В День политзаключённого Путин торжественно открыл памятник жертвам политических репрессий. Правда, не всем. Как следует понимать из его прочувствованной речи на мероприятии, монумент поставлен в честь 1937 года. Очень уж походила церемониальная риторика президента на риторику хрущёвских времён.

Собственно, идея-то памятника изначально и принадлежала Хрущёву. Но в его случае, кажется, было что-то настоящее. Хотя бы в плане личного раскаяния за 1937-й. А что сейчас? Мероприятие выглядело так, как будто ни до, ни после этого страшного года ничего такого не было. Не крестил Путята мечом, а Добрыня огнём по приказу святого Владимира, принявшего византийское православие из торгово-дипломатических соображений. Не сносили опричники Ивана Грозного неугодных царю-немцу голов. Не сажал раскольников в остроги тишайший Алексей Михайлович. Не казнил великий Пётр бунтующих стельцов. Не… В общем, до 1937 года в стране было полное благолепие и гармония. После — тоже. И народного гнева не было. Ни Мурома, ни Александрова, ни Темиртау, ни Новочеркасска.

И теперь, конечно тоже нет. Те жалкие три сотни политзеков, которые насчитали правозащитники из «Хроники текущих событий», скорей всего, просто их собственные домыслы. На самом деле, сидят в РФ только уголовники. И, конечно, — только за дело. И Урлашов, и Белых, и Барсуков (Кумарин). И даже Серебреников. «Он что политический деятель? Его кто-то преследует за какую-то свою политическую позицию?» — искренне удивился Путин аккурат перед тем, как отправиться открывать мемориал. Да нет, конечно, просто ворюга… Так что не приставайте, намекнул президент участникам Совета по правам человека при собственной персоне. «На меня с этим кто только не выходил».

Политических репрессий и политических заключённых в РФ нет. А Стена скорби — лишь дань прошлому. Хотя и страшному. «Каждому могли быть предъявлены надуманные и абсолютно абсурдные обвинения», — ужаснулся Путин, выступая возле Стены. Видимо представил, что могло бы случиться с ним самим, не будь он ограждён от этого кошмара милостью позднего рождения. Ведь никакие бывшие заслуги не оградили от жестокой расправы Ягоду и Ежова, Агранова и Блюмкина. И об этом, конечно, надо помнить «нам и нашим потомкам».

Но это вовсе не означает кто-то может «призывать к сведению счётов». «Нельзя снова подталкивать общество к опасной черте противостояния. Сейчас важно для всех нас опираться на ценности доверия и стабильности». И всё, разумеется, исключительно ради нашей России, «которая у нас одна». Понятно, что у него теперь только она одна и осталось. Кругом-то санкции.

Короче, поставили шестиметровую стенку, и можно успокоиться. Разве что изредка на неё поглядывать: вот-де стоит 5 тысяч пудов бронзы длиной 30 метров, а на ней — 600 терпил. Типа они терпели, и вы того-с… Не зря же в стене специальные проёмчики сделаны. По официальной версии — это для живых, нынешних. Чтобы пройдя через них «каждый» смог осознать, чего избежал. Пока. Не то, как говорится в нынешнем популярнейшем лозунге, «можем повторить».

Впрочем, есть и ответ, теми же словами — мы тоже можем. И Муром, и Темиртау, и Новочеркасск. А некоторые так уже повторяют. Пока, правда, вполне мирно. Во время многотысячных «навальнингов» пострадало лишь трое карателей. Да и то весьма условно. Тем более, что самый страшный случай — выбитый у росгвардейца зуб — всё-таки случайность. Более серьёзные случаи единичны. Тоже пока.

Видимо, именно предвидя грядущее, в композицию мемориала включена надпись «Знать… Не забыть… Осудить… Простить!» Что-то типа индульгенции стоимостью 460 млн рублей, на будущее: вы уж, ребята, до конца-то не доходите. В крайнем случае — домашний арест. Лучше, конечно, без конфискации.