиции проголосовали 95 процентов. Референдум закреплял уже состоявшиеся решения парламента, правительства, судебных инстанций и самой ВСРП, которая на октябрьском съезде по предложению Пожгаи преобразовалась в Венгерскую соцпартию. Социал-демократическую по идеологии, парламентскую по организационному типу. И почти в двадцать раз меньшую по численности, чем кадаровская предшественница. Новая партия сама не претендовала ни на монопольную власть, ни на производственные ячейки, ни на штурмовые отряды. Ни даже на прежнюю собственность.

Настоящая трудная борьба развернулась по вопросу о выборах президента. За избрание главы государства парламентом выступили немногим более половины избирателей. Это стало окончательным вотумом доверия оппозиции. Большинство венгров отказалось от популярного Пожгаи в пользу менее авторитетных оппозиционных лидеров. Потому что Пожгаи когда-то был коммунистом, а оппозиционеры – нет. История венгерского коммунизма была окончательно припечатана всенародным вердиктом.

Бой мечты

На первых свободных выборах в январе 1990-го победил ВДФ, главой правительства стал Йожеф Антал. Президентом же, как и следовало ожидать депутаты выбрали не Имре Пожгаи, а представителя ССД. Но писатель Арпад Гёнц, повстанец 1956-го, пользовался в стране нисколько не меньшим уважением.

Консерваторы стали заворачивать к славным национальным традициям. Мадьярские духовные скрепы, не мудрствуя лукаво, брали из хортистского наследия. Понравилось это не всем. Президент Гёнц неустанно стоял на страже демократического законодательства (ситуация, обратная польской, где президент Валенса олицетворял авторитарные тенденции, а сменявшие друг друга кабинеты – правовые). К тому же возникли обычные для экономически трудных времён конфликты правительства с профсоюзами.

На следующих выборах консерваторов отстранила либерально-социалистическая коалиция ССД-ВСП. Премьером стал социалист Дьюла Хорн. Как и президент, участник октябрьских боёв 1956-го – только с противоположной, коммунистической стороны. К возмущению правых, они прекрасно сотрудничали. Удивляться не приходилось – консенсусную основу создавала общедемократическая платформа Пожгаи.

А вот сам «архитектор венгерской демократии» к тому времени ушёл из им же созданной ВСП. Никакой марксизм, даже самый либеральный, его уже не устраивал. Увлёк национал-патриотизм, Пожгаи создал Национально-демократический союз. Вместе бывшим основателем ВДФ Золтаном Биро, которого оттолкнул не вполне демократический национализм партии Антала. Однако слишком умеренный национализм в Венгрии не слишком котируется. С НДС не заладилось, и через несколько лет он перестал существовать.

Та же судьба постигла ССД. Идеологию либерализма унаследовала ВСП – по заветам Пожгаи, с партией порвавшего. Исчез и ВДФ. В Венгрии возникла интересная двухпартийность. Слева социал-либеральная наследница компартии, опирающаяся на бывшую номенклатуру и аффилированные слои. Справа же взошла звезда юриста из пищепрома ВНР Виктора Орбана. Активист раннего ФИДЕСа, он постепенно выжил оттуда других основателей и превратил ультралиберальную организацию в правонационалистическую партию. 51-летний Орбан и является сейчас премьером, уже не первый раз. А политическим советником у него… правильно, 80-летний Пожгаи.

Дальше вправо возродилось нечто, напоминающее Сегедскую идею. Но не в том, что сближает её с солидаризмом. На поверхности другое – упёртый шовинизм, антисемитизм, порыв к внешней экспансии, клацанье зубами в сторону Украины. Это знаменитый «Йоббик» с «Венгерской гвардией», третья партия Венгрии (больше 20 процентов голосов, больше 10 процентов мандатов). Верные союзники Путина: «Крым российский, Закарпатье мадьярское!» И никуда не деться от того, что одним из создателей «Йоббика» был Гергели Понграц – в 1956-м герой восстания, две недели сдерживавший на советские танки на Корвинском проезде Будапешта. Понграца не стало в 2005-м, потому нам не узнать, что бы он сказал о своей партии теперь.

А ещё правее – ремейк Венгерской ассоциации национальной обороны. Гвардия памяти Гёмбёша. С антицыганским военизированным крылом. Командир Тамаш Эсеш – тренер-каратист, служивший во французском Иностранном легионе и работавший вышибалой – критиковал «Йоббик» за умеренность, дрался на митингах, отсидел 18 месяцев, а потом обнаружился мёртвым. Такая вот связь времён.

Но это изыски. Суть в другом. Плавный дрейф в Европу. Рыночная демократия ЕС. Революционные перемены эволюционным путём. Сдавшаяся власть. Не то что без кровопролития – чуть ли не вообще без конфликтов. Идеал. Мечта (российской оппозиции). Кино.

Но это венгерский 1989-й. Он получился потому, что прежде был 1956-й. Победу без боя увидело поколение, выстоявшее в жестоком и неравном бою, пролившее кровь и заслужившее бескровную победу. «А удача – награда за смелость».

Анатолий ТЛАСКАЛАНЦЕВ