Статья

ЯНВАРСКИЙ «ЛЕС»

Литва отмечает крупную веху своей национальной и восточноевропейской истории. 20 лет назад Вильнюсские события включили обратный отсчёт истории СССР. Закончившейся меньше чем через год.

Эпос лесной войны

К тому времени литовское сопротивление прошло долгий путь – тяжкий и кровавый, трудный и славный. Начался он в феврале 1918 года, когда провозглашение независимости Литовского государства порвало с большевистской РСФСР. Коммунисты ответили интервенцией. Штыками РККА в нынешнем Даугавпилсе учредилась Литовская Советская Республика. Возникшие было Советы вскоре разогнали партийно-большевистские ревкомы, Литву объединили с Белоруссией в единый «Литбел». Только летом 1919 года польские войска и местные антикоммунисты очистили Литву от большевистских войск.

Поляки помогли не за спасибо – Виленский край отошёл ко Второй Речи Посполитой. Столица независимой Литвы 1920—1939 годов была в Каунасе. Вильнюс вернулся в Литву лишь осенью 1939-го. После того, как Советский Союз и Третий рейх оккупировали и разделили Польшу.

Летом 1940 года Литва вместе с двумя другими прибалтийскими государствами была аннексирована СССР в соответствии со сталинско-гитлеровскими договорённостями. Практически сразу в стране началось антикоммунистическое сопротивление. Выборы в марионеточный сейм подверглись массовому бойкоту. Возникла подпольная сеть, скрепляемая Литовским фронтом активистов (ЛАФ) во главе с бывшим начальником генштаба Казисом Шкирпой и литературоведом Юозасом Амбразявичюсом. Единой идеологии лафовцы не имели, политические позиции были весьма разноречивы, но общей целью виделось восстановление независимости, а методом – вооружённое восстание при германской поддержке. Ориентация очевидна, отрицать её не приходится. Но она была объективной неизбежностью на фоне взаимоупора двух больших быков. Ставить это в вину столь же бессмысленно, как сотрудничество «Красной капеллы» с разведслужбой СССР.

23 июня 1941 года активисты вышли из подполья, учинив резню советских функционеров и этнических евреев. Крупнейшие города и обширные территории Литвы были взяты под контроль ЛАФ ещё до подхода немцев. Однако нацисты, разумеется, отказали Литве в независимости. Литовцы причислялись нацистами к низшим расам, не достойным ни национальной автономии, ни национальных вооружённых сил. Шкирпа всю войну провёл под арестом в Берлине, Амбразявичюс в 1943-м бежал от гестапо. Масштабного коллаборационизма в Литве не отмечалось, как и масштабной антинацистской борьбы. Большинство населения пассивно приняло германскую оккупацию.

Но были и показательные исключения. Например, богослов-латинист Пятрас Паулайтис, видный деятель ЛАФ, после запрета фронта нацистами создал группу сопротивления из своих учеников. Арестованный гестапо, Паулайтис бежал, а после того, как нацистов сменили коммунисты, с теми же учениками ушёл к «лесным братьям».

В 1944-м в Литве возобновилось антисоветское сопротивление. Десятки тысяч ушли в отряды «лесных братьев», в Армию освобождения Литвы (ЛЛА). 16 февраля 1949 года сход партизанских командиров объявил о воссоздании независимой демократической Литовской Республики. Во главе Движения борьбы за свободу Литвы стал генерал Йонас Жемайтис-Витаутас. Среди командиров и лидеров преобладали офицеры литовской армии, национальные политики, ксендзы, зачастую непосредственно возглавлявшие отряды. Бойцы в подавляющем большинстве случаев были из глубоко верующих крестьян-католиков.

До 1947-го между ЛЛА и советскими войсками шли полномасштабные боевые действия. Но главными мишенями «лесных братьев» были партийный аппарат, агентура МГБ, колхозный актив. Война велась с крайней жестокостью. Партизаны были беспощадны к носителям коммунистической власти и безжалостны к тем, кто их поддерживал, причём по принципу коллективной ответственности. Страшные преступления совершались с обеих сторон.

Коммунистический режим отвечал не менее жестоким, но более масштабным террором. Решающий удар по «лесным братьям» был нанесён «Операцией «Весна» в мае 1948 года. Более 30 тысяч человек единовременно депортировались из Литвы в Сибирь. По советским оценкам за десятилетие партизанской войны погибло 25 тысяч человек, по литовским – вдвое больше, не считая 50 тысяч заключённых и депортированных. В той или иной форме за 1940—1941-й и 1944—1957-й в активной антисоветской борьбе участвовали до 80 тысяч литовцев. Репрессиям же в Литве так или иначе подверглись более 250 тысяч человек.

В 1952-м последовало официальное решение командования ЛЛА о прекращении партизанской войны. В 1953-м Жемайтис-Витаутас попал в руки МГБ. 26 ноября 1954 года он был расстрелян в Бутырке. Сопротивление угасало, но подавить его удалось только после смерти Сталина и смягчения оккупационной политики. Хрущёвская амнистия 1955-го способствовала затуханию лесной войны куда сильнее сталинской «Операции «Весна». Активное сопротивление перестало быть массовым, но литовский народ отвергал советский коммунизм. Примеры несгибаемого Пятраса Паулайтиса, 35 лет проведшего в советских лагерях, но ни в чём не уступившего, или 19-летнего самосожженца Ромаса Каланты, чьи похороны превратились в многотысячную демонстрацию и закончились четырьмя сотнями арестов, были сполохами грядущего.

Люди выходят из леса

Горбачёвская перестройка воспринялась в Литве с чёткой однозначностью: час настал. Руководство и большая часть аппарата местной компартии фактически примкнули к национально-демократическому движению. Первый секретарь ЦК КПЛ Альгирдас Бразаускас выступал фактическим партнёром лидера движения «Саюдис», профессора Вильнюсской консерватории Витаутаса Ландсбергиса. (Кстати, отец Ландсбергиса, выходец из элитарной литовской семьи, был блестящим офицером и выдающимся архитектором: отличившись в боях с прогерманскими формированиями в 1918 году, в 1941-м он был членом прогерманского правительства Шкирпы, а после многолетней эмиграции занимал видное место в архитектурных службах Литовской ССР.)

Ландсбергисовский «Саюдис», решительно державший курс на независимость и декоммунизацию, побеждал на всех выборах в Литве. Бразаускасовская компартия, проходя быструю социал-демократическую эволюцию, прикрывала национал-демократов. В конце 1989 года КПЛ раскололась на две антагонистичных партии – самостоятельную и филиал КПСС. Первую возглавил Бразаускас. Во главе КПЛ-КПСС стоял ортодоксальный коммунист Миколас Бурокявичюс, вокруг которого сгруппировались наиболее одиозные деятели типа марксистско-ленинского профессора Ермолавичюса, курировавшего идеологию, и полковника Касперавичюса, прежде «идеологически обеспечивавшего запуски летательных аппаратов» на Байконуре, а в КПЛ-КПСС возглавившего орготдел.

11 марта 1990 года Верховный Совет под председательством Ландсбергиса провозгласил Литву независимой. «Волей незаконного Совета покатилась в прошлое Литва», – писали коммунистические поэты-самоучки из «Венибе. Единство. Едность». Правительство СССР прерывало энергопоставки, снимало республику с довольствия… В ответ правящий «Саюдис», при всей личной несхожести музыковеда и партизана, чем дальше, тем откровеннее позиционировался как политический наследник «лесных братьев», продолжающий славные традиции Ландсебергиса-старшего.

Партия Бразаускаса ориентировались на германо-скандинавские модели социал-демократии. Партия Бурокявичюса обличала «фашистских прихвостней» и «буржуазных ревизионистов». Народные массы однозначно делали национально-демократический выбор. Некоторый нюанс состоял лишь в том, что саюдистов больше поддерживали на селе, тогда как городская интеллигенция и литовские рабочие делили симпатии между Ландсбергисом и Бразаускасом. Граждане нелитовских национальностей – русские, поляки, белорусы – зачастую пребывали в растерянности, но советско-коммунистические организации вроде КПЛ-КПСС или «Венибе. Единство. Едность» не пользовались особой популярностью даже среди них.

И вновь лесной закон

Однако 8 января 1991 года в Вильнюсе начались массовые волнения. Их спровоцировали не «националистические эксцессы», а резкий рост цен на основные товары повседневности, объявленный правительством Казимеры Прунскене. Этот шаг был во многом вынужденным, происходил от безумия общесоюзной финансовой политики и лишь на три месяца упреждал «павловское» повышение цен по всему СССР. Однако реакция была бурной и массовой: несколько тысяч человек пытались прорваться в здание Верховного Совета республики, в парламентские окна летели камни, в ответ били брандспойты… Кабинет Прунскене проявил слабость, немедленно уйдя в отставку. Импульсивный националист Ландсбергис призвал всех, кому дорога свобода, дать отпор покушениям на независимость Литвы. По его призыву литовцы хлынули на улицы.

Быстро среагировала и Москва, где момент посчитали удобным для восстановления контроля над «оторвавшейся» Литвой. Подавление самой мятежной республики одёрнуло бы оппозиционные силы по всему СССР. В Литву было направлено спецподразделение КГБ «Альфа», Псковская воздушно-десантная дивизия, подняты и введены в столицу мотострелковые части Прибалтийского военного округа. Такого рода шаги дальше диктуют свою логику развития, безотносительно к субъективному настрою тех, кто поначалу принимал решение. А способность просчитывать последствия не была сильной стороной Михаила Горбачёва.

9 января у Верховного Совета вновь собралась толпа. Но уже под иными лозунгами – протест против повышения цен сменился здравицами СССР и призывами разогнать «буржуазно-националистический парламент». На следующий день Горбачёв ультимативно потребовал восстановить в Литве действие конституции СССР и отменить «антиконституционные акты», начиная с мартовской декларации независимости. Ещё через день советские войска начали планомерные захваты объектов, которые руководство КПЛ-КПСС объявляло «партийной собственностью». И тут был совершён акт, расставляющий все точки над i – коммунистический секретарь по идеологии Юозас Ермолавичюс объявил о создании «Комитета национального спасения», принимающего на себя всю полноту власти в Литовской ССР. За четыре дня движение, начавшееся как протест против повышения цен, превратилось сначала в антиправительственное, затем в просоветское и наконец в откровенно партийно-коммунистическое. Причём на службу неизвестно с какой ёлки спрыгнувшему коммунистическому «спаскому» ставились вооружённые силы Советского Союза.

12 января армейские части захватили помещение департамента охраны края – литовского оборонного ведомства и вильнюсскую телефонную станцию. К зданию парламента и вильнюсской телебашне двинулись колонны бронетехники. Но и там, и там уже собрались тысячи людей, пришедших по призыву Ландсбергиса. Настроены они были решительно, кто мог, вооружался чем попало (например, железными прутьями). Организовывал их Аудрюс Буткявичюс, профессиональный медик и начальник охраны края. Был замечен в Вильнюсе также Андрюс Эйтавичюс (он же Эндрю Эйве) – офицер американских «зелёных беретов», специалист по городской герилье, вероятно, проведший серьёзные консультации. «До 1954 года в Литве стреляли по-серьёзному. И в январе могла быть большая кровь», – вспоминал Буткявичюс много лет спустя.

Литовские национал-демократы не позволили сделать из себя беспомощных жертв. Они сопротивлялись по мере возможностей, и одно это делало неизбежным провал коммунистического путча. Защитники парламента и телецентра знали, за что бьются. Советские солдаты и даже «альфовцы» не имели резона убивать и умирать за комитет Ермолавичюса.

В ночь на 13 января четырнадцать человек погибли при штурме телебашни советскими войсками. Прямое нападение и кровопролитие мгновенно изменили ситуацию. Литовский народ окончательно сплотился вокруг Ландсбергиса и «Саюдиса», коммунисты деморализовались, советские военные оказались в тотальной изоляции, причём первыми от них отреклись кремлёвские власти, вторыми местные «нацспасители» из КПЛ-КПСС. На повторную атаку никто уже не решился. Растерянный Михаил Сергеевич погнал откровенную пургу в духе «я не знал». Военные сделали из происшедшего однозначные выводы – готовых защищать Советский Союз и в особенности коммунистическую партию более среди них не находилось.

Антиправительственные демонстрации прекратились, словно утонув в национальных манифестациях. «Спаском» растворился в воздухе. Коммунисты из обыкновенных маргиналов стали маргиналами ненавистными. Последним форпостом советского влияния в Литве оставался вильнюсский ОМОН, непосредственно подчинённый МВД СССР. В национально-демократическом движении взяли верх самые радикальные силы. Ландсбергис и Буткявичюс решительно оттеснили Бразаускаса и Прунскене далеко на задний план.

Вильнюсский январь стал крупным рубежом антикоммунистической революции и крушения СССР. Было наглядно продемонстрированы тяга коммунистов к прежней тотальной власти, их умилительно-трепетное отношение к «партийной собственности», использование военной силы уже не как последнего, а как единственного аргумента. И всё это на фоне постоянного оглядывания, склонности немедленно отыгрывать назад при первом же противодействии. Столь же наглядно была доказана сила народного антикоммунистического отпора.

На митинг солидарности с Литвой вышло полмиллиона москвичей. В один голос с ними выступили Верховные Советы не только России и Украины, но и сравнительно лояльных Горбачёву Белоруссии и Казахстана. Ещё радикальнее высказались Московский и Ленинградский Советы. «Демократическая Россия» окончательно взяла курс на открытую силовую конфронтацию с союзным Центром, причём президент СССР рассматривался теперь как главарь коммунистической реакции. Упал и его международный престиж, особенно дорогой Михаилу Сергеевичу. До крушения Центра и КПСС оставалось семь месяцев, до исчезновения СССР одиннадцать.

Президент лесов

Витаутас Ландсбергис возглавлял парламент и в независимой Литве – уже Сейм, а не Верховный Совет. Он основал консервативную партию Союз Отечества и даже сейчас, в 78 лет, остаётся наиболее авторитетным патриархом литовских правых. Судьба Аудрюса Буткявичюса повернулась авантюрнее – именно по инициативе Ландсбергиса его главный январский защитник и первый министр обороны был предан суду по экономическим обвинениям и получил пять лет, из которых половину отсидел. Выйдя, Буткявичюс вернулся в политику, став для литовского общества олицетворением бурных и лихих девяностых.

Альгирдас Бразаускас пять лет был президентом Литвы (именно с него возобновился этот институт), пять лет возглавлял правительство. Он заложил основы современной литовской социал-демократии, успешно преобразовав компартию в Демократическую партию труда. Нация буквально не отпускала его из политики, чуть не насильно впаривая руководство правительством на пороге 70-летия – настолько нужны были его опыт, порядочность, основательность и чувство юмора. «Были бы мы коммунистами, кто бы за нас голосовал?» – мягко иронизировал он над пафосными обличениями проигравшего выборы Ландсбергиса. В прошлом году 77-летний Бразаускас скончался, окружённый почётом и всеобщим уважением.

Казимера Прунскене побывала в нескольких левоцентристских партиях, от Социал-демократической до Женской, критиковала Ландсбергиса, поддерживала Бразаускаса. Неудачно баллотировалась в президенты, но побывала министром. Вообще её в Литве любят как олицетворение времён наивных надежд.

Бурокявичюс, Ермолавичюс, Касперавичюс в 1991-м бежали из Литвы. Больше прочих повезло последнему – идеолог летательных аппаратов добрался до Китая, где занялся торговлей с рук. Первые двое эмигрировали в Белоруссию. В 1994-м до них добрался литовский департамент госбезопасности. Обоих доставили в Вильнюс и отдали под суд за членство в антигосударственной КПЛ-КПСС и участие в январских событиях (в случае Бурокявичюса весьма косвенное). Бурокявичюс получил двенадцать лет, Ермолавичюс восемь, оба отсидели полностью, первый вышел в 79 лет, второй в 62 года. Их партия запрещена, хотя теперь не ставит под сомнение независимость Литвы и даже возмущается участием в Евросоюзе, ущемляющим литовский суверенитет.

В 2000-х к руководству Литвой пришли иные политики, не связанные с перестройкой. Правоконсервативный деятель Валдас Адамкус в юности участвовал в антисоветском сопротивлении, потом служил в «Легионе защитников Родины» под командованием германского полковника, эмигрировал в США и вернулся в Литву в 1992-м. В 1998-м он был избран президентом и с коротким перерывом оставался на этом посту больше десяти лет. Консерватор Роландас Паскас в Литовской СССР занимался в основном авиаспортом, но начиная с 1999-го дважды побывал премьером, а в 2003—2004-м был президентом. Он вошёл в историю Европы как первый на континенте президент, подвергнутый импичменту – за связи с международной «авиапромышленной мафией». Левоцентрист Артурас Пауласкас, социал-либерал клинтоновского типа, поучаствовал в борьбе за независимость как генпрокурор при Ландсбергисе, но не был в те времена особенно заметен. Зато в 2000-х председательствовал в Сейме, после отстранения Паскаса был и.о. президента, фактически «придерживая место» для своего политического противника Адамкуса.

В 2009 году Адамкуса сменила триумфально избранная Даля Грибаускайте, беспартийный финансовый технократ, каратистка с чёрным поясом и личная знакомая российского коллеги. Её избрание отразило далеко зашедшую деидеологизацию литовского общества и в какой-то мере литовской политики – уже не столь важно, кем ты был в 1991-м, знай сегодняшнее дело. Однако одним из наиболее заметных её политических шагов стало награждение литовским Рыцарским крестом капитана армии США Эйтавичюса-Эйве – за помощь литовским патриотам в январе 1991-го.

А незадолго до избрания Грибаускайте в Литве появился ещё один президент. Сейм признал шестым главой Литовского государства – с 16 февраля 1949 года по 26 ноября 1954 года – Йонаса Жемайтиса-Витаутаса. Значит, командир «лесных братьев» и был президентом Литвы в январе 1991 года.

Станислав ФРЕРОНОВ