Неделю назад ушёл из жизни бывший президент Аргентины Хорхе Рафаэль Видела. Его кончина побудила «Народную трибуну» обратиться к бурно-поучительной аргентинской истории последнего 70-летия. Предыдущая статья рассказывала о славных солидаристских феноменах перонизма и хустисиализма. Теперь речь пойдёт о том, как распорядились наследием Хуана Доминго перонисты следующей генерации и насколько помогли им в этом армейские государственники с либеральными реформаторами.

Бес и закон

В полном соответствии с конституцией главой государства стала сеньора Перон (кстати, первая женщина в мире). Неизвестно, что получилось бы на этом месте у Эвиты. Но Исабелита явно оказалась не на своём месте. Подобно тому, как в середине 1940-х за генерала Фарреля правил вице-президент, в середине 1970-х власть вдовы Перона присвоил минсобес. Наступил звёздный час «Трёх А».

Мистическая муть министра туманила разум президента. Мощная оперативная структура, всегда готовая пустить в ход оружие, подминала под себя администраторов и предпринимателей. Тесное переплетение боевых групп ААА с государственной полицией перевело правоохрану в ведомство социального обеспечения. Аргентинская улица была взята под ночной контроль волонтёров свободы.

Вне власти Лопеса Реги оставался лишь один институт – аргентинская армия. Генерал Видела, будущий антикоммунистический диктатор, твёрдо решил покончить с беспределом Антикоммунистического альянса Аргентины. Начальник генштаба не был ни гуманным интеллигентом, ни убеждённым либералом, ни левым перонистом. Но Виделу категорически не устраивал уличный террор гражданских боевиков (даже если многие из них когда-то служили в полиции). Стрелять – дело армии, и ничьё больше! Генералы вообще не верили, что люди типа Альмирона, живущие смутой, в принципе способны навести порядок.

Эзотерические изыскания Лопеса Реги доходили уже до бесовщины. В том же ключе развивалась его дружба с ливийским мусульманином Каддафи, конголезским полуязычником Мобуту, итальянскими масонами-неофашистами Джелли и делле Кьяйе. Всё это неизбежно столкнуло закулисного правителя с католической церковью. Лопес Рега мгновенно открыл лицо бешеного антиклерикала и откровенного врага христианства. Через контролируемые им СМИ в общество хлынул поток антикатолических материалов. Общество было шокировано, генералитет разъярён.

8 августа 1974 года Исабелита собрала государственную верхушку на историческое заседание. Речь шла об окончательном искоренении левой и либеральной оппозиции. Лопес Рега брался решить вопрос одномоментной тотальной ликвидацией. Альмирон подтвердил готовность, но затребовал техподдержку военных. Безымянный бригадир с говорящей кличкой Джек Сука готов был командовать парням на выезд. Однако генерал Видела отозвался негромко, но веско: «Ни при каких обстоятельствах».

Армия взялась защищать закон. В генштабе готовился официальный протест военного командования. На имя ошарашенной таким оборотом дел хозяйки Каса Росада.

Женщина над кнутом

В экономике дела складывались не лучше. 1974—1975 годы прошли под знаком мирового кризиса. По энергозависимой Аргентине особенно жёстко ударил скачок цен на нефть. Промышленность практически встала. При этом социальные обязательства, унаследованные от Перона, вывели инфляцию на новые стремительные витки. Европа заморозила закупки аргентинской говядины. Внешнеторговый баланс резко перекосился в минус. Взлетел внешний долг.

В июне 1975-го с подачи Лопеса Реги был изгнан из правительства Гелбард. Финансовый менеджер Альфредо Моралес Гомес попытался развернуть курс в духе либерального монетаризма. Результатом стал всеобщий рост цен. Тогда Лопес Рега поставил на Минэкономики своего протеже Селестино Родриго. Тот осуществил одновременный подъём зарплат и цен, заморозил их и девальвировал песо. Наступил хозяйственный коллапс и забастовочный шквал. Хустисиалистские профсоюзы отказались терпеть происходящее. Даже во имя Перона.

Когда дело дошло до массовых беспорядков в столице, Мария Эстела Мартинес де Перон очнулась от мистического сна. 11 июля 1975 года она отстранила от должности всемогущего министра социального обеспечения. Формально Лопес Рега сохраняет пост генерального комиссара полиции, но фактически выдворяется из страны и едет послом в Испанию. Вместе с боссом к каудильо Франко выслан и Альмирон – обеспечивать безопасность посольства. Снова кончалась эпоха.

Последнюю ставку Исабелита пытается сделать на армию. После Перона и Лопеса Реги она снова ищет покровителя. Теперь в Виделе, которого назначает главнокомандующим. В Тукуман опять отправляется карательная экспедиция. Генерал Антонио Бусси жестоко громит левацкую «Народно-революционную армию». Партизанскому вожаку Роберто Сантуччо остаётся жить всего год. Добьют его уже при президенте Виделе.

Начинаются рейды и в городах. Зачищают в основном «монтонерос», но сгущаются тучи и над боевиками ААА, выполняющими директивы аргентинского посольства в Мадриде. Исабель пытается сыграть мужа или Эвиту. Она поднимается на балкона Каса Росада и предупреждает: женщина может взять кнут!

Первый заход

18 декабря 1975 года генерал авиации Орландо Каппелини собирает группу полковников, захватывает главную авиабазу и арестовывает командующего ВВС Эктора Фаутарио. Затем путчисты занимают радиостанцию и выходят в эфир. Они призывают генерала Виделу возглавить «революционное антикоммунистическое христианское правительство».

Видела отказывается. Самолёты верных авиачастей бомбят мятежников. Через четыре дня те сдаются. Президент склоняется перед преданностью своего полководца. А Видела, исполнивший долг, вежливо замечает: даю Вам девяносто дней на установление порядка в стране.

Мария Эстела не выдерживает этого срока. Но этого никто и не ждёт. Собственно, ждать не с чего. Военные режимы правят во всех соседних странах, почему Аргентина должна составлять исключение? С лета 1975-го Видела проводит серию тайных переговоров. Предприниматели, епископы и даже либеральные политики гарантируют главкому поддержку. Не сказать, чтобы к этому сильно стремились. Но жить при Исабелите дальше нельзя.

На всякий случай к будущей хунте заранее прикомандировывается бизнес-уполномоченный. Это лидер аргентинских деловых кругов Хосе Альфредо Мартинес де Ос. Видный экономист, но далеко не Гелбард. Не подвержен перонистской ностальгии. Его скорее вдохновляет «чикагский неолиберализм», торжествующий в пиночетовской Чили. Для Аргентины, надо сказать, это нечто новое. До сих пор все – от коммуниста Гелбарда и левака Сантуччо до фашистов Лопеса Реги и Альмирона – в экономических вопросах сходились на пероновском популизме.

Таким образом будущий курс «национальной реорганизации» был в общих чертах согласован. Военно-авторитарное правление, социальная дисциплина, экономический неолиберализм. И региональное доминирование Аргентины в Южном конусе континента.

Тревожный мир

Аргентинская элита, в особенности военная, традиционно рассматривала себя как важную часть клуба мировых владык. Ведь Аргентина – страна «белая», созданная европейской иммиграцией. Экономически довольно развитая, культурно продвинутая. Достойная иного положения в мире. А мир 1970-х был тревожным местом.

«Хельсинкский процесс» закрепил за Брежневым Восточную Европу. Западной Европой правили социал-демократы и пацифисты, наперебой предлагавшие Брежневу взять что-нибудь ещё. Индокитай лежал под вьетнамскими коммунистами. На Ближнем Востоке Израиль отбивался от непрерывных атак просоветских арабов. Несколько африканских стран после ухода португальцев были захвачены марксистами. Над Советской империей никогда не заходило солнце.

Запад позорно отступал по всем направлениям. Лишь генерал Пиночет сработал не в тенденцию. Да ещё президент Уругвая Хуан Бордаберри следовал его примеру. Но это казалось исключениями, подтверждавшими правило.

Советизация «Третьего мира» зачастую продвигалась не под тупо коммунистическими лозунгами. Международный отдел ЦК КПСС во главе с малозаметным, но очень влиятельным Борисом Пономарёвым отладил более изящный механизм. Возврат народу природных ресурсов, изгнание иностранных корпораций, национальное освобождение и социальные преобразования… Такая балалайка играла эффективнее. Политбюро, политпросвет и политотдел появлялись несколько позже, когда дверь назад уже плотно захлопывалась. «Шеф придёт в последний момент».

Именно так коммунизировалась Куба (начинал-то Кастро левым католиком, борцом за национальное достоинство, врагом тирана Батисты). Поэтому аргентинские «монтонерос», «народно-революционные» бойцы и даже леволиберальные адвокаты – вроде бы, совсем не сталинисты, а борцы за свободу – были опасной компанией. Они сами не представляли, что тянули за собой. А терять такую страну, как Аргентина, была нельзя.

Когда левым противостоял ААА, это смотрелось зверством и беззаконием. Другое дело, если за это возьмётся армия. Стержень государства, традиционно уважаемый институт, сам себе закон. Госдеп Генри Киссинджера всё взвесил и тоже дал добро. Из Азии можно уйти, в Африку вообще не соваться, но сдавать латиноамериканский «задний двор» – это уж слишком. Поэтому кремлёвским партнёрам по разрядке ничего заранее сообщать не стали.

Сеньора, на выход

В час ночи 24 марта 1976 года офицерский конвой арестовал Марию Эстелу Мартинес де Перон. Госпожу президента препроводили в специально подготовленное загородное помещение. Через пять лет её отпустили в Испанию. Там Исабелита живёт по сей день. В феврале отметила 82-летие.

Первую хунту «национальной реорганизации» возглавил Хорхе Рафаэль Видела. Одесную и ошуюю от главкома СухВо расположились адмирал ВМФ Эмилио Массера и бригадный генерал ВВС Орландо Агости. 29 марта Видела был провозглашён президентом. После него военный режим возглавляли ещё несколько военных – Роберто Виола, Леопольдо Гальтиери, Кристиан Николаидес, Альфредо Сен-Жан, Рейнальдо Биньоне. Но преемники удерживались недолго, политику в целом не меняли и лавров ни в чём не снискали. Поэтому аргентинский военно-диктаторский режим 1976—1983 годов ассоциируется с именем первого главы.

«Страна переходит под оперативное управление Вооружённых сил, – говорилось в первом публичном заявлении хунты. – Всем гражданам рекомендуется поступать в строгом соответствии с директивами армии, полиции и служб безопасности, избегая действий, которые могут потребовать жёсткого вмешательства оперативного персонала». Дела о терроризме ускоренно рассматривались военно-полевыми судами. Административные решения принимались по военной иерархии, причём приказы сплошь и рядом отдавались устно и реализовывались по законам осадного положения.

Структуры «монтонерос» и ААА довольно скоро перестали существовать. Правда, некоторых профи из ААА, типа Гордона, военные взяли к себе. Уже в июне 1976-го новые власти Аргентины потребовали от Испании экстрадиции Лопеса Реги. Послефранкистское испанское правительство не сильно симпатизировало аргентинскому политмафиози. Тем более, что они с Альмироном уже успели вписаться в местную кровавую разборку: организовали нападение на левых монархистов, окончившееся несколькими трупами. Однако выдавать Лопеса Регу на расправу Мадрид не стал.

Профсоюзы превратились в подсобную организацию, доводящую до сведения трудящихся армейские циркуляры. Предпринимателей рассматривали как интендантов в штатском. Гражданская политика исчезла вместе с политиками. В стране наступила стабильность.

Грязь и жесть

Называлась эта стабильность «Грязной войной». Хунты от Виделы до Биньоне вели эту войну против «монтонерос» и коммунистов, против леволибералов, против оппозиционной интеллигенции и предпринимательства. Проще сказать, за что она велась. Во-первых, за порядок и спокойствие. Во-вторых, за традиционные ценности католической страны, за семью и собственность.

Их были десятки, полководцев этой войны. Видела, Массера, Агости. Виола, Гальтиери, Биньоне. Верхушка, принимавшая решения. Отвечавшая за каждый выстрел и каждый удар. В тюрьмах. В полицейских участках. В спецпомещениях казарм, эскадрилий, армейских и флотских училищ.

За ними второй эшелон. Адмирал Хорхе Анайя. Флотский капитан Альфредо Астис по прозвищу «Белокурый Ангел Смерти». Хорхе Акоста, подполковник морской пехоты, начальник тайной тюрьмы. Виктор Галло, капитан «интеллектуальной разведки», специалист по интенсивным методам допроса…

Главным же куратором порядка и спокойствия стал при Виделе бригадный генерал Рамон Кампс. Трудно понять, как он раньше ухитрился не побывать в ААА, не послужить Лопесу Реге. Вероятно, слишком любил погоны, армейскую дисциплину, презирал уличную отморозь. Но во главе федеральной полиции он сделал альмироновские методы основой государственной правоохраны. Любопытно, что, называя главных врагов, Кампс на первое место всегда ставил иудаизм. И лишь потом коммунизм.

Агенты Кампса похитили и пытали либерального журналиста Хакобо Тимермана. Убили его сотрудников Энрике Хару и Энрике Рааба. В кампсовских «центрах содержания» перебывала вся семья либерального банкира Дэвида Грэверса, финансировавшего «монтонерос». Сам Грэверс попал под молотилку несколько раньше, был изгнан в Мексику и погиб в странной авиакатастрофе. Кампс провернул кошмарную «ночь карандашей» 16 сентября 1976 года – расправу с группой левоперонистских студентов, посмевших напомнить о скидке на автобусные билеты. Это лишь наиболее известные случаи.

Фамилия Кампс переводится как «лагерь». Комплекс тайных тюрем в столичной провинции называли «лагерной цепью». Путь оттуда зачастую бывал один – вертолётом в воздух и оттуда в воды Атлантики. Эти рейды над океаном, поставленные на поток командующим ВВС Агости, назывались «полётами смерти».

Оказался их Гайдар

Достойным напарником Кампса оказался министр экономики Мартинес де Ос. Выходец из ранчеро, владелец сталелитейного завода, в молодости финансист и нефтебизнесмен, работавший с Рокфеллером. Создатель Делового совета – предпринимательского объединения, конкурировавшего с конфедерацией Гелбарда. Убеждённый неолиберал-монетарист, преданный «чикагским концепциям». В каком-то смысле предтеча Егора Гайдара. Только куда более жёсткий, нежели мирный российский реформатор.

Ещё до переворота де Ос организовал на своих предприятиях систему корпоративного контроля и выявления левого актива. Информация передавалась армейской службе информации. Первый «лагерь тайного содержания» появился в 1975 году именно на металлургическом заводе де Оса. Профсоюзные вожаки закрывались и ликвидировались прямо на месте, без отрыва от производства. Занятые этим полицейские получали специальные премии от дирекции. На такого экономиста Видела мог положиться.

Но отнюдь не только профсоюзы ощутили на себе тяжёлую руку либерал-реформатора. Бизнесменам приходилось едва ли не хуже. Аргентинские предприниматели привыкли к пероновской системе. Она навязывала двойной контроль – снизу профсоюзный, сверху государственный, регулировала инвестиционные потоки, прижимала налогами, ограничивала прибыль. Но она же обеспечивала социальный мир (во многом за счёт «теневых» методик), гарантировала сбыт, поддерживала госсубсидиями в трудные времена.

Теперь же де Ос швырял предприятия в ледяную воду свободного рынка. С одной стороны, заставлял рисковать собственностью. С другой – требовал строжайшей налоговой дисциплины. Предприниматели взвыли: из чего платить?! Ответом становились ночные визиты людей Кампса, которые внятно объясняли положение. К наиболее почтенным богачам де Ос, случалось, заглядывал и сам. Во всяком случае, потом ему это предъявили.

Если бы Гайдар действовал в таком духе? Наверное, стал бы куда популярнее. Во всяком случае, оценили бы его по достоинству. Де Оса в Аргентине люто ненавидели, но очень уважали.

Воля трёх огней

Левацко-коммунистическая опасность устранена. Фашистская эзотерика подавлена. По улицам и долинам можно стало ходить, не рискуя получить пулю в оба уха, слева и справа. Но этим достижения хунты ограничились. Не говоря о том, что беспредел «лагерных цепей» и «полётов смерти» очень быстро превзошёл террор гражданских ультра. Совместными усилиями «монтонерос» и ААА были убиты сотни людей. Когда военные власти поставили дело на государственную основу, счёт пошёл на тысячи.

Общество ушло в себя и затаило враждебность к властям. Аргентина за века привыкла к вольной воле. Ведь даже в колониальные времена местный крестьянин-пеон жил куда вольготнее испанского брата по классу. Достаточно сказать, что никакой латифундист, будь он даже прямым потомком конкистадора, не смел нарушить обеденный час работника. Путешественники из Европы не верили своим глазам, поражаясь такому социальному чуду. Уж тем более сами себе хозяева были пастухи-гаучо. А ведь именно из этих слоёв рекрутировались промышленные рабочие, фермеры и городские служащие аргентинского XX века. Не случайно именно профсоюзы и вооружённая голытьба стала опорой Перона. Принять дисциплинарный культ и государственный террор Виделы аргентинцы могли лишь временно. Пока собирались с силами.

При всей решительности Мартинеса де Оса, не заладились и экономические преобразования. Министр экономики назвал «три огня, которые надо погасить» – инфляция, задолженность, рецессия. Все они разгорелись, слившись в единый пожар. Тут повторилось нечто подобное российским реформам 1990-х. Экономист готов был идти до конца, но у высшей администрации не хватало политической воли.

Видела, Массера, Агости, Кампс готовы были сравнять с землёй любое сопротивление своей власти. В принципе они приняли программу реформ де Оса. Но, прямо сказать, душа у них не лежала к неолиберализму. Генералы предпочитали казарму во всех её проявлениях. Хозяйственная регламентация импонировала им, а рыночные установки воспринимались как досадная необходимость. Кстати, нечто подобное происходило и в Чили. Реформы удавалось продвигать лишь волевыми решениями Пиночета. Но Видела не решался ломать через колено устоявшиеся структуры хустисиализма. Они задвигались в огромный теневой сектор. Возникал негласный социальный пакт: низы не лезут в политику, верхи не замечают массового бытового криминала.

Поначалу некоторый подъём был достигнут за счёт специальных мер по стимулированию бизнеса. Особенно аграрно-животноводческого. Де Ос логично начинал с точек роста. Но продлилось это недолго. Отдельные рывки блокировались системным отторжением. Политика постепенно свелась к либерализации внешней торговли и финансового сектора. Она поспособствовала лишь спекулятивному обогащению немногих привластных банков. Экономическая система, в которой полноценно не работали ни рынок, ни корпоративизм, ни госплан, жила лишь инерцией, периодическими внешними займами и страхом перед кампсовской цепью.

Очередной мировой кризис 1980—1981 годов довершил дело. В конце марта 1981-го де Ос подал в отставку и вернулся в бизнес. А двумя днями раньше президентский пост оставил сам Видела. Коллеги по генералитету возложили на него ответственность за экономические провалы. Новый глава хунты Роберто Виола решительно дистанцировался от неолиберальных увлечений. Он ужесточил правила валютно-финансовых операций и начал осторожную легализацию некоторых профсоюзов. Видать, судьба такая.

Генерал Виола продержался в президентах меньше года, до конца 1981-го. Запомнился он в основном самонадеянной фразой: «В Аргентине не будет нового Нюрнберга». Его сменил Леопольдо Фортунато Гальтиери. Ставший подлинным могильщиком аргентинской хунты и всей «национальной реорганизации».