Статья

ГЕНЕРАЛЫ АРГЕНТИНСКИХ КАРЬЕР

Этот человек ушёл из жизни на пике всемирной известности. Не потому, что 87-летний Хорхе Рафаэль Видела, некогда диктатор Аргентины, кончил свои дни в тюрьме. Это для Латинской Америки не диковина. Под арестом (правда, домашним) в той же Аргентине умер другой бывший президент Леопольдо Гальтиери. Та же судьба постигла уругвайца Хуана Бордаберри. В комфортабельной, но всё же тюремной камере пребывает боливиец Луис Гарсиа Меса. Только что отправлен отбывать 80-летний срок 86-летний гватемалец Эфраин Риос Монтт. Виделой больше, Виделой меньше…

СУМЕТЬ, ЧТОБЫ ВЕРНУТЬСЯ

Беспорочная выслуга

Он не был ни Пиночетом, ни Чавесом. Если бы не одно обстоятельство, мало кто в мире заметил бы эту смерть. Однако заметили. Потому что уже два месяца имя генерала Виделы держится на слуху. С тех пор, как его соотечественник Хорхе Марио Бергольо стал Папой Франциском I. Аргентинское происхождение нового понтифика пробудило горячий интерес к истории его родины. А генерал Видела, хочешь не хочешь, прочно в неё вошёл. Хотя нынешние власти Буэнос-Айреса даже не включают его в исторический перечень глав государства.

Видела типичен для латиноамериканской истории XX века, особенно его последней трети. Сын полковника аргентинской армии двинулся по накатанной колее. В 19 лет получил первое офицерское звание. Десятилетие спустя служил в системе генштаба. В 33 года майор Видела – сотрудник Минобороны, в 41 год становится полковником. Ещё через пять лет, в 1971-м, Видела – генерал. Дальше карьера ускоряется. В 1973 году генерал Видела становится начальником штаба сухопутных войск, через полтора года – армейским главнокомандующим.

Карьерный взлёт первой половины 1970-х не случаен. До того Видела нёс рутинную службу в военно-административной и военно-образовательной системах. Но в ноябре 1970-го он прошёл серьёзное полевое испытание, подавив крупное антиправительственное восстание в Сан-Мигель-де-Тукумане. Успешные действия карательных частей были высоко оценены властями. В 1975-м, уже при другом правительстве, Видела проводит в том же регионе новую зачистку с сотнями убитых. До захвата высшей власти главкому аргентинских СухВо остаётся менее года.

Итак, четверть века военно-чиновный служака не хватал звёзд с неба. И вдруг превратился в грозного усмирителя мятежей, которому оставался шаг до диктатуры. Вскоре этот шаг был сделан. Откуда такая метаморфоза? Чтобы это понять, надо хотя бы вкратце всмотреться не только в биографию Хорхе Виделы, но и в прошлый век Аргентины.

Патриоты фашизма

Многое объясняет такой факт: во Вторую мировую войну на стороне антигитлеровской коалиции Аргентина вступила в марте 1945 года. Последней в Западном полушарии. И только под жёстким американским давлением: «Отказ Буэнос-Айреса защищать континент лишит его права участвовать в решении послевоенных проблем». Формально президентом в тот момент был генерал Эдельмиро Фаррель. Но реальная власть уже принадлежала могущественному вице- и скорому преемнику – Хуану Доминго Перону.

Тот и другой в своё время служили в аргентинской военной миссии в Италии. Оба прониклись горячими симпатиями к фашизму в классической версии Муссолини. Фарреля привлекали милитаризм и шовинизм. Перон смотрел глубже. Он увлёкся фашистской социальной доктриной, идеями национал-синдикализма и корпоративизма. Свой политический режим он видел не банальной военной диктатурой, а авторитарно-популистской связкой народного вождя с организованными трудящимися массами.

Побывал Перон и в Рейхе. В 1940 году, когда уже шла война. Остался вполне доволен увиденным. Вообще в аргентинской армии устойчива немецкая ориентация и «прусские» традиции. Неудивительно, что военные власти Аргентины 1940-х не рвались в бой с гитлеризмом.

Эта позиция вполне коррелировалась с общественными настроениями. Переворот 1943 года покончил с консервативно-олигархическим режимом латифундистов. Массы ненавидели земле- и скотовладельческую олигархию. В ней видели английских прихвостней. Профашистские же военные выглядели патриотами и народными защитниками. Собственно, так оно и было.

Вот в какой армии начал в 1944 году служить лейтенант Видела.

Чёрные безрубашечники

Тайная военная организация совершила переворот 4 июня 1943 года. С проанглийским олигархическим правлением было покончено. Верховным главой военной группировки стал поначалу генерал Педро Рамирес. Но он был склонен уступать требованиям Вашингтона. Это не устраивало ни вице-президента Фарреля, ни, тем более, министра труда Перона (очень характерно, какую должность отвёл себе в новом правительстве социально ориентированный фашистский генерал). Через полгода с небольшим Фаррель отодвинул Рамиреса, а Перон поднялся в вице-президенты. Он активизировал социальную политику, установив прочные связи с аргентинскими профсоюзами. Которые начали интенсивно перестраиваться в духе муссолиниевских синдикатов.

В октябре 1945 года слабовольный Фаррель демонстративно – с публичным поцелуем на балконе президентского дворца – сдал власть Перону. К тому времени армейское командование уже относилось к харизматичному популисту с глубочайшим подозрением. Однако сделать с ним что-либо было затруднительно. Миллионы «дескамисадос» («безрубашечники», голытьба) видели в нём вождя. Массовые протесты буквально отбивали его из-под ареста.

Свою идеологию Перон назвал хустисиализмом – от испанской «справедливости». Стержень новой системы создавал институциональный союз профобъединений – в которые на манер национал-социалистического Трудового фронта записывали всех – с государственной администрацией. Железные дороги, тяжпром, энергетика, инфраструктурные коммуникации, медицина и образование перешли в государственную собственность. Уже в конце 1940-х в перонистской Аргентине подумывали об атомном оружии.

Авторитарная власть Перона была глубоко эшелонирована. Её низовая основа создавалась традиционными структурами «теневой экономики». Такого рода синдикаты получались самыми прочными. Это отразилось и на политической жизни. Подавление коммунистов, социалистов и либералов стало общим делом полиции и гражданских «железных команд». Во главе пероновских «сквадри» стал силовик для особых поручений Альберто Брито Лима.

Потребности Европы в аргентинской сельхозпродукции обеспечили благоприятную внешнеэкономическую конъюнктуру. Экспортные доходы не растрачивались на престижные буффонады и не омертвлялись в стабфондах. Они оборачивались массированными бюджетными инвестициями, создавшими национальную промышленность и социальную инфраструктуру. Дополнительные средства изымались у крупных собственников.

Аргентинский хустисиализм-перонизм по праву занимает особое место в ряду социальных учений и устройств. Здесь демонстрировалось, как мог бы развиваться классический фашизм – не расистский, не тоталитарный, не склонный к внешним захватам. Картинка вырисовывалась не хуже любой другой и заметно лучше многих. Это был уникальный сплав авторитарного каудильизма, социального популизма, буржуазного динамизма, социалистического модернизма, огосударствленного криминала и романского карнавала.

Особый колорит придавала фигура богемной звезды Эвиты Перон, гламурного лица режима. Она контролировала оперативную связь мужа-президента с профсоюзно-мафиозными низами. Демонстративное роскошество Эвиты приводило в восторг безрубашечников. Типа, наш ответ ненавистным богачам: получайте-ка! слабо вам, кровососы, бриллианты на крокодиловой коже?! а наша Эвита – может!

Лишними на этом празднике жизни оставались лишь коммунисты, капиталисты и генералы. Но в генералы метил и капитан Видела.

Железный беспорядок

К середине 1950-х Европа восстановилась. Спрос на аргентинский экспорт упал. Государственные ассигнования снизились. Привыкшие к неуклонному повышению благосостояния «дескамисадос» растерялись и заволновались. Армия же просто озверела. Она соглашалась терпеть перонистские выкрутасы только на условиях обильного финансирования.

К тому же 26 июля 1952 года умерла Эвита. Грандиозная похоронная процессия несла гроб в штаб-квартиру профсоюзной конфедерации. Страна утонула в отчаянном трауре. Обезумевшие от горя бойцы «железных команд» бросались с дубинами на каждого, кто недостаточно скорбел. Церковь анафемствовала «идолопоклонный культ». Оппозиция воспряла. Было ясно, что режиму осталось недолго. Слишком многое в хустисиализме значила эта женщина.

16 июня 1955 года флотская авиация атаковала Буэнос-Айрес. Погибли сотни людей. Но СухВо поддержали Перона и мятеж удалось подавить. Следующие три месяца ушли на более тщательную подготовку. В сентябре армейское выступление было уже вполне консолидированным. Войска Эдуардо Лонарди не оставили президенту шанса, и лишь перонистские взгляды путчистского лидера позволили Перону живым покинуть Аргентину.

Особых политических претензий Лонарди к Перону не имел. Кроме одной: вернуть армии подобающую роль. Иное дело – адмирал Исаак Рохас и в особенности генерал Педро Арамбуру. Эти двое выступали с либеральных позиций и за радикальный демонтаж хустисиалистской системы. Они одержали верх, Арамбуру стал во главе нового режима. Что через пятнадцать лет стоило ему жизни.

Видела не принадлежал к тем, кто делал тогда политику. Он лишь поддерживал антиперонистский переворот и дисциплинированно выполнял приказы вышестоящего командования. Резоны у него были простые: армия – элита общества, она должна командовать и хорошо финансироваться. Ну и конечно, нельзя доводить до бардака. А то что такое – открываю тумбочку, а там беспорядок лежит. Эта тумбочка в увольнение не пойдёт!

В мутном поиске

Перон уехал в изгнание. Но хустисиализм оказался крепко укоренён. Ни либеральная экономическая политика, ни военно-государственное администрирование не могли выкорчевать синдикалистские структуры. К тому же, среди новых правителей не было единства.

Одни ставили на перонизм без Перона. Другие ностальгировали по «особому пути» с «особой духовностью». Типа, чернь знает своё место на пастбище, а элита правит с фазенд – такие «особости» везде примерно одинаковы, хоть в Евразии, хоть в Южной Америке. Третьи вдохновлялись мировым трендом либеральной демократии и социального государства. Четвёртые предпочитали обычную, без затей военную диктатуру.

Порядка в стране без Перона не прибавилось. Скорее наоборот. Его социально-экономическая политика была, по крайней мере, чёткой и последовательной. Попытки же скрестить хустисиалистского ежа с либеральным ужом не давали на выходе даже метра колючей проволоки. Единственное, чего удалось добиться, это бурного разгона инфляции. Послепероновская Аргентина вошла в экономические пособия как пример вопиющей безграмотности. Бурный промышленный рост прекратился.

Политическая система тоже замутнилось. Легальная деятельность хустисиалистов была запрещена. Противостоять военным режимам пытался либеральный Гражданский радикальный союз (ГРС), кандидатам которого порой удавалось побеждать на выборах. Но эта партия, опиравшаяся на интеллигенцию, студенчество и часть бизнесменов, не стояла против военной бюрократии. Это либералы XIX века, типа якобинцев и карбонариев, умели добиваться своего. ГРС к таким не относился.

Идейные перонисты взялись за оружие. К ним примкнули озлобленные «дескамисадос». Возникло террористическое подполье. Страстный идеолог хустисиализма Уильям Джон Кук, вожак перонистского «комсомола» Густаво Реарте, верный традиции офицер Хуан Хосе Валле, народный боевик Карлос Карриде заложили основу партизанского движения «монтонерос»: «Перон или смерть!» Перонисты совершали крупные теракты, мощные нападения, захватывая порой заметные территории. Особенно усилились они к 1970-м.

Против «монтонерос» применялась армия. Участие в зачистках сделалось самым стремительным карьерным лифтом для любого военнослужащего. Этим-то и воспользовался в Тукумане 45-летний полковник Хорхе Рафаэль Видела. Тут же ставший генералом.

Эмигрант Перон, осевший в Испании, отзывался о борьбе своих последователей самым благожелательным образом. Но он словно не замечал: где-то что-то произошло. В подполье перонистское движение – возникшее, скажем прямо, как одна из разновидностей фашизма – резко полевело. Образцом для него сделались кубинские «барбудос». На оперативно-тактическом уровне «монтонерос» регулярно взаимодействовали с коммунистами. Теми, на кого Перон в 1940 году, стоя с немецкими офицерами на разделительной границе в оккупированной Польше, смотрел как на врагов человечества.

Три первых буквы

Осенью 1970 года «монтонерос» феерично отметили 15-летие свержения Перона. Они похитили и застрелили давно отошедшего от дел Педро Арамбуру. Власти ответили тукуманским рейдом Виделы. Был сделан напрашивавшийся вывод: клин клином. Армии мало, полиции тем более. Нужны гражданские штурмовики. Против перонистов был в полный рост применён опыт пероновских «железных команд».

Впоследствии структура получила название «Три А» – Антикоммунистический альянс Аргентины. Основал её и возглавил бывший полицейский Хосе Лопес Рега. В молодости истовый перонист, оперативник «железных команд». Он считал себя продолжателем подлинного, изначального хустисиализма. Того, что спечатывался с муссолиниевской матрицы. С детства закомплексованный, улыбчивый и субтильный, совсем не «мачо», Лопес Рега отличался поразительным хитроумием и редкостной безжалостностью. Первыми его жертвами становились не коммунисты (до них дошло позже), а левые «изменники идеалам Перона». Начался процесс кровавого самоочищения. Остановить эту вакханалию сумел лишь Видела, и только годы спустя.

Восходил ААА не только к бригадам Брито Лима. И не только к Союзу национального освобождения – ультраправой прогерманской организации 1930—1940-х. Которая, как несложно догадаться, являлось ударным отрядом всё того же Перона на пути к власти. Прямым предшественником ААА было националистическое движение «Такуара». Основали его в начале 1960-х католический священник Хулио Миенвилль и публицист Хосе Бакстер (будущий троцкист и фанат кастровской Кубы). Они ориентировались на испанских фалангистов – самых крайних, осуждавших Франко за «предательство фашистской революции». Ультраправые из «Такуары» развернули террористическую геррилью в аргентинских городах задолго до чегеваристов. Разумеется, во имя бессмертных идей перонизма.

Те же идеи поднимал на щит ААА под водительством Лопеса Реги. Перонистам предстояло теперь истреблять других перонистов. Под пристальным наблюдением самого Перона, который через океан «молился за тех и за других».

Двадцатью годами ранее Аргентина поражала мир бурной динамикой развития. В начале 1970-х страна погружалась в болото производственного застоя, гиперинфляции и социального раздрая. Малоавторитетные власти, в основном приходящие через военные путчи, выясняли внутренние отношения. Кровавые разборки ультраправых с ультралевыми напоминали гражданскую войну. Подобно Франции в преддверии Ста дней, всё отчётливее звучал вопрос: «Где он? Когда он явится снова?»

Перон остался

Он прилетел в Аргентину осенью 1972 года. С ним была «Эвита II» — Мария Эстела Мартинес де Перон, более известная под именем Исабель. Богемная танцовщица-стриптизёрша познакомилась с экс-президентом в Панаме. Внешнее сходство с Эвитой определило её судьбу. В 1961 году 30-летняя Исабелита (сценическое имя Марии Эстелы) вышла замуж за 65-летнего генерала.

Она не была ни сильной личностью, ни самостоятельным политиком. Но связные функции выполняла вполне эффективно. Муж планировал возвращение, жена готовила почву.

С 1965 года сеньора Перон стала аргентинским политиком. Её восторженно встретили хустисиалистские активисты. В особенности Лопес Рега. К тому времени увлечённый мистикой и эзотерикой, освоивший методы психовнушения.

Главой государства был тогда генерал Алехандро Лануссе. В начале 1950-х участник провального антипероновского путча, политзаключённый, вышедший после свержения Перона и сделавший военную карьеру. Государственную власть он захватил дворцовым переворотом. Правление Лануссе оказалось столь же малоуспешным, что и у предшественников. Ведь все они, победоносно вселяясь в президентский дворец Каса Росада, просто не знали, что делать дальше. Не было ни большой идеи, ни стратегии развития, ни оперативной хватки.

Лануссе показалось что он нашёл выход: осторожно реабилитировать перонизм. Всё-таки пятнадцать лет прошло, можно рискнуть. Он стал делать жесты в стороны леваков-«монтонерос». Установил дипотношения с маоцзэдуновским Китаем. Этим разозлил правых, но не снискал поддержки левых. Тогда президент дал понять, что не возражал бы против визита самого Перона. Тому было уже 77 лет – и вот, «Кашпировского снова призвали – без него оказалось никак» (Д.Быков).

Возвращение было триумфальным. Невообразимая давка, фанатические восторги толпы. Стремительное возрождение хустисиалистской партии под новым брендом Фронта освобождения. Как говорил гданьским рабочим в мае 1988 года Лех Валенса: «Если вы армия, генерал к вашим услугам». Лануссе махнул рукой – «разбирайтесь сами». И назначил на весну 1973-го демократические выборы. Действительно демократические, поскольку только теперь к ним была допущена самая популярная политическая сила страны – перонисты.

Весна резни

Президентом был избран Эктор Кампора, личный представитель Перона. Он олицетворял левый хустисиализм, легальное крыло «монтонерос». И был при этом настоящим демократом. Не случайно его активно поддержал ГРС, в лидеры которого выдвинулся либеральный адвокат Ипполито Ирригойен.

Кампора торжественно восстановил гражданские политические свободы. Анонсировал социальный пакт профсоюзов, бизнеса и государства – совместными усилиями поднимать зарплаты, опускать цены и развивать производство. Всё по экономическим заветам Перона. Освободил политзаключённых. Всех, а не только своих единомышленников. Убрал потенциальных путчистов из армейского командования. Но заменил их не полевыми командирами «монтонерос», а аполитичными профессионалами. Вроде Хорхе Виделы. А вот министром социального обеспечения назначил Лопеса Регу. Потому что так хотел Перон, которому посоветовала Исабель.

Короче, над Аргентиной взошла весна освобождения. Но Кампора не считал, что пришёл надолго. Он лишь готовил Каса Росада для торжественного въезда настоящего национального лидера. Ждал, когда генерал, наконец, выскажет соответствующее пожелание. И как только оно прозвучало, тут же полетел в Испанию и вернулся вместе с Пероном.

Что это несёт стране, стало ясно в день приезда 20 июня 1973 года. Тысячи перонистов явились в аэропорт Эсейса. Однако перонист перонисту рознь. Собрались «монтонерос», которых созвал президент. Но приехали и члены национального автомобильного клуба, который курировал министр социального обеспечения. Те и другие не забыли оружие. Погибли 13 человек, ранены несколько сотен.

Так, бойней в Эсейсе, завершилась освободительная «весна Кампоры». Свобода – вещь жёсткая, напряжная и очень рисковая. О чём этот очень симпатичный и несколько наивный человек порой забывал.

13 июля 1973 года, Эктор Кампора ушёл в отставку. Всё, что мог, он действительно совершил за 49 дней. На три месяца его сменил Рауль Ластири, который под руководством Лопеса Реги организовал процедуру возврата Перона. 23 сентября состоялись досрочные президентские выборы. За Хуана Доминго Перона проголосовали более 60 процентов аргентинцев.

Жестокий собес

Это событие привлекло в мире меньше внимания, чем заслуживало. Оно оказалось в тени переворота в соседней Чили. Между тем, и в Аргентине было на что посмотреть. Хотя бы на стройные ряды левацких боевиков, маршировавших под балконом, на котором рядом с национальным лидером и его женой стоял ультраправый Лопес Рега.

Национальное примирение и сплочение доходило до беспредела. Через день после выборов радикальные «монтонерос» застрелили лидера перонистских профсоюзов Хосе Риччи. Не простили правого уклона. Перон впервые в жизни публично пролил слезу. Лопес Рега пообещал ответку. Вставшая с колен Аргентина вступала в жёсткие времена. И отнюдь не только ультраправые несли эту жесть. Вдохновлявшиеся Че Геварой левоперонисты отличались не меньшей яростью. Противники стоили друг друга. Как и их общий вождь.

Президентом стал Перон. Вице-президентом – Исабелита. Личным секретарём президента, через которого проходили все конкретные решения – Хосе Лопес Рега. Вновь повеяло идеями 1940-х. Наступал «перонизм 2.0».

Министр социального обеспечения не мог уделять своим непосредственным обязанностям должное внимание. Очень много времени и энергии отнимали другие дела. Оперативный маховик ААА набирал обороты. Не прошло и двух месяцев, как его бойцы тяжело ранили Ипполито Ирригойена. Вскоре огонь по либералам, левым и коммунистам был поставлен на поток. И как правило, без промаха.

В своей кадровой политике Лопес Рега отдавал предпочтение бывшим полицейским и бандитам. Желательно в одном лице. Как Родольфо Эдуардо Альмирон, возглавивший оперативное руководство ААА – сначала сотрудник угрозыска, потом мафиози из т.н. «банды сумасшедшего Мигеля». Или как Аннибал Гордон – вожак трущобно-молодёжной группировки, развившейся в крупную криминальную структуру. Такие персонажи умело адаптировали технологии «Такуары» к новой исторической эпохе. И на мелочи старались не размениваться. Под пулями бойцов ААА погиб левый депутат парламента Родольфо Ортега Пенья. Люди Гордона похитили и убили публичного лидера левоперонистов Сильвио Фрондиси, брата либерального экс-президента.

Кроме того, Перон поручал минсобесу важные внешнеполитические миссии. Именно Лопес Рега заключал в Триполи целый пакет договоров с Муамаром Каддафи. В том числе экономических – нефть в обмен на мясо. Эти люди с первого взгляда понравились другу. Ведь Каддафи был тогда другим.

Танго без фарса

Экономическую политику определял Хосе Бер Гелбард. Тоже колоритнейшая личность, типичная для перонистского феномена. Выходец из Польши, еврей по национальности. Бизнесмен по профессии и призванию. Основатель национального предпринимательского объединения. Убеждённый коммунист с партбилетом. Многолетний финансист КПА. Партийный экономист «монтонерос». Фанатичный приверженец Перона. Непримиримый враг Лопеса Реги. Министр экономики в том же правительстве.

Программа Гелбарда являла собой нечто фееричное: привлечение иностранных инвестиций, выселение иностранных инвесторов, развитие банковского дела, поощрение частных корпораций, национализация банков и промышленных активов, наращивание бюджетных выплат, прекращение гиперинфляции, повышение налогов, отмена наказаний за неуплату налогов и т.д. и т.п. Пляска назревала куда круче аргентинского танго.

Однако до претворения гелбардовских парадоксов в жизнь дело не дошло. Перон успел лишь директивно повысить зарплаты и понизить цены. Остальное осталось в проектах, утверждённых-таки социальным пактом. Но в принципе аргентинцам было уже не до таких приземлённых материй. Нация, вернувшая себе лидера, увлечённо разбиралась в том, какая её часть – т.е. «партия» – в наибольшей степени лидера достойна. Правые и левые перонисты сошлись в кровавом клинче.

Редкая неделя проходила без новостей об очередном взрыве, расстреле, в крайнем случае жестоком избиении. «Монтонерос» специализировались на офицерах и заводских менеджерах. Люди Лопеса Реги – на адвокатах и журналистах. На всё это хмуро поглядывали военные. Уже сильно сомневавшиеся, правильно ли поступил Алехандро Лануссе на фоне Аугусто Пиночета.

1 мая 1974 года Хуан Перон наконец определился. На грандиозном митинге в Буэнос-Айресе он однозначно дал понять: «монтонерос» ему не друзья, левым придётся уняться, если не понимают слов – получат дела. Растерянность левых перонистов сменяется яростью. «Монтонерос» переходят в «Народно-революционную армию», командир которой Роберто Сантуччо называет Перона обыкновенным бонапартистом. Зато Лопес Рега и его люди торжествуют. Ведь к тому времени уже очевидно: под термином «коммунизм» в ААА понимают левых соратников по перонистскому движению. Их держат за худших врагов, поскольку «язычник может быть крещён, еретика исправит лишь железо».

Первомайское выступление стало для президента последним. Ровно через два месяца Хуан Доминго Перон скончался от полученной на митинге простуды. Великая эпоха не позволила повторить себя в виде фарса. Хустисиализм не смог возродиться в изменившейся стране. Его основатель остался в народной памяти лидером национального прорыва. Но фашизация по-южноамерикански продолжала идти оборвавшейся колеёй.

Станислав ФРЕРОНОВ