Россия и мир отмечают памятную дату. 100-летие Первой мировой. Великой войны, сломавшей мир Belle Epoque – «прекрасную эпоху» начала XX века – превращённую в «потерянный рай».

Не зря ведь в СССР так любили сравнивать всё с 1913 годом. Неосознанно держали за эталон всё ту же эпоху, в российском варианте. Тем более европейцы. Время веры в гуманизм и прогресс, могучую технику и скорый вечный мир. Надо было быть Блоком, чтобы понимать:

Двадцатый век... Ещё бездомней,
Ещё страшнее жизни мгла
(Ещё чернее и огромней
Тень Люциферова крыла).

В войну никто не верил, но все к ней готовились. А когда она пришла, никто не знал, как быть.

Выбор войны

Что привело к мировому взрыву? Имперские амбиции мировых держав уходили в глубь мрачных веков. Германская империя, созданию которой не смог помешать Наполеон III («маленький племянник» надорвался, пытаясь дотянуться до дяди), отобрала у Франции Эльзас и Лотарингию. Борьба за эти земли – ось Западной Европы – между потомками Карла Великого шла с IX века. Тысячу лет спустя немцы посчитали спор законченным, но французы возобновили его. Кто владеет Эльзас-Лотарингией, тому рулить на Старом континенте. «Отомстить бошам!» vs «Додавить лягушатников!»

Мир не сводился к Европе. Новое великое противостояние велось за право нести бремя белых. С Францией Германия бодалась за Эльзас-Лотарингию, с Англией – за необозримые афроазиатские просторы. Рейхстаг отпускал всё новые ассигнования на строительство военных кораблей. За этим с тревогой следили лондонские владыки морей. К тому же Made in Germany превратилось в «клеймо зверя» для Британии как мастерской мира. «Неужели мы не готовы схватиться ради ежегодного торгового дохода в пять миллиардов?!»

На старосветском востоке, казалось, царила идиллия союза трёх императоров. Считалось, что Вильгельм страхует Николая от революции, Ники для Вилли прошибает лбом рискованные двери «жёлтых пространств», а тем временем Франц Иосиф под крышей того же Вильгельма готовит тотальную зачистку Балкан от русского влияния. Этот адский клубок германский кайзер готовился прошить стальным стержнем Багдадской железной дороги от Берлина через Стамбул до Басры. После чего вертеть на шампуре Балканы и Арабский Восток.

Замшелые монархисты убеждали государя исправить «отцовскую ошибку», порвать франко-русский союз и встать на вытяжку перед кузеном Вилли. В уставах черносотенных союзов выражалось особое доверие и признательность немецкому населению Российской империи (то-то пригодилось в Августе-1914 и особенно в Мае-1915, во время немецких погромов в Москве). Николай II вообще-то был только за. Он не испытывал симпатий к «неистовой безбожной республике, где президенты восседают на троне обезглавленных королей». Но даже он понимал: все геополитические пути перегородила Германия, а не Франция. Берлин чуть что взмахивает тевтонским мечом. А из Парижа, наоборот, регулярно поступает спасительная финансовая поддержка.

Но главное состояло даже не во всём этом. Европе предстояло решать, как жить. Вообще, в принципе. Основная схватка шла на цивилизационном, социокультурном поле. Геополитические и экономические противоречия лишь дополняли её. Каким путём идти континенту, чью общественную модель перенимать как матрицу развития?

Центральные империи, особенно Германская, создавали очаг «военно-феодального империализма»: полуабсолютистские монархии, правление чиновного и военного дворянства, сословная иерархия, шнурованная госдисциплина. В Германии с налётом технократии и этношовинизма. В Австро-Венгрии более разболтанно, по-швейковски, зато в постоянной межнациональной грызне и с клерикальным уклоном.

Остальная Европа так или иначе шла по широкой колее Великой Французской революции. Хотя республик в буквальном смысле на континенте было всего три (Франция, Швейцария, Португалия), конституционные монархии типа британской, итальянской, голландской или даже испанской больше походили на Третью республику, чем на Второй рейх. Парламентаризм и права человека в версии 1789 стали аксиоматичны. Эти векторы развития были несовместимы. Оружие критики менялось, по Марксу, на критику оружием. Надвигался последний бой Средневековья. На рассвете XX века.

Немецкий авось

История сараевского убийства известна. Кто бы ни заказал австрийского эрцгерцога Франца Фердинанда (кстати, либерала и сторонника расширения прав славян в империи) – сербские спецслужбы или венгерские масоны – итоги в любом случае многократно перехлестнул любые, самые коварные замыслы. Едва ли организаторы планировали снос четырёх империй.

Строго говоря, Первая мировая началась 28 июля 1914 года. Австро-Венгерское императорское правительство, придравшись к отказу Сербии выполнить один пункт ультиматума, объявило войну и направило войска на Белград. Российская империя объявила в защиту братьев-славян всеобщую мобилизацию (ещё переписываясь с германским кайзером, русский царь уже направлял телеграмму английскому королю).

1 августа 1914 года Германия объявила войну России – «в защиту дружественной Австро-Венгерской монархии, подвергшейся преступному сербскому нападению, прикрываемому Россией». 3 августа Германия объявила войну Франции – как российской союзнице, связанной военным договором. 4 августа началось германское нападение на нейтральную Бельгию – стратегический план Оберкоммандо предполагал удар с этого неожиданного направления. В тот же день Великобритания объявила войну Германии – в защиту нарушенного немцами нейтралитета Бельгии.

С этого момента – на четвёртый день войны – для Германии всё было кончено. Первоклассная немецкая армия была сильнейшей в Европе. Она имела шанс (не стопроцентный, но серьёзный) победить в столкновении с любым сочетанием континентальных противников. Возможно, немцам удалось бы одолеть англо-французскую коалицию, останься нейтральной Россия. Но в одновременном столкновении на Западе и на Востоке в условиях английской военно-морской блокады Второй рейх был обречён. Удивительно, как долго Германия сопротивлялась превосходящим силам Антанты, да ещё регулярно разворачивая наступление.

И тут мы видим поразительный парадокс. Германская военная доктрина, разработанная дядей и племянником Мольтке, считалась глубоко научной, досконально продуманной, даже по-немецки педантичной. Реально же, когда дошло до воплощения, она оказалась предельно авантюрной. Можно сказать, построенной на русском «авось». Кайзеровские стратеги десятки лет сами с собой играли в поддавки.

Изначальный расчёт на неучастие Англии тут же провалился. Генри Асквит и Эдуард Грей тонкой дипломатической схемой дезориентировали немцев и затянули в ловушку. Тогда Вильгельм, армейское командование и правительство решаются брать нахрапом. Поставлена задача максимум в шесть недель вывести Францию из войны. План Шлиффена предполагает охват Парижа с северо-запада. Начинается массированное наступление через Бельгию.

Тут же новый облом: бельгийцы, которых немцы вообще не брали в расчёт, доблестно сопротивляются «швабским усатым котам» (В. Ходасевич). В ответ мерцает зловещая зарница наступившего нового века – карательные акции в Бельгии вполне тянут на нюрнбергские обвинения, мир шокирован расправами с населением. Так или иначе, время потеряно. Французы успевают организовать оборону. Во Фландрии и в северо-восточной Франции вместо блицкрига идут затяжные бои.

Оберкоммандо рассчитывало, что российская мобилизация потребует не меньше месяца. Но уже в середине августа армия Самсонова по зову французских союзников вторгается в Восточную Пруссию. Операция заканчивается тяжёлым разгромом, Гинденбург устраивает близ исторического Грюнвальда «Канны XX века». Но из Франции пришлось перебросить корпуса, темп наступления на Западе выдыхается. В битве на Марне французы и британцы останавливают немецкое наступление.

Тем временем завязываются динамичные бои в Польше. Немецкие силы, разбросанные на противоположных концах Европы, не достигают решительного успеха ни там, ни там. Русским удаётся отстоять Варшаву и Лодзь. На стороне Германии вступает в войну Турция, но русский Черноморский флот задаёт жару «султанским фелукам», а Кавказский фронт начинает продвижение на юг – обеспечивая британцам возможности взять под контроль территории нынешнего нефтеносного Ирака. Как раз те, куда рвался Вильгельм по Багдадской железной дороге.

На Тихом океане к Антанте присоединяются Китай и Япония. Китайцы припоминают Вильгельму зверства немецких карателей во время ихэтуаньского восстания. Японцы совершают блиц-турне по германским колониям в Китае и на островах Микронезии. Английские войска до конца года перехватывают у Германии её африканские колонии – нынешнюю Намибию, Того, Камерун. Только в нынешней Танзании завязывается упорная борьба. Полковник Пауль фон Леттов-Форбек во главе небольшого немецкого гарнизона и прогерманского ополчения местных племён будет четыре года успешно воевать с англичанами и португальцами. Он даже захватит часть Северной Родезии и Мозамбика – чтобы капитулировать по приказу командования в разгар своего наступления.

Итоги 1914 года. Германские планы сорваны везде. Битва на Марне остановила наступление на Западе. Русский удар в Восточной Пруссии жёстко отбит, но глубокое продвижение в Польше не удалось. Австрийцы дважды разбиты сербами при попытке захватить Белград. Турки терпят поражения от русских и англичан. Германия скована английской морской блокадой. Потеряны почти все колонии.

Каковы выводы в Берлине? Больше напора. Больше жестокости. Тевтонский рыцарь не может проиграть.

Путь в провал

1915-й. Оберкоммандо на ходу меняет стратегию. На Западном фронте начинается окопный ад, измолотные бои за домик паромщика. Сила заклинила силу, изо дня в день без перемен. Зато мощное наступление развёрнуто на востоке. Задача: вывести Россию из войны и уже после этого всей массой добивать французов с англичанами.

В январе русские войска громят австро-венгров («не хотел Франц Иосиф, 66 лет на троне, умереть спокойно»), занимают Перемышль. Туда торжественно едет царь, отмахнувшийся от распутинского совета не торопиться. На помощь австрийцам подтягиваются немцы, Перемышль снова взят. По всему фронту следует массированный удар. Начинается Великое отступление русской армии.

Это не 1941-й. Враг не под Москвой и не на Волге. Но потеряны Польша и Литва, практически выведена из строя кадровая армия. Остановить немцев удаётся в конце лета, и это совпадает с принятием Николаем II верховного главнокомандованием. Царь делает обычные самонадеянные выводы и не использует шанса.

На стороне Германии выступает Болгария, образуется противостоящий Антанте Четверной союз. Массированное наступление на Балканах завершается разгромом сербской армии. Английские корабли эвакуируют сербов на греческий остров Корфу. Сербское королевство, ради которого Российская империя шагнула в свою гибель, снесено с лица земли.

К Антанте присоединяется Италия – заметную роль в этом сыграл радикальный социалист Бенито Муссолини, призывавший поддержать «колыбель свободы Англию, родину революции Францию, благородную и героическую Бельгию». Итальянская армия не слишком сильна и успешна (в эффективности уступает болгарской), она терпит поражения от австрийцев. Однако виснет гирей на юго-западных группировках Центральных держав и несколько усиливает Антанту.

И ещё чем отмечен 1915-й. Апрель, бельгийский Ипр. «Правительства христианских по видимости государств решились на применение химических газов, что уже так явно за пределами человечества» (А.Солженицын). Первым таким государством был кайзеровский рейх.

Главный итог 1915-го – провалилась очередная стратегия Оберкоммандо. Годом раньше не удалось разбить Францию, теперь не удалось вывести из войны Россию. По обе стороны света легли непроходимые окопы позиционной войны. Вильгельмовы авантюры продолжаются.

1916-й. На Западе чудовищными усилиями пытаются проломить позиционный тупик. Верденская мясорубка, сражение на Сомме, около полутора миллионов погибших – все остаются на прежних местах, никто не делает ни шагу вперёд. Зато на Востоке – Брусиловский прорыв, русские громят австрийцев. Австро-Венгрия уже не оправится от этого удара. Патриотический подъём в России, восторги союзников, поднимается курс рубля. Но стратегическое положение на главных – немецких – фронтах не меняется.

К тому же присоединение к Антанте нового союзника – Румынии – сразу свело на нет достижения Брусиловского прорыва. Не зря русские генералы уговаривали румынского короля оставаться нейтральным. Кароль I, однако, презрел «долг Гогенцоллерна» ради присоединения австро-венгерской Трансильвании. И через несколько недель бежал из Бухареста, захваченного силами двух немецких дивизий. России пришлось удлинять фронт до Чёрного моря, выручая незадачливых союзников (которые к тому же не забыли продать австрийцам своё военное снаряжение).

Крупнейший в военно-морской истории Ютландский бой доказал бесперспективность схваток с англичанами на море. Немцы потопили шестнадцать британских кораблей, сами потеряли одиннадцать. Но, как под Верденом и на Сомме, осталось без перемен. Германский флот отступил в места базирования. Железный обруч блокады закрепился и ужесточился.

В декабре 1916-го Вильгельм с великолепной тевтонской наглостью… предлагает мир. Обосновывает он своё предложение тем, что Германия уже победила, поскольку немецкие войска на всех фронтах занимают территорию противника. Поэтому он, так и быть, готов выслушать, на каких условиях Антанта признает своё поражение.

Первое «нет» прозвучало из России. Затем ото всех остальных. Пути отхода кайзеру отрезались. И не только ему, но и его государству. Слишком много крови и разрушений к тому времени числилось за Вторым рейхом. Закончить войну по той же прихоти, что начали, уже не позволят. А насчёт того, кто победил… «За то, что ты назвал себя моим владыкой, поплатишься отдельно».

Тем временем мир менялся. Военное озверение отливалось с системные структуры. Явочным порядком вернулись обычаи подзабытого варварства: расправы над населением, издевательства над пленными, бессудные преследования, принудительные перемещения. В странах Четверного союза правили не то что не парламенты, но даже и не правительства, а структуры типа германского коронного совета. Но и от них власть постепенно уходила попросту к армейским штабам. В Англии и Франции на премьерские посты пришли Дэвид Ллойд Джордж и Жорж Клемансо – что означало фактическое установление диктаторских режимов. В первом случае за парламентарным фасадом, во втором фактически неприкрытого.

Социально-экономическая система «военного социализма» (с которой скоро будет брать пример ленинский Совнарком) из Германии замаршировала по миру. Что говорить, если в 1917 году внеконституционный Военно-промышленный совет учредился даже при президенте США Вудро Вильсоне. И только в царской России именно годы Первой мировой войны знаменовались невиданным за тысячелетие расцветом политических свобод. Николай Александрович Романов всё делал очень вовремя.

Изменился и характер Великой войны. К началу 1917-го она окончательно превратилась из межгосударственной в идеологическую, жизнесмысловую. Кайзер воевал уже не столько за национальные интересы, сколько за «великую культуру» дисциплины и порядка, за «духовные скрепы» милитаристской монархии, за «немецкий мир». Вена, София, Стамбул к тому времени хором повторяли за Берлином. Лондон, Париж, Рим, Лиссабон и все, кто с ними, разворачивали знамёна демократии. Покончить с гнездом деспотизма, позорящим Европу. Обуздать берлинских хищников и их марионеток. Утвердить принципы свободы, равенства, братства и права. И даже русский царизм, отдавшийся неодолимой воле волн, сражался по факту за это же – против родственного кайзеризма…

Торг и крах

Наступил 1917-й. Коронный совет Германии принимает решение о неограниченной подводной войне. Найдено новое чудо-оружие – подлодки, которые превратят мировой океан в кипящий ад. И этим поставят на колени Англию, сжимающую глотку рейха смертоносными клещами морской блокады.

Очередная авантюра. Немецкий подводный флот не сравнится с английским надводным. Блокада неколебима. Зато совершены новые многочисленные военные преступления. Потоплены торговые и пассажирские суда Соединённых Штатов. И становится предрешённым вступление в войну могучей Америки. На стороне Антанты. Самое то, чего не хватало Германии.

Помощь приходит внезапно. С Востока. Февральская революция опрокидывает русский царизм. «Германия никогда не поддерживала русский реакционный режим против освободительного движения, — сообщает городу и миру рейхсканцлер Теобальд Бетман-Гольвег. – Трудно выразить даже чисто человеческое сочувствие павшему царскому дому». Ещё бы.

Наивные энтузиасты ждут побед революционной армии. Солдаты же не понимают: если война продолжается, зачем революция? «Почему честь не отдаёшь? – Я её у тебя не занимал!» Либеральные интеллигенты из Временного правительства не умеют приказывать. Отвязный Петросовет переполнен германофилами, преклоняющимися перед родиной марксизма. А на подходе и вовсе Ленин, по-деловому работающий с немецким командованием через цепочку социал-демократических посредников.

Восточный фронт замирает. Оберкоммандо организует братания и перебрасывает лучшие части во Францию. Проводится несколько успешных наступательных операций. Но: «Несмотря на наши победы в Шампани, только русская революция уберегла нас от худшего», — вспоминал Эрих Людендорф.

В июне Керенский пытается повести войска в бой хотя бы на юго-западном, австрийском фронте. Итог – разгром и бегство. Через два месяца Вильгельм торжественно въезжает в захваченную немцами Ригу.

Большевистский переворот обесценивает миллионные жертвы России, понесённые в Великой войне. Лозунг «Без аннексий и контрибуций!» обернулся в Бресте аннексией миллиона квадратных километров и контрибуцией в шесть миллиардов. Россия фактически превращалась в германский протекторат. Но тем временем во Франции уже начиналась высадка миллиона американских солдат.

Немцы хватаются за последний шанс. Усиленные подкреплениями с Востока кайзеровские войска в марте 1918-го идут в последнее наступление. За три-четыре месяца они возвращаются на рубежи, достигнутые в августе 1914-го. Париж вновь оказывается в зоне обстрела Больших Берт. В мае капитуляция вроде Брестской навязана в Бухаресте разгромленной Румынии. Воспрял весь Четверной союз в экстатической надежде на победу немецкого оружия.

Новые сотни тысяч трупов. И – зря. Американцы разворачиваются в боевые порядки, перевес Антанты становится непреодолимым, контрудары неостановимыми. С середины августа немецкие войска медленно, с новыми тяжёлыми боями, откатываются к франко-бельгийской границе.

29 сентября 1918-го Оберкоммандо информирует кайзера: положение безнадёжно. Нужно замиряться, пока на территории самой Германии ещё нет иностранных войск.

Весь октябрь между Германией и США велись интенсивные тайные переговоры и заключении перемирия. Антанта устами Вильсона выдвигала жёсткое условие: отречение Вильгельма Гогенцоллерна (с последующим преданием суду). Политический торг шёл вхолостую на фоне непрерывного кровопролития миллионных масштабов. Кайзеровская элита в октябре ещё не сдавала шефа. А в ноябре никто не стал спрашивать.

24 октября 1918 года адмирал Шеер приказал готовиться к «решающий битве» с англо-американским флотом. К тому времени костяшками домино рушились германские союзники. Англичане принудили к капитуляции Турцию и Болгарию, развалилась на составные части Австро-Венгрия. Трещала немецкая оборона на главном Западном фронте. Морякам предписывалось ритуально погибнуть в конце войны за честь германского флота. Ответом стало Кильское восстание, переросшее в Ноябрьскую революцию. 10 ноября Вильгельм Гогенцоллерн сдал свою шпагу голландскому пограничнику. Второй рейх пал, расчищая дорогу Третьему.

Рано утром 11 ноября 1918 года автомобиль с белым флажком затормозил в Компьенском лесу у штабного вагона Антанты. Французский маршал Фош и английский адмирал Уимисс приняли немцкого генерала фон Винтерфельдта. Поначалу немец – в обычной манере – сообщил, что приехал выслушать мирные предложения. Фош ответил, что таковых у него не имеется, союзники готовы продолжать войну. «Мы не готовы», — признал кайзеровский генерал. «Значит, вы просите мира. Это другое дело», — резюмировал Фердинанд Фош. Вскоре же английские корабли отбуксировали в бухту Скапа-Флоу немецкий флот и поставили на прикол. Британия свои проблемы решила.

В 11 утра 11 ноября 1918 года ударил 101 залп, возвестивший о подписании перемирия и прекращении огня. Знамёна демократии зареяли над руинами Старого континента. «Здесь была сломлена гордыня надменной Германской империи, побеждённой свободными народами, которые она вознамерилась поработить».

Подвиг русского Вердена

27 июня 2012 года Владимира Путина спросили, как будет отмечаться в РФ 100-летний юбилей Первой мировой войны. Президент заговорил несколько о другом – об итогах войны для России. «Большевики совершили акт национального предательства, — сказал Путин. — Мы проиграли проигравшей Германии, капитулировали перед ней, а она через некоторое время сама капитулировала перед Антантой».

Всё верно. Так оно и было. Действительно, уникальный случай в истории.

Огромная держава, участница величайшего военно-политического катаклизма, в итоге постаралась забыть о Великой войне, назвав её «четырёхлетней империалистической бойней». Героям запретили носить боевые награды. Подвиги постарались вычеркнуть из народной памяти. И вот сейчас спохватилась. Как же, столетие. Советский рефлекс: «Отрапортовать к ноябрьским!» Примазавшись к чужой славе.

Официальная цифра потерь в Первой мировой устоялись в умах – 10 миллионов убитых. Горькая доля России – почти 2 миллиона. Нам говорят –усталость от войны привела к крушению империи (как и в Германии при ещё больших потерях). Но как тогда быть с Францией, потерявшей немногим меньше? С Великобританией, утратившей в Галлиполийских боях с турками практически всю молодую аристократию – безусых ещё парней, шедших в атаку с сигарами в зубах и со стеками наперевес. Впрочем, и русские офицеры бравировали сплошь и рядом – отсюда катастрофические потери гвардии. К середине 1915 года в армии уже не было поручиков Голицыных и корнетов Оболенских. Взводами и ротами командовали прапорщики-простолюдины.

О Брусиловском прорыве знают все. О «русском Вердене» — Сморгони – гораздо меньше.

В начале сентября 6-й германский кавалерийский корпус прорвал фронт севернее Вильно и пошёл в рейд по тылам русской армии. 15 сентября кавалерийский полк из его состава после восьмичасового боя взял город. 20 сентября совместной атакой 9-й и 10-й Сибирских стрелковых, 68-й и 25-й пехотных дивизий Сморгонь была освобождена. Это был первый успех в ходе Великого отступления. Впервые немцев остановили именно здесь, не дали прорваться к Минску и далее – к Москве. И началась 810-дневная героическая оборона.

Здесь было всё – и первая немецкая газовая атака на Восточном фронте, и единственный в своем роде подвиг экипажа тяжёлого бомбардировщика «Илья Муромец» №16, и стойкость женского добровольческого «батальона смерти» под командованием прапорщика Марии Бочкарёвой. Здесь сражались элитные части русской армии — 3-я Гвардейская пехотная дивизия (лейб-гвардии Кексгольмский, Петроградский, Волынский и Литовский полки), лейб-гвардии Преображенский полк, лейб-гвардии Гренадерский полк.

Среди героев Сморгони – будущий Маршал Советского Союза и министр обороны СССР, а тогда пулемётчик 256-го Елисаветградского полка Родион Малиновский. Будущие писатели – поручик 16-го Менгрельского гренадерского полка Михаил Зощенко и вольноопределяющийся Валентин Катаев. Кстати, 16-м Менгрельским гренадерским полком одно время командовал полковник Борис Шапошников, впоследствии видный советский военачальник. Степан Красовский служил ефрейтором-корректировщиком в 25-м корпусном авиаотряде, маршалом авиации он стал гораздо позднее. Умело руководил штабом 64-й пехотной дивизии в 1915-м году полковник Михаил Дроздовский, лично водил в атаку 2-й батальон преображенцев капитан Александр Кутепов. В российской гражданской войне оба стали героями Белого движения.

Долгие месяцы изнуряющей позиционной войны. Поговорка: «Кто под Сморгонью не бывал, тот войны не видал». Потом приезд Керенского, разложение армии в 1917-м и нелепая несправедливость – сдача немцам города-крепости.

Помнит Париж

Лишь один эпизод той войны. Забытый, потому что долгие десятилетия никто и заикнуться не смел. Как это: «За веру, царя и Отечество», когда у пролетария отечества нет, веры тем более, а царя вообще свергли? И вообще, какой может быть героизм в прогнившей, отсталой, лапотной России?

Насчёт отсталой и лапотной тоже есть что сказать. Россия вступила в войну неподготовленной – это факт. Хотя, кстати, в ресурсных расчётах ошиблись все и везде, поскольку война ожидалось на три-четыре месяца. Но действительно, по огневой мощи российские дивизии в полтора раза уступали германским. Военные заводы в самый канун войны работали не то что в полсилы – в одну десятую часть. Тяжёлые недочёты случились в оперативном расположении войск. Перечень ошибок можно продолжать долго. И когда в тяжелых, но относительно успешных боях – взять хотя бы победы Юго-Западного фронта осенью 1914 года, которые едва не привели к прорыву русской армии на Венгерскую равнину – полёг костяк кадровых войск, началось то самое Великое отступление 1915-го.

Но без тотальной мобилизации, без перевода всей промышленности на военные рельсы Россия сумела оснастить свою армию. Не вдаваясь по подробности, озвучим только несколько позиций.

В 1916 году русская армия получила 32 миллиона артиллерийских снарядов. Общее производство снарядов за два года увеличилось в 40 раз. В том же 1916-м было произведено 7, 5 тысяч самых ходовых полевых орудий – «трехдюймовок» (1914 год – 285). Выпуск пулемётов составил 11 тысяч (1914 год – 1,2 тысячи). По винтовкам пик был достигнут в январе 1917-го – 130 тысяч штук. Большая часть этих вооружений так и не дошла до фронта и после октября 1917 года попала в руки большевиков. Это – о «раздетой, разутой, практически безоружной» Красной армии…

Конечно, не все было гладко. Например, в 1916 году у русской армии было 12 тысяч автомобилей, тогда как у вдвое меньшей по численности французской к концу войны насчитывалось 90 тысяч. Не хватало самолётов и тяжёлых орудий (во многом из-за большевистского забастовочного движения в Петрограде). Однако быстрое развёртывание военной промышленности в сочетании с многочисленностью войск наверняка позволило бы – при российском участии – закончить войну раньше осени 1918-го. Собственно, это и признавал Людендорф.

Помнят ли обо всём этом те, кто послал на парад в Париж, военнослужащих 154-го отдельного комендантского Преображенского полка? Помнят ли, знают ли эти солдаты о Сморгони, где героически сражались настоящие, не комендантские преображенцы? И как они восприняли слова президента Франции Франсуа Олланда: «На Елисейских полях присутствуют гости из половины всех стран мира, солдаты которых сто лет назад прибыли, чтобы спасти нас»?

Вопрос непраздный. На Западном фронте сражался целый Русский экспедиционный корпус. Его солдаты бились за общее дело. Потом большевистское правительство, захватившее власть в бывшей империи, предало своих союзников. Но присутствовавший в Париже министр культуры РФ, председатель Российского военно-исторического общества Владимир Мединский наверняка думает что-то другое. Мы даже догадываемся, что именно. Потому что исполнять на праздничном гала-концерте в Париже, у подножия Эйфелевой башни финал увертюры «1812 год» Петра Чайковского – это надо уметь. Но ещё не вечер.

Мудрость британца

Если вы зайдёте на сайт Государственной программы патриотического воспитания граждан Российской Федерации, то практически сразу наткнётесь на План основных мероприятий, связанных со 100-летием начала Первой мировой войны. 53 пункта. Запланировано даже производство игрового фильма. Ответственным исполнителем назначена Телерадиовещательная организация Союза России и Белоруссии. Срок – 2014—2018 годы. Почему-то кажется, что фабулой картины выберут битву под Сморгонью – слишком уж знаковой она была. Хочется верить, что в итоге получится нечто художественное, хотя верится с трудом. Но пока о начале съёмочного процесса никто публично даже не заикается.

На этом можно было бы поставить точку. Но это уже сделал Уинстон Черчилль. Две краткие цитаты в тему.

Мало эпизодов Великой войны более поразительных, нежели воскрешение, перевооружение и возобновленное гигантское усилие России в 1916 году. К лету 1916 года Россия, которая 18 месяцев перед тем была почти безоружной, которая в течение 1915 года пережила непрерывный ряд страшных поражений, действительно сумела, собственными усилиями и путем использования средств союзников, выставить в поле — организовать, вооружить, снабдить — 60 армейских корпусов вместо 35, с которыми она начала войну… Мы можем измерить силу Российской империи по тем ударам, которые она перенесла, тем катастрофам, которые она пережила, по неисчерпаемым силам, которые она развила, по тому восстановлению, которого она добилась.

И как логическое продолжение – ещё одна мысль великого англичанина:

Но Россия упала на полдороге, и во время этого падения совершенно изменила свой облик. Вместо старого союзника перед нами стоял призрак, не похожий ни на что существовавшее до сих пор на земле. Мы видели государство без нации, армию без отечества, религию без бога. Правительство, возымевшее претензию представлять в своем лице новую Россию, было рождено революцией и питалось террором. Оно отвергло обязательства, вытекавшие из договоров; оно заключило сепаратный мир; оно дало возможность снять с восточного фронта миллион немцев и бросить их на Запад для последнего натиска. Оно объявило, что между ним и некоммунистическим обществом не может существовать никаких отношений, основанных на взаимном доверии ни в области частных дел, ни в области дел государственных, и что нет необходимости соблюдать какие-либо обязательства. Оно аннулировало и те долги, которые должна была платить Россия, и те, которые причитались ей. Как раз в тот момент, когда наиболее трудный период миновал, когда победа была близка и бесчисленные жертвы сулили, наконец, свои плоды, старая Россия была сметена с лица земли, и вместо нее пришло к власти «безыменное чудовище», предсказанное в русских народных преданиях. И потому на совещаниях союзников не было уже России – вместо нее зияла пропасть, до сих пор не заполненная.

Спрашивается – какое, собственно говоря, отношение Российская Федерация имеет к нынешнему столетию? Про деяния великих предков мы достаточно наслышаны. Скорбь же – дело интимное, её на публику выносить не принято.

Вильгельм сегодня

Но есть ещё один важнейший момент. О котором умолчал даже Черчилль, не говоря уж о Путине. Российская империя не могла победить в Первой мировой войне.

Великая война была столкновением цивилизационных моделей, социально-политических систем. Условно говоря, монархо-этатистской, дворянской (которая развязала агрессию) и буржуазно-демократической, республиканской (формальные признаки конституционных монархий не имели принципиального значения). Архаика давала последний бой современности и модернизации. И проиграла его.

Сохранение империи – в многократно ухудшенной коммунистической форме – было возможно только за счёт предательского Брестского выхода из войны. Царская же империя в любом случае была обречена. Несмотря на внешний союз с победившей стороной. Самая изощрённая дипломатия неспособна обмануть историю.

Это важно понимать вот почему. Все мы по сей день живём в послевоенном мире. В мире после Первой мировой, эхо которой ещё не отдалось до конца. Арьергардные бои архаического мракобесия продолжаются. Наследники Вильгельма ещё на что-то рассчитывают. Подобно кайзеру – партнёру коммунистов – они продолжают обречённую борьбу против истории. Им бесполезно учиться на её уроках. Но нам – необходимо.