Статья

ВОИН БЛАГОЧЕСТИЯ

Этой осенью ливанцы отмечают дни рождения двух великих сынов своей страны. Оба сражались за её свободу под крестом восточного католицизма, идеями Ливанской фаланги и знаменем Ливанских сил. Первый — Башир Пьер Жмайель. Второй — Самир Фарид Джааджаа. Соратники «президента навеки» Жмайеля помянут его в ноябре. Джааджаа сегодня исполняется 65 лет.

Сила христианского братства

Он родился 25 октября 1952 года в деревенском пригороде Бейрута. Детство провёл в горном городе Бишари. С детства Самир любил размышлять о жизни. К этому располагало и то, что Бишари издревле центр восточно-католической маронитской церкви. Гуляя по тамошним улицам, можно встретить не только туристов с лыжами, но и священников в обшитых крестами одеяниях.

Офицерской зарплаты отца едва хватало семье. Как только юноша подрос, он отправился в Бейрут изучать медицину. Сначала в Американский университет, затем в Университет Святого Иосифа. Медицинское образование длится дольше, чем любой другой вид обучения. Поэтому Самир медиком стать не успел. Весной 1975-го в Ливане началась гражданская война. И Самир бросился в пекло противостояния. Воевать за христианство и свободу.

Единой партии у ливанских христиан не существовало. Казалось, выбор был широк. Тут и феодально-замковая «Марада», и аристократическая Национал-либеральная партия, и ультранационалистические «Стражи кедров» с «Танзимом»… Но выбор Самира Джааджаа был очевиден: партия Катаиб. Ливанская фаланга – авангард правохристианского лагеря. Вождь фалангистов Пьер Жмайель, аптечный бизнесмен, ценил простых парней. А Самир всегда был верен идеалу христианского равенства и справедливости.

Вооружёнными силами Катаиб командовал Уильям Хауи. Православный христианин, умелый предприниматель, эффективный менеджер и убеждённый фалангист. Его первым замом был Башир Жмайель-младший. Вместе они провели бейрутскую Битву отелей, устояв перед превосходящими силами левомусульман и коммунистов. А потом взяли реванш в исторической Битве за Тель-Заатар, где наголову разгромили арафатовскую ООП. Это была крупная победа антикоммунистов в мировой Холодной войне. Но там от шальной пули погиб Хауи. Командование фалангистской милицией принял Башир Жмайель. А спецназ возглавил доктор Джааджаа.

Самир никогда не подводил Башира. Будучи по духу воином-монахом, Джааджаа отказался от семьи. Ничто не связывало его с мирской жизнью. Он ничего не боялся. Ни на что не отвлекался от войны и веры. «Сначала стреляет, потом думает», – говорил шеф о своём спецназовце. С доброй улыбкой. Стрелял-то Самир метко.

В его образе можно найти что-то от толкиеновского Арагорна. Порой это производило даже странное впечатление. «В чём сила, брат?» В правде христианства и фаланги. И ведь таких людей в мире не так уж мало.

Победа в Тель-Заатаре изменила расклад сил. Всё большее значение в ливанской гражданской войне приобретал фактор Сирии. Поначалу президент Хафез Асад-старший помогал христианам. Ведь ливанский коллега Сулейман Франжье, лидер «Марады», был давним другом сирийского президента. Но помощь Дамаска была отнюдь не бескорыстной. Асад воспринимал Ливан примерно так же, как Гитлер — независимую Австрию. Как геополитическое недоразумение. Не соответствующее его плану создания «Великой Сирии». Франжье, чей клан возвысился ещё при турецком владычестве, не имел особых возражений. Лишь бы его замок не трогали.

Но большинство христиан смотрели на вещи иначе. Многие были патриотами самобытного Ливана, единственной демократической страны арабского мира. Фалангисты и Самир Джааджаа были такими из первых. Их война против палестинцев, коммунистов и левомусульман сделалась войной за независимость Ливана. Значит, и против феодальной «Марады».

Авангард солидарности

Клан Франжье стал мешать делу освобождения Ливана. Дошло до того, что 8 июня 1978-го его подручные убили Джуда аль-Байеха, фалангистского командира в Згарте (родовой центр Франжье). Руководил операцией сын Сулеймана – Тони Франжье-младший. Сам находившийся в Эдене.

13 июня фалангистский спецназ отомстил. Бойцы Самира перебили охрану, ворвались в эденский дом, расстреляли убийц своего товарища и самого Тони. Но вместе с Тони погибли жена и дочь. К тому времени бой был фактически окончен и Самир, к сожалению, не доглядел. К тому же он был ранен и передал командование своему помощнику. А этим помощником являлся никто иной, как начальник фалангистской службы безопасности – Ильяс Хобейка, страшный даже для страшных.

«Мараду» жёстко окоротили. Башир Жмайель высказался в том плане, что палку, конечно, перегнули, но ничего не поделаешь. Потому как Эденская резня есть «социальный бунт против феодализма». Восстания угнетённых в белых перчатках не совершаются.

Через два года пришёл час расправы над другими конкурентами. С Национал-либеральной партией Камиля Шамуна не было такой смертной вражды, как с «Марадой». Шамуны тоже были аристократами, однако патриотами, а не сирийскими агентами. Но национал-либеральная милиция под названием «Тигры Шамуна» мешала консолидации правохристианских сил. Жмайели решили: двум коронам не бывать. Значит, «тигров» в расход. Решать вопрос Башир вновь послал Самира и Ильяса.

7 июля 1980-го произошла Резня в Сафре. Восемь десятков «тигров» отправились к праотцам. Остальные благоразумно вступили в ряды Катаиб, под командование Башира Жмайеля. Камиль Шамун, кстати, не очень против этого возражал. Тем более, что Дани Шамун-младший, командовавший «тиграми», не разделил судьбу Тони Франжье. Ему специально позволили уйти живым. Чтобы не ссорить навсегда правохристианских патриархов Пьера и Камиля.

Бейрутская Стодневная война 1978-го. Битва при Захле 1981-го. Славные страницы правохристианской борьбы. «Ливанские силы» – так стала называться «единая винтовка» Башира – на равных бьются с регулярной сирийской армией. Оба сражения выиграны. В авангарде фалангистский спецназ Самира Джааджаа. Параллельно в Горном Ливане строится фалангистское «государство в государстве» – сообщество христианской солидарности вооружённого народа. Модель солидаристского устройства для Ливана и мира. Не только арабского.

Свой выбор ливанский народ в лице своих представителей сделал 23 августа 1982-го. Парламент проголосовал за то, чтобы Башир Жмайель стал президентом. Дальнейшее известно. 14 сентября сирийский агент взрывает Башира, а через пару дней происходит резня в лагерях палестинских беженцев Сабра и Шатила. Здесь снова отличился Хобейка.

Президентом становится брат Башира — Амин, не обладавший его талантами и авторитетом. Через два года скончался старый Пьер Жмаёйль. Милицию Катаиб и «Ливанские силы» возглавил Фади Фрем. Фалангисты знали его как хорошего разведчика, а к моменту избрания Башира он руководил генеральным штабом. Но его период не был отмечен победами.

«Горная война» 1983—1984 годов окончилась победой сирийцев и их левомусульманских союзников – шиитов, друзов, социалистов, коммунистов. Фрем сдал дела и уехал в Канаду. Его преемником стал Фуад Абу Надер, внук Пьера и племянник Башира. Он никогда не проигрывал боёв, прямо как Суворов. Но, при всей своей непобедимости, Фуад больше любил мир, чем войну. Тем более – со своими. Поэтому он не смог подавить мятеж, поднятый против него и президента вошедшим во вкус Хобейкой. Точнее, вообще не стал сопротивляться. Против соратников-христиан Абу Надер оружия не поднял.

Перед лицом беспредела

Поднял Самир Джааджаа. Он видел, что свирепый мясник Ильяс изменил принципам фаланги и заветам Пьера – Башира. Хобейка уже был сирийским агентом. Война против него стала войной за Ливан. За общие идеалы юности. Вместе с Самиром поднялась тысяча горных бойцов. Они встали за принципы военной демократии, завещанной Баширом. Против просирийской полицейской системы, которую нёс Хобейка.

Ренегат не продержался и четырёх месяцев. После непродолжительных боёв в Бейруте Джааджаа 15 января 1986-го становится командующим «Ливанских сил». Джааджаа на подвластных ему территориях продолжил курс Башира. Всячески поощрялась активная инициатива низов: делай, двигайся, созидай. С другой стороны, развивалась социалка для бедноты. Ведь именно эти парни составляли костяк фалангистских бригад. Кстати, огромные силы Самир отдавал на развитие бесплатной медицины. Он знал эту сферу ещё со студенческих лет. В условиях войны развитие здравоохранения становилось ещё более актуальным, нежели в мирные годы.

Однако Самира чаще сравнивали не с врачом, а с монахом. Он даже внешне напоминает отшельника, сверкая тонзурой и улыбаясь при любых неприятностях. До поры до времени Джааджаа придерживался безбрачия. Но в конце 1980-х сердце воина-монаха сошлось с чарами красавицы.

Звали её Сетрида Таук. Родилась она 31 мая 1967-го в Кумаси — втором по величине городе Республики Гана. Вообще-то она ливанка, просто её отец занимался бизнесом и инвестировал в Западную Африку. Когда Сетрида подросла, то приехала на историческую родину и поступила в Американский университет — тот самый, где пятнадцатью годами ранее обучался Самир. Она, в отличие от него, увлеклась наукой политологией, что в дальнейшем очень ей пригодилось. Студенческие будни Сетрида разбавляла ходьбой по подиуму.

Самир влюбился в молоденькую модель. Сетрида – в романтика христианской революции. В 1991-м единение душ закрепилось маронитским обрядом.

Но над Ливаном сгущались тучи. После прекращения полномочий Амина Жмайеля исполняющим обязанности президента становится Селим Хосс — первый мусульманин-суннит в данной должности. Это противоречит ливанским политическим традициям, согласно которым президентом может быть исключительно маронит. Мощным фактором поддержки Хосса становятся вооружённые силы, возглавляемые генералом Мишелем Ауном. Генерал заявляет, что ему нет дела до религиозных нюансов, лишь бы страна была едина и свободна от сирийских войск. 22 октября 1989-го Хосс подписывает Таифское соглашение, согласно которым иноземцы остаются в стране. Аун отказывается признать их. 22 ноября 1989-го кто-то взрывает автомобиль только что избранного президента Рене Муавада. Спустя два дня президентом становится Уильям Храуи.

Нового президента, заявившего о территориальной целостности Ливана, поддерживает Катаиб. Вскоре Храуи заявляет, что намерен конституционно оформить результаты Таифского соглашения. Аун поднимает мятеж. Джааджаа поддерживает Храуи, полагая, что это путь к окончанию войны. Этьен Сакер и его «Стражи кедров» поддерживают Ауна. Возникает парадоксальная ситуация: фаланга ради мира на своей земле тактически поддерживает просирийского президента. Наверное, свою роль сыграла и личная неприязнь Самира к Ауну. Генерал, в свою очередь, негативно относился к любым парамилитарным формированиям. В том числе к горным бойцам.

13 октября 1990-го Аун сдался. Спустя неделю с лишним, 21 октября, неизвестные врываются в дом Дани Шамуна и убивают его вместе с женой и двумя детьми. Джааджаа понимает, что добром это не кончится. Дело в том, что он, как и Аун, да и сам Джааджаа, до последнего дня выступал против присутствия сирийских войск.

Ливан попал под плотный сирийский колпак. Хафез Асад добился своего – соседняя страна оккупирована. Можно включать беспредел.

Убийство Дани Шамуна повесили на Джааджаа. Хотя Дори, брат убитого, категорически отрицал причастность фалангистов к расправе. Сирийцам слишком мешал лидер «Ливанских сил». Своеволие в Дамаске не прощали. На всякий случай предложили министерское кресло в правительстве Омара Абдулхамида Караме — проверка на покорность. Самир отказался. «Что ж, получай по полной».

27 февраля 1994-го кто-то устраивает теракт в церкви. Сирийцы обвиняют Самира Джааджаа. Больше некому, кроме «догматично благочестивого» горца. Вскоре Самира арестовывают. На следующий год его приговаривают к четырём пожизненным срокам. Не только за убийство Дани Шамуна, но и, например, за взрыв в 1987-м Рашида Абдулхамида Караме — брата премьера, в состав кабинета которого Джааджаа отказался войти. Припомнили и Эденскую резню. В довесок — создание незаконного вооружённого формирования и сотрудничество с ЦАХАЛом.

Тюрьма и любовь

Так Самир стал политическим заключённым сирийского оккупационного режима. Держали его в подвале Министерства обороны. Никаких окон на стенах, никаких выходов на улицу. Безрадостно. Самир скрашивал время за чтением религиозной литературы, причём не только христианской. Много нового он узнал об исламе. Вспоминал былое, думал о вечном.

Каково быть женой человека, отправленного в тюрьму до конца дней своих? Сетриде Джааджаа на момент оглашения приговора исполнилось 27 лет. Не все выдерживают пытку ожидания вечности. Сетрида выдержала.

Общим решением ветеранов движения её объявляют исполняющей обязанности председателя Ливанских сил. Она не сидит сложа руки, а выходит на многочисленные акции, направленные против сирийской оккупации. В тех же рядах можно было увидеть ещё одну интересную женщину — Соланж Жмайель, вдову «президента навеки». Они во многом похожи, и это обстоятельство заставляло их соперничать друг с другом. Но они делали одно дело, и судьба их чем-то похожа.

Некоторые сходства обнаруживаются и с образом Ильяса Хобейки. Сетриду называли «светской львицей». Ильяс тоже крутился в этих кругах. Разница лишь в том, что Хобейка связал свою жизнь с оккупационными властями. Так и умер в 2002-м — в положении всеми презираемого коллаборациониста. Точнее, погиб, пополнив список ливанских политиков, взорванных в собственном автомобиле.

Следующим погибшим стал бывший премьер-министр Рафик Харири. Убийство произошло в день всех влюблённых, 14 февраля 2005-го. Имена заказчиков убийства угадывались из того факта, что Харири требовал вывода сирийских войск из страны.

Ненависть ливанцев, кипевшая свыше двадцати лет, вылилась в Кедровую революцию. Волнения оказались настолько массовыми, что сирийские войска наконец-то покинули страну. Ливан обрёл подлинную независимость. А вместе с независимостью — независимый суд. 18 июля парламент принял новый закон об амнистии, а уже 26 июля Самир Джааджаа увидел белый свет. Сетрида выдержала эти 11 лет!

Понятно, что условия содержания Джааджаа привели к истощению его организма. Следующие полгода он провёл во французских клиниках. Восстанавливался после тюрьмы.

Верная стойкость мужества

Как только пришёл в себя, снова стал председателем Ливанских сил. Заместителем себе взял Жоржа Адуана из «Танзима». Вступил в Коалицию 14 марта, где скентовался не только со Жмайелями, но и суннитом Саадом Харири, и с друзом Валидом Джумблатом. По давней традиции, оба продолжили дело отцов — Рафика Харири и Камаля Джумблата. Джумблат-отец в своё время воевал против Фаланги, но теперь другие времена: созданная им Прогрессивно-социалистическая партия сошлась с Ливанскими силами и «Движением за будущее» Саада Харири на почве сохранения реального суверенитета Ливана. Джааджаа даже с Абу Надером подружился, хотя в былые времена они терпеть друг друга не могли. Вот что делает с людьми любовь к своей стране!

Интересно, что их противники взяли себе похожее название — Коалиция 8 марта. Разница всего в шесть дней. Международный женский день ни при чём, просто именно в этот день 2005-го лоялисты вышли на митинг поблагодарить оккупантов за «помощь». Входят в эту коалицию партии с интересными названиями. «Партия Аллаха», известная всему миру как террористическая Хезболла, не запрещённая в РФ. Сирийская социал-националистическая партия (хорошее название для ливанской организации). И, конечно, «Марада», куда же без неё, теперь под руководством Сулеймана Франжье-внука. Этот блок до сих пор борется за возвращение оккупационных порядков.

Разумеется, Самир и его «Ливанские силы» – кость в горле тем, кто мечтает о возвращении сирийцев. В 2012-м его даже попытались убить. А ему всё нипочём. Спустя два года он выдвинул свою кандидатуру на пост президента и даже набрал большинство голосов. Тем не менее, до двух третей не хватило. Целых два года длился кризис власти. 31 октября 2016-го Джааджаа не выдержал и неожиданно для всех поддержал Мишеля Ауна. Того самого генерала, с которым у них давние разногласия. Главное, чтобы не Хезболла. Теперь Аун президент. Чего не сделаешь ради единства страны?

Не все правохристиане оценили такой шаг своего лидера. Болезненным ударом для Джааджаа стал разрыв Катаиб с «Ливанскими силами». Горячий Сами Жмайель, внук Пьера-основателя, настоял на этом. Но даже самые последовательные наследники жмайелевской традиции признают: Самир – из самых верных.

Его избранница — под стать ему. Монашеская отрешённость Самира дополняется бурным жизненным потоком Сетриды. Умудрённость мужа — красотой жены. «Легко представить себе Сетриду, с персидской кошкой на руках, в полумраке своего горного убежища шепчущую на ухо мужу очередную инвективу против мусульман и других врагов», – пишут политические противники четы Джааджаа. В чём-то Сетрида бывает жёстче Самира. Это – очень мощный тандем христианской солидарности. Самир, Сетрида и их силы – непримиримые враги исламистов и пособников Асада. Теперь уже – Асада-младшего. Джааджаа – один из символов большой революции, охватившей Ближний Восток. Ближний – в том числе к России.

«Гора — это цитадель, лес — это засада; гора вдохновляет на отважные подвиги, лес — на коварные поступки». Не всегда справедливые, эти слова из романа Виктора Гюго «Девяносто третий» прекрасно сочетаются с общим образом Самира Джааджаа. Вслед за великим французом, Роберт Хатем полагает, что горцы — люди жёсткие, догматичные, амбициозные и благочестивые.

Политика — это жесть. Тем более в Ливане. Но сквозь эту жесть, подобно горскому кинжалу, прошла правохристианская идея, прошло правохристианское движение. Стойкость, верность, храбрость – три кита, на которых держатся «Ливанские силы». Благодаря таким, как Джааджаа. «За ошибки времён гражданской войны я прошу прощения у Бога и людей. Но мы не остановимся, пока не завершим нашу революцию. Я намерен нечто оставить для истории», – говорит доктор Самир.

Виктор ГРИГОРЬЕВ