11 ноября 1880 года в Петербургском военно-окружном суде завершился «Процесс 16-и» – один из самых трагичных народовольческих судебных процессов.

Главными обвиняемыми на процессе члены Исполнительного комитета «Народной воли» Аарон Зунделевич, Александр Квятковский, Степан Ширяев, Николай Бух, София Иванова, члены «Народной воли» Андрей Пресняков, Евгения Фигнер и другие. Всем было предъявлено обвинение в принадлежности к «Народной воле». Кроме того, Квятковский обвинялся в подготовке двух покушений на Александра II, Ширяев – в попытке цареубийства 19 ноября 1879 года, Пресняков – в подготовке цареубийства и убийстве агента Департамента полиции.

На суде не было Григория Гольдберга, обвиняемого в убийстве харьковского губернатора Кропоткина. Во время следствия либерал и реформатор министр внутренних дел Лорис-Меликов не поленился лично развести 24-летнего романтичного Григория на правдивые показания. Якобы правительству надо знать истинные цели и кадры революционной партии. Убедившись в том сколь благородны и цели партии, и её люди, власть перестанет преследовать такую партию и даже будет всячески ей способствовать. Показания Гольдберга легли в основу обвинения народовольцев на процессе. После этого Григорий написал «Исповедь», в которой он рассказал «знакомым и незнакомым честным людям всего мира» о том, что произошло и покончил с собой. Большинство членов «Народной воли» с пониманием и глубоким сочувствием отнеслись к этой личной трагедии.

Приговор суда был суров. Пятерых – Квятковского, Ширяева, Тихонова, Окладского и Преснякова – приговорили к смертной казни. Но тут снова на арене появился Лорис-Меликов. Он посчитал, что казнь сразу пятерых «произведёт крайне тягостное впечатление» в обществе. Поэтому предложил ограничиться убийством только двоих, дабы продемонстрировать «милосердие», которое «благотворно отзовется на большинстве населения». Странное, мягко говоря, представление о милосердии и человеколюбии. Но царь внял и приказал повесить лишь Квятковского и Преснякова.

К ссылке на поселение в Сибирь приговорили Евгению Фигнер. К ссылке на поселение в не столь отдалённые места приговорили Грязнову, Дриго и Булича – все трое пошли на сотрудничество с властью. К каторге приговорили Софью Иванову (4 года), Лайзера Цукермана (8 лет), Афанвсия Зубковского (15 лет), Николая Буха (15 лет), Сергея Мартыновского (15 лет), Людвига Кобылянского (20 лет). Аарона Зунделевича, Сергея Ширяева и Якова Тихонова – к вечной каторге. К ней же приговорили и Окладского, но после оглашения приговора он стал активно сотрудничать с режимом, был помилован, стал сексотом и утруждался в этом звании до Февральской революции.

Ширяев и Квятковский выступили с яркими речами. В которых особенно подчеркнули, что значение террористической деятельности для партии «Народная воля» – второстепенно. А террор обусловлен лишь исключительными обстоятельствами, в которые партия была поставлена.

«Народная Воля» по поводу Процесса 16-ти:

«Люди, оторванные от жизни стенами казематов Петропавловской крепости, не имевшие возможности взвесить и оценить всех последствий активной борьбы партии с правительством, могут сводить задачу террора к «самозащите партии и мести за жертвы правительственных репрессалий». Наши товарищи не имели, к несчастью, возможности наблюдать за ростом партии и действием террора на сознание народных масс. Поэтому их нельзя винить за то, что они не пожелали стать пророками и не внесли террора в число средств к достижению задач партии. Это лежит на нашей обязанности, на обязанности всех активных революционеров. Кто же из них станет отрицать, что дезорганизация правительства в крупнейших административных центрах помогла бы начавшемуся восстанию и облегчила бы победу народа?

Террор – как один из способов борьбы с государственной организацией, как сильное агитационное средство в руках социалиста-революционера, — оказал уже услугу народному делу. Мысль о возможности и полезности этого рода борьбы проникает все более и более в сознание не только революционеров всех фракций, но – что еще важнее – в сознание городского рабочего населения и крестьянства. Нужно стоять в стороне от жизни, чтобы не замечать этого или утверждать противное».