Статья

ОГОНЬ СОЦИАЛЬНОЙ ЧИСТКИ

"Умопомрачение. Невероятно. За что?!" Эти слова, произнесённые 30 октября 2007 года на Бутовском полигоне, стоят, пожалуй, всего таинственного "Плана Путина". Что ни говори, никогда ещё государственная власть РФ не проявляла такого внимания к российской истории, как в год четырёх "чёрных юбилеев" - 90-летия Февральской революции, 90-летия Октябрьского переворота, 70-летия Большого террора и мало кем замеченного 75-летия "закона о колосках". Поводов для государственных раздумий действительно хватало.

Президентская администрация приложила серьёзные усилия для популяризации исторического знания о Феврале и Октябре - достаточно вспомнить целенаправленное распространение солженицынских "Размышлений". В год, когда Санкт-Петербург чуть не ежемесячно сотрясался "Маршами несогласных" , воспоминания о петроградских беспорядках 90-летней давности и их катастрофических последствиях было вполне в тему: власть ненавязчиво напоминала о своей постоянной правоте в конфликте с обществом. Орден же и премия, принятые Александром Исаевичем из рук президента РФ, символизировали молчаливое согласие великого гражданина России с указанной точкой зрения.

Расход по приказу

Летом же прошлого года вспыхнуло небывалое со времён горбачевской перестройки обсуждение репрессий 1930-х годов, приуроченное к 70-й годовщине "Оперативного приказа 00447", изданного НКВД 30 июля 1937 года. Вновь акцентировалась преступность тоталитарно-коммунистического режима и кровавое безумие репрессий, вновь звучали страшные цифры потерь. Их стоит вспомнить ещё раз - ведь, откровенно говоря, многолетнее замалчивание аукнулось неадекватными преувеличениями (порой назывались фантастические цифры в 50, а то и в 100 миллионов убитых), которые были, пожалуй, оскорбительны для памяти жертв.

"Приказ 00447" давал установку на изъятие примерно 270 тысяч человек. Реально за 1937-1938 годы по политическим статьям УК (прежде всего по 58-й, в меньшей степени по 59-й) были репрессированы около 1,3 миллиона, из которых около 700 тысяч расстреляны. Всего за 1934-1954 годы по политическим мотивам (58-я статья - "контрреволюционные преступления" и 59-я - "преступления против порядка управления") подверглись репрессиям от 3,5 до 4 миллионов человек. Из них около 3 миллионов были репрессированы до советско-германской войны и потому даже теоретически не могут считаться осуждёнными за сотрудничество с нацистами, не говоря о том, что более половины репрессированных во время и после войны даже формально в этом не обвинялись. Разброс в цифрах объясняется различиями в официальной документации советских карательных органов (если, конечно, считать её достоверной, но это отдельный большой вопрос) - закрытая статистика 1950-х годов несколько отличается от данных, обнародованных КГБ СССР в 1990-м и Минбезопасности РФ в 1992-м.

Эти цифры не включают жертв Гражданской войны 1917-1922 годов (здесь уровень разброса - от 8 до 20 миллионов человек, подавляющее большинство которых погибло не в ходе боёв и террористических экзекуций, а в результате голода и эпидемий, вызванных большевистским разгромом и развалом систем жизнеобеспечения). Не включают раскулаченных и насильственно депортированных крестьян (минимальная статистика - 3 миллиона). Не включают умерших от организованного голода, причём отнюдь не только в Украине (3-5 миллионов). Не включают принудительно депортированных по национальному признаку (около 2 миллионов). Не включают привлечённых к принудительному труду в "рабочих колоннах" НКВД и проверочно-фильтрационных учреждениях (1,5-2 миллиона). И, разумеется, не включают осуждённых по формально неполитическим - бытовым и уголовным - статьям: здесь за два десятилетия количество репрессированных по самым минимальным подсчётам превысит 35 миллионов. Конечно, хулиганов и грабителей сажают во всём мире. Только отчего-то такого количества правонарушителей, как в СССР, не бывало нигде и никогда. (Скажем, в царской России при сопоставимой численности населения в тюрьмах-каторгах-ссылках практически не оказывалось единовременно больше 180 тысяч человек.)

Преступление жизни

"Я понимаю как, я не понимаю зачем", - писал оруэлловский персонаж Уинстон Смит, обдумывая реалии тоталитаризма. Примерно тот же вопрос задавал Владимир Путин на Бутовском полигоне. И здесь приходится зафиксировать внимание на отрезке Большого террора 1930-х. Он многое концентрированно объясняет. К сожалению, не только в том времени, но отчасти и в нынешнем.

Прежде всего необходимо понимать особенности коммунизма. Система, изначально ориентированная на противоестественное жизнеустройство, суть которого в тотальной централизации и принудительной идеологизации, неспособна обойтись без террора. И направлялся террор прежде всего против естественных ячеек гражданской жизни и социальных связей между ними.

Заметим для начала, что более 50 тысяч репрессированных были членами ВКП(б). Кстати, именно столько - поэтому не приходится говорить о том, что террор был "внутренним делом" коммунистической элиты. Все годы своего правления советская компартия вела войну против народа, преступность РКП(б)-ВКП(б)-КПСС не подлежит сомнению. Другое дело, что партия была единственно легальной политической средой, и общественно активный человек, не готовый, однако, к лобовому столкновению с государством и гарантированному уничтожению, вынужден был проявляться в этой структуре. По ним и наносились целевые удары.

Казнь столпов ленинской гвардии, подобных Григорию Зиновьеву ("Из ста миллионов населения нам достаточно девяноста", - писал он во время Гражданской войны) или палачу тамбовских крестьян Михаилу Тухачевскому не была для России потерей. Но этого нельзя сказать о тысячах партийных активистов и даже некоторых функционерах партийно-государственного и хозяйственного аппарата, пытавшихся хоть как-то отстаивать жизненные интересы населения. Такие случаи не были единичными. Например, на селе, где немало председателей колхозов, спасая односельчан от голодной смерти, подставлялись под секиру НКВД. Случалось такое и в системе советских исполкомов, и даже партийных комитетов. К сожалению, историческое восприятие бывает однобоким, а социальная память не всегда справедлива. Имя Зиновьева всемирно известно, а кто знает о секретаре Курского обкома Пескарёве, который даже на страшном февральско-мартовском пленуме ЦК пытался противостоять развороту репрессивной машины? Или об аппаратчиках Азово-Черноморского крайкома, предупреждавших о предстоящих репрессиях? Наконец, даже среди молодых троцкистов и "рабочих ооппозиционеров", тайно и бессудно расстрелянных в лагерях под шум московских процессов, было немало таких, кто оказался в компартии по объективным обстоятельствам, не разделяя людоедской идеологии.

Но повторимся - члены компартии составляли среди жертв репрессий незначительное меньшинство. Наибольший процент репрессированных (не менее 45) составляли те, кто в приказе 00447 кодировался термином "кулаки". Двадцатью годами раньше российская деревня на выборах в Учредительное собрание отдала голоса эсерам, и за одно это должна была поплатиться. Именно "крестьянско-эсеровский", "кулацкий" блок доминировал в ходе ежовщины, хотя арестованные в этом качестве, как правило подлежали не расстрелу, а заключению в лагеря (в отличие от "традиционно-антисоветского" блока и в особенности от блока "национального" - среди репрессированных "националистов" расстреливалось до 80 процентов). В городах неблагонадёжные служащие и рабочие шли арестным конвейером преимущественно как "антисоветские элементы" по "традиционному" блоку. Такие категории приказа, как "бывшие белые, чиновники, реэмигранты, члены антисоветских партий" и т.п. были слишком малочисленны, чтобы составить сколько-нибудь весомый процент.

Особо следует выделить активных бойцов сопротивления, названных в приказе "бандитами и бандпособниками", проходившими не только по 58-й, но и по 59-й статье. Чем бы ни мотивировалась деятельность этих людей (политическими убеждениями или экономическими интересами, аполитичным чувством мести или даже принципиальной асоциальностью), вооружённая борьба с коммунистическим режимом при всех обстоятельствах абсолютно легитимна и достойна благодарной памяти. Другое дело, что такого рода героические проявления к середине 1930-х годов были уже редки.

Но была в ежовском приказе ещё одна важная категория, хотя по политическим статьям она не составляла основного потока (в 1937-м - чуть более 20 процентов). Это - "уголовники". Здесь приходится учитывать характер режима, при котором практически любая осмысленная деятельность превращалась в "уголовщину". Иначе, кстати, т.н. "уголовники" не проходили бы отдельной категорией в приказе о политических репрессиях.

Более 100 тысяч человек, ежегодно осуждаемых за спекуляцию. Более 30 миллионов рублей ежемесячного объёма хищений. 12 вагонов продовольствия, ежедневно расхищаемых в одной только столице. Эти поразительные цифры дают представление о подлинных реалиях 1930-х годов, времени чудовищной нищеты и вынужденной криминализации общества. Они же по-своему объясняют "энергию и массовидность террора", к которой Ленин неустанно и в общем-то открыто призывал на самой заре соввласти.

В условиях коммунистического уродства мелкобытовой криминал являлся единственным методом выживания для миллионов людей. Структурировался он через полулегально существовавший негосударственный сектор экономики - многочисленные артели, мастерские, точки общепита и т.п., создаваемые при госпредприятиях. В сталинском СССР существовала своя теневая экономика, позволявшая стране выживать. С ней велась жесточайшая борьба, но её объективная неизбежность молчаливо признавалась партийно-карательной олигархией. Основной фронт борьбы правящего режима с задавленным обществом проходил именно здесь, и эта война государства с народом не прекращалась ни на день. Волновые же кампании политических репрессий, подобные Большому террору, применялись в этой войне как своего рода "оружие массового поражения".

Кому идти в прорыв

Сейчас не коммунизм. Но и нынешняя "силовая" олигархия катится в накатанной колее. Чекизм и на службе у периферийного капитализма инстинктивно старается оставаться самим собой.

Бутовское недоумение Путина странновато выглядит на фоне нескольких лет целенаправленного наступления на бизнес, обеспечивший выживание и нынешний подъём страны. В современной России очевиден прорывный социальный слой: новый бизнес - от хозяина, директора и менеджера до рабочего, охранника и подсобника. Новорусские бизнес-корпорации среднего уровня, закалённые в "революционном огне" 1990-х, прошедшие жёсткую школу конкурентной дееспособности, сформировали особую социокультуру, совмещающую динамичную инициативность с корпоративной солидарностью.

Пора откровенно признать: наиболее продвинутые, динамичные и жизнеспособные социальные объединения новой России происходят из т.н. "криминалитета", прорвавшегося в 1990-х годах в новое историческое пространство. На основе инициативного "низового" предпринимательства сформировались бизнес-корпорации, обеспечившие жизнеобеспечение в критические периоды реформ, создавшие эффективные системы производства, финансов, транспорта, информации, охраны и безопасности, а к настоящему времени даже культуры и соцобеспечения. Не бюрократические государственные конторы, не олигархические монополии, поделившие советское наследство, а региональные корпоративные сообщества сохранили общественный потенциал, стимулировали нынешний подъем. Они удержали экономику от распада, перевели ее на рыночные рельсы и наверху, и внизу. Они включили каналы социальной мобильности, благодаря которым миллионы людей нашли место в новой жизни, вырвавшись из советской безысходности ("за кирпичным заводом бараки - сколько помню стоят и стоят, поножовщина, пьяные драки и орда приблатненных ребят:").

Эти социальные силы выработали собственные ментальные установки солидаризма и ответственности. Постепенно формулируется соответствующая идеология и политика - отчасти правоконсервативного, отчасти праворадикального толка. В современном политическом раскладе "новорусские" бизнес-корпорации - единственная сила, адекватно противостоящая бюрократизму и олигархии. Тенденция этого противостояния, кстати, замечена по ту сторону окопа. События в Екатеринбурге, где власти и воры в законе общими усилиями расправлялись с "ОПС "Уралмаш", в Петербурге выглядят наиболее серьёзными боестолкновениями очередной социальной чистки.

Процитируем последний раз президентское выступление 30 октября. "Храня память об этой трагедии, мы должны опираться на все лучшее, что есть у нас, объединить свои усилия для развития страны", - сказал в Бутове Владимир Путин. Да, это именно так. Объединение опережающих групп правящей бюрократии с опережающими группами гражданского общества надёжно обеспечило бы динамику развития России. "Низы" со своей стороны способны шагнуть навстречу. А вот "верхи", погрязшие в косном социальном эгоизме, действительно нуждаются в основательной чистке.

Станислав ФРЕРОНОВ