Так называемый путинизм – вовсе не уникальное явление. Где-то даже скучноватое. Будущие историки вряд ли будут увлечены такими исследованиями. Очередная, и довольно примитивная, форма классового господства олигархии. В том же ряду, что древневосточные деспотии, абсолютные монархии, тоталитарные режимы XX века. Причём в измельчённой «лайт-версии». Точно подметил поэт Дмитрий Быков в нынешнем президенте РФ: «Почему-то всегда дешевеет всё, к чему прикасается он».

Особость пути выражается здесь лишь во второстепенных деталях. Типа разрушительного ядерного оружия или несчастной Маши Захаровой. Это общественно-историческое убожество отнюдь не является российским эксклюзивом. Достаточно взглянуть на политическую карту мира, чтобы тут же в этом убедиться. Номенклатурно-олигархические режимы «путиноидной модели» наличествуют в четырёх частях света. К ним есть смысл приглядеться. Это помогает понять реалии и перспективы России.

По месту рождения

Путинизм возник не в России и не в Евразии. Его родина – Африка. Но напрасно путинскую РФ называют то «белой Нигерией», то «северной Зимбабве». Реальный образец системы – Ангола. Когда Жозе Эдуардо душ Сантуш уже был всевластным диктатором, Владимир Путин ещё не добрался до Дрездена. Собственно, в ряде СМИ уже появился термин «душсантушизм» – подлинное имя путинизма.

Ангольский режим – диктатура административно-силового аппарата, консолидированного в правящей партии МПЛА. Начинал он как коммунистический, причём отличался особой жестокостью. Гражданская война шла почти тридцать лет, случалось, что за несколько дней убивали десятками тысяч. В начале 1990-х руководство МПЛА одномоментно перекрасилось в «рыночную демократию» и задружилось с Западом. Недавние фанатичные коммунисты овладели крупными пакетами акций и многомиллионными банковскими счетами. «Раньше он воевал с народом под видом «защиты народа». Теперь воюет откровенно, как мультимиллионер» – сказано об одном из приближённых душ Сантуша, начальнике его госбезопасности генерале Пайхаме.

Суть номенклатурного режима не изменилось ни на грамм. Для полноты сходства с евразийским аналогом – выраженная петрократия: богатство ангольской номенклатуры основано на нефтеэкспорте. Ничего другого ангольская промышленность не создаёт. Предметы роскоши элита закупает на Западе. Не забывая при этом рассказывать про осободуховные ангольские ценности.

«Кто против душ Сантуша, тот против Анголы. Всех раздавим, как давили раньше. У нас есть деньги и военные возможности. Никакой суд не привлечёт нас к ответу» – типичные высказывания функционеров МПЛА. Рядом с этой лапидарностью всяческие «Нет Путина – нет России… В сортире замочим… Обрезание сделаем…» звучат как тухлая пародия. Школьники гопникам подражают.

В 2017 году душ Сантуш, к тому времени правивший тридцать восемь лет, решился на передачу власти. Преемника выбирал долго и тщательно. Остановился на министре обороны Жуане Лоренсу (надежный человек: «единственная извилина – вмятина от фуражки»). Вскоре сын душ Сантуша оказался в тюрьме, дочь (самая богатая африканка и российская гражданка) под расследованием, сам недавний диктатор едва успел улететь в Европу. В Анголе бушует «оттепель», разоблачается коррупция и прочие злоупотребления. Журналист беседует с осведомлённым аналитиком: «Как с душ Сантушем могло такое случиться? – Не предвидел, не ожидал». Кое-кто в России ещё ждёт, чтобы Путин поставил преемником Шойгу…

Механизмы «имитационной демократии» работают в Анголе на все обороты. Есть реальная парламентская оппозиция – партия УНИТА. Бывшее повстанческое движение легендарного Жонаша Савимби ныне возглавляет дипломат-парламентарий Адалберту Кошта Жуниор. Остепенились люди… Но есть оппозиция радикальнее. В той же УНИТА хранит партизанские традиции повстанческий генерал Абилио Камалата Нума. Партия КАСА офицера партизанской разведки Абела Шивукувуку регулярно выводит на улицы протестных активистов. Есть внепартийный протест – художники, поэты, музыканты во главе с рэпером Иконокластой. Есть даже вооружённое сопротивление сепаратистов в провинции Кабинда (типа чеченских «имаратов»).

Но положение прочно контролирует номенклатура МПЛА. Единственные, с кем уже не удаётся совладать – криминальные группировки в провинции с их полной отмороженностью и полумистическими племенными идеями.

Не бывает ошибок

Перенесёмся через океан. Никарагуа. Здесь тоже шла в 1980-е ожесточённая гражданская война – важный фронт глобальной Холодной войны. Повстанцы-контрас добились своего. В 1990 году правящая прокоммунистическая партия СФНО на полтора десятилетия была отодвинута от власти.

Но в середине 2000-х сандинисты вернулись. Вторично пробравшись на президентский пост, Даниэль Ортега позаботился о том, чтобы его вторично не скинули. Госаппарат укомплектовали несменяемые партийные чиновники. Структуры власти и объекты собственность оккупировали сандинистские олигархи и их уполномоченные. Власть сама по себе превратилась в собственность нескольких элитных семейств. Тесно связавшихся с китайским «красным капиталом», скупающим сельхозугодья и озерные берега. В очередной раз начата афера со строительством «Никарагуанского канала» – подряд взял пекинский миллиардер Ван Цзин.

Ортега отменил ограничения на президентские сроки. Заведовать выборами поставил бывшего начальника своего ГБ по имени Ленин Серна (бабник, пьяница и садист, известный на всю Латину). Бывшему центральному плановику Байярдо Арсе была поручена приватизация – справился отлично, сказочно обогатив сандинистскую верхушку второй раз (первый был в 1980-х, когда сандинисты устраивали себе виллы и спецсанатории в особняках свергнутого диктатора Сомосы). А на идеологию и пропаганду поставил свою жену Росарио Мурильо, по совместительству вице-президента. Забыв марксизм-ленинизм, она ударилась в мистику «духовных скреп», разглагольствует о христианской любви и носит изумрудные амулеты для отгона злых духов от «несравненного Даниэля, посланца небес».

Сговором, подкупом и угрозами сандинисты превратили либеральную оппозицию в придаток своей партии. Сопротивляющихся пристреливают по ночам. Уличные протесты зверски давит местный ОМОН. «Над Манагуа нависает смерть. Убийцы жаждут крови. Таково правление президентской четы», – говорит бывший командир контрас Оскар Собальварро в интервью российскому изданию.

Весной 2018 года Ортега объявил в Никарагуа пенсионную реформу. Того же духа, что Путин в России. Ответом стали мощные оппозиционные демонстрации и уличные побоища. На этой волне резко поднялась настоящая либеральная оппозиция – партия «Граждане за свободу» во главе с Китти Монтеррей и Оскаром Собальварро. Но сандинисты вновь берут массой – карательной и «титушечной». Оппозиция же пытается действовать в рамках законности. Впрочем, не вся.

Возникло движение «неоконтрас». Его основатель Хосе Габриэль Гармендиа пообещал Ортеге «снять с должности пулями». Несколько организаций создали вооружённое подполье и возобновили повстанческую борьбу. В сельских глухих районах, где привыкли к романтикам в сомбреро.

Идёт она жёстко и кроваво. Несколько вожаков уже убиты, в том числе Гармендиа. Но на их место встают новые. «В освободительной борьбе не бывает ошибок. Против нарушений Конституции, попрания прав человека, фальсификаций выборов, незаконного переизбрания диктатора. Наша задача — свержение Ортеги, подобно тому, как мы сделали это с династией Сомоса и впоследствии с династией сандинистов-ортегистов» – такие листовки появляются после атак.

Братва за демократию

По-настоящему особым путём идёт Индокитай. Вьетнам остался под властью коммунистической партии. Генсеки регулярно сменяются, сейчас это Нгуен Фу Чонг. Консервативный идеолог хошиминской версии коммунизма заметно ужесточил диктаторские порядки. Впервые за много лет совместил партийное руководство с государственным президентством. Этим генсек дал понять, что в отличие от предшественников не планирует когда-либо уходить (то же происходит в Китае при Си Цзиньпине). Единственным его соперником остаётся министр безопасности То Лам. Но и с ним – при всех разногласиях по поводу «кто главней» – хозяин связан одной цепью.

КПВ всемогуща и вездесуща, персоналии лишь выражают волю номенклатуры, возведённую в закон. Высшее партийное чиновничество, не озаботившееся даже обновить декорации, составило вьетнамскую олигархию текущей эпохи. Напоминающую доколониальный династический феодализм Чиней и Нгуенов.

Свою тоталитарную идеологию правящая партии формально и не меняла. Кроме одного мотива: откровенно предписывается рыночное обогащение. Коммунисты превращаются в коммерсантов, банкиров и промышленников – по заветам Хо Ши Мина, разумеется. Рабочие остаются на потогонной системе. Сотрудники генерала То Лама надзирают за ними даже в умывальных. «Полиция защищает партию» – говорится совершенно официально.

Коммунизм есть коммунизм. В отличие от Анголы или Никарагуа, легальная оппозиция во Вьетнаме вообще невозможна. Внутреннее диссидентство закатывается в бетон на первых же шагах. В эмиграции вьетнамские оппозиционеры, ясное дело, активнее. Лет тридцать-сорок назад Национальный объединённый фронт освобождения легендарного Хоанг Ко Миня наносил ощутимые военные удары с таиландской территории. Но противостоять регулярным войскам повстанцы не смогли. Хоанг Ко Минь застрелился в окружении карателей треть века назад. Ныне эмигрантская партия ВьетТан занимается мирным протестом. В основном вне пределов Вьетнама.

Гораздо больший страх вьетнамских «новых дворян» вызывают рабочие протесты. Стачечные попытки ежегодно исчисляются десятками. Подавляются быстро и жёстко, но волнами перекатываются по городам. Особенно они характерны для предприятий с иностранным участием – где порядок оберегается с особой плотностью. Ибо «коммунизм есть капитализм минус профсоюзы и забастовки».

Прямо политических требований забастовщики обычно не выдвигают – только против потогонщины, надзора и нищенских зарплат. Координационных центров нет. Госбезопасность более всего озабочена тем, чтобы не дать заводским протестам соединиться с подпольной оппозицией. В стране периодически выявляются антикоммунистические организации. Типа «Братства за демократию» во главе с правозащитником Нгуен Ван Даем. Попытка выйти в пикет приравнивается к планированию государственного переворота. И карается соответственно. Закономерным результатом стало ответное ужесточение. Пикетчики начали драться с полицией, временами в ход идут нунчаки и самодельные газовые гранаты. Правозащитнику-вьеттановцу Ле Куок Биню предъявили контрабанду оружия.

Сказать прямо: главная оппозиционная сила Вьетнама – «чёрные сообщества». Времена взаимного благожелательного нейтралитета, а то и сотрудничества между компартией и мафией, давно миновали. Секретари и авторитеты сошлись в жестоком клинче. Именно когда криминальные группировки стали заявляться на политическую роль – хотя бы в форме благотворительных фондов. Как раз за учреждение такого фонда, а также профсоюза ханойских грузчиков и юридической консультации, расстреляли босса-бригадира Зыонг Ван Кханя (по кличке Белый, разве что не Саша). В 1998 году, 13 октября – эту дату из года в год отмечают во вьетнамской столице под лозунгом «Не забудем, не простим». Через пять лет с небольшим, 3 июня 2004, на другом конце страны в Сайгоне-Хошимине расстреляли Зыонг Ван Кама. Долгое время региональный комитет КПВ вполне с ним уживался. Отношения расстроились после того, как в его ОПГ стали вступать коммунисты.

Естественно, даже такие меры ничего кардинально не меняют. Встают новые бойцы и командиры. В полиции пришлось создать «социальный» спецотдел пересекающийся с госбезопасностью. Покончить с «чёрными сообществами» там не претендуют – но предотвратить их стыковку с забастовщиками и диссидентами ещё надеются.

Щит правозащиты

Где Вьетнам, там и Лаос. Вьентьянский режим контролируется из Ханоя и в целом воспроизводит ту же структуру душсантушизма-путинизма в коммунистической версии. Олигархические системы повторяются до деталей. Правящий класс организован в компартию НРПЛ. Генсек НРПЛ Буннянг Ворачит, подобно Нгуен Фу Чонгу, держит заодно и президентства. Вторым человеком режима (не формально, но по факту) является секретарь ЦК и министр безопасности Сомкео Силавонг. Начальник всех видов полиции, от политической до дорожной.

Разница в том, что в Лаосе нэповские реформы с культом частного обогащения начальников идут не три, а четыре десятилетия. Покойный Кейсон Пхомвихан начинал их ещё при Брежневе и Ле Зуане. Даже название дал почти ленинское: «новый экономический механизм». Именно призывом «обогащайтесь!» – обращённым как бы ко всему населению – мудрый основатель НРПЛ сумел сбить грозную волну антикоммунистического повстанчества. Которая на рубеже 1980–1990-х грозила захлестнуть страну.

Сочетание предельно жёсткой полицейщины с разрешением традиционного быта и бизнеса, почти откровенный «закос» под привычную массам монархию обеспечивает устойчивость власти лаосской номенклатуры. Страной правит не только Политбюро ЦК НРПЛ, но и неформальное сообщество элитарных семейств. Первая из них – клан 96-летнего Кхамтая Сипхандона, предшественника 82-летнего Буннянга Ворачита на партийно-государственном руководстве. Политическая диктатура прочно спаяна с экономическим доминированием. В руках отставного нацлидера Сипхандона, к примеру, ключевая инфраструктура и энергетика, обеспечивающая контрольный пакет в национальном хозяйстве.

Особенность лаосского режима – жёсткие этнические преследования горской народности хмонгов (во власти и в обществе доминируют равнинные лао). Закономерно, что эмигрантская и вооружённая оппозиция структурирована этнически.

Повстанческое движение Нео Хом, во главе которого стоял знаменитый генерал Ванг Пао, давно разгромлено. Сам Ванг Пао перед смертью явно шёл на коммерческий сговор с вьентьянскими властями. Его соратник-соперник, до фанатизма идейный «хмонгский король» Па Као Хэ убит в междоусобной разборке. Но истовая война в горах и джунглях не прекращается.

Уже двадцать лет её ведёт коалиция партизанских групп Альянс освобождения. Ядром выступает хмонгская этномистическая организация Чао Фа под командованием старого боевика-антикоммуниста Чонг Лор Хэ – «пришельца из давней эпохи». Временами происходят теракты – молва приписывает их отставным военным из Комитета за демократию и реформы. Не дремлют и лаосские правозащитники – временами они обстреливают из Таиланда таможенные посты и даже прорываются в приграничные деревни (крупнейшей из таких операций был налёт 3 июля 2000-го на заставу Ванг Тао). Увы, иных возможностей защиты прав человека НРПЛ не предоставляет. Органическую среду повстанчества формирует криминалитет, особенно в контрабандистской части.

Никакой другой оппозиции в современном Лаосе нет. Ибо не тот режим. Не каждый путинизм терпит ФБК.

Разные бывают либералы

Иначе построена та же система в третьей «братской стране» Индокитая – Камбодже. Гражданская война 1980-х, подобная ангольской и никарагуанской, вынудила местную компартию НРПК к значительным вроде бы уступкам. Партия восстановила традиционную монархию, переименовалась в Народную, а на время даже уступила правительственную власть. Ненадолго, правда. Меньше, чем на пятилетку. В 1997 году личный спецназ «второго премьер-министра» Хун Сена кровавым побоищем разнёс в клочья аппарат «первого премьер-министра» Нородома Ранарита. И король Нородом Сианук – кровный отец принца Ранарита и названный отец Хун Сена – никак не мог этому помешать. Спасибо, названный сын хотя бы позволил монарху амнистировать сына родного.

С тех пор премьер Хун Сен правит безраздельно. Собственно, когда в детстве его спрашивали, кем он хочет стать, отвечал: «Королём». Пришло время, и обожаемый нацией король Сианук умер в золотой клетке породнённого с ним Хун Сена. Наследовавший титул Нородом Сиамони даже не пытается претендовать на политическую роль. Хозяин в стране один. Одесную и ошуюю – глава МВД Сар Кенг и военный министр Теа Бан. (Был ещё Хок Лунди, командир премьерского спецназа, но погиб в авиакатастрофе.) «Военно-экономическая мафия» – лаконично характеризуют эксперты пномпеньскую олигархию.

Все они, начиная с самого Хун Сена, послужили геноцидному режиму Пол Пота. Потом перекинулись под вьетнамцев. Наконец объяснили, что тут и там служили нации и королю. Отношение кхмеров к институту монархии в результате сильно изменилось. Типичный отзыв на Интернет-форуме принцессы Нородом Арун Расмей (дочери Сианука, жены королевского советника Кео Пут Расмея): «Чтоб вы пропали – и ты, и твой муж, и проклятый Хун Сен!»

Идеология НПК по сравнению с НРПК сменилась радикально. Камбоджийские товарищи зашли гораздо дальше МПЛА (провозгласившего вместо марксизма-ленинизма «демократический социализм») и СФНО (принявшего гремучую смесь левого национализма с католическим традиционализмом). НПК вообще деидеологизировалась, взяв на вооружение концепцию «эффективного управления». Откровенной власти ради власти.

Отличительна черта камбоджийского режима – демонстративная богемность, вызывающий гедонизм. Главные события общественно-политической жизни – номенклатурные свадьбы. Особым шиком считается посадить близ невесты дочку Пол Пота в качестве почётной гостьи. Аристократические семейства соревнуются в богатстве чиновных бизнесов, в роскоши домашних «гарден-парти».

Хун Сен всячески подчёркивает свою сбывшуюся детскую мечту. Двигается в монаршей манере с царственными жестами, говорит о себе в третьем лице. Но иногда сбивается на первое: «Я сделаю их мёртвыми! Я буду бить этих собак! Я засуну их в клетку!» – так прорвало его в январе 2011-го, когда из далёкого Туниса пришли вести о свержении президента Бен Али. А вскоре за Бен Али последовал египтянин Мубарак, потом ливиец Каддафи… «В любой момент может разразиться «цветная революция». Задача камбоджийской армии – защитить наше правительство!» – провозгласил Теа Бан.

Оппозиция в Камбодже сильна. Хотя монархическая партия ФУНСИНПЕК сошла в тираж, превратившись в придаток НПК, а либерально-республиканские организации так и не набрали сил. Но мощным движением явилась созданная четверть века назад Партия Сам Рейнси. Названная именем своего основателя, бывшего министра финансов.

Сам Рейнси – сильный харизматик. Националист в политике, либерал в экономике. Реально способный бросить вызов царству Хун Сена. И умелый стратег. Партию национального спасения, созданную объединением Сам Рейнси с либерально-правозащитной Партией прав человека, Хун Сену пришлось тупо запрещать. Иначе никто не гарантировал успеха НПК на очередных выборах. Между тем, в 2013 фальсификации обернулись восстанием с уличными боями в Пномпене. Безнаказанно ломать себе кости о поребрик камбоджийские оппозиционеры не позволяют. Из ста тысяч демонстрантов погибли под пулями пятеро, но и восьмерых карателей пришлось развозить по больницам. Такой вот аналог «политического кризиса в Москве летом 2019 года».

Массовая база и ударная сила камбоджийской оппозиции – националистическая молодёжь и рабочие профсоюзы. Первые возмущены вьетнамским политико-культурным диктатом и «недобросовестной конкуренцией» вьетских бизнесменов с кхмерскими. Вторые – произволом хунсеновского начальства и «диккенсовскими» условиями труда.

Роль криминалитета здесь ниже, чем у вьетнамских и лаосских соседей. Хотя контрабандисты на таиландской границе не прочь объявить себя борцами с режимом. А то и воззвать к традиции «красных кхмеров», которую теперь называют либерально-демократической.

Океанский профмайдан

Вышеперечисленные страны имеют «общий знаменатель»: все они в период Холодной войны XX века принадлежали к советскому блоку. Эти номенклатурные олигархии, как и в России, произошли от коммунистических режимов. Но есть иной пример, особо экзотического характера – юго-западная Океания, острова Фиджи.

Почти век в статусе британской колонии. В политической системе переплетались традиции меланезийской общинности и британского парламентаризма. Этническая пестрота – в экономике сильные позиции принадлежали индийской диаспоре – вынуждала вводить соответствующие квоты, которые не всегда оберегали от жёстких конфликтов.

С 1987 года здесь прокатилась череда переворотов. В 2006-м к власти пришла силовая группировка, во главе которой стоит коммодор фиджийского флота Фрэнк Мбаинимарама. Он возглавляет правительство, а главное – вооружённые силы. Что обеспечивает статус нацлидлера. Т.н. президентов Мбаинимарама назначает и смещает, депутатов контролирует персонально, традиционный совет вождей слушает только когда считает нужным. Для себя. И своих приближённых офицеров – овладевших властью как собственностью и собственностью ради власти.

Идеология режима – фиджийско-меланезийские духовные скрепы. Патриархальное подчинение «вождю Фрэнку» (который, если на то пошло, по обычаю не вождь, старейшин сплошь и рядом игнорирует, зато владеет оружием и деньгами). Ярая вражда к Западу, который в этой части планеты олицетворяет прежде всего Австралия.

Политическая оппозиция задавлена правящими силовиками. Но есть другая – профсоюзная. Привнесённую англосаксами традицию тред-юнионов искоренить не удаётся. Хотя попытки такого рода делаются упорно. Продиктованный Мбаинимарамой закон о промышленности отменил колдоговоры, запретил забастовки, отправил профсоюзы на перерегистрацию и передал трудовые отношения в ведение специальных чиновников.

Профсоюзы выступили с протестами. Власти ответили арестами. Лидеры Фиджийского конгресса тред-юнионов Дэниэл Юраи и Феликс Энтони оказались за решёткой. А в столицу Суву в 2013 году прибыл никто иной, как министр иностранных дел РФ Сергей Лавров – засвидетельствовать премьер-коммодору Мбаинимараме полную поддержку Москвы.

Три года спустя в Суве разгрузили двадцать контейнеров из РФ. Содержимое публике не показывали. Но командующий фиджийским флотом контр-адмирал Вильям Наупото официально признал: оружие. Типа, для миротворческих операций. В мотивацию мало кто поверил. Силовая олигархия Мбаинимарамы нуждается сейчас в ином. А путинские братья по классу бросаются спасать своих от призрака океанского Майдана.

Возвращение времён

Каковы из всего этого выводы для мира и России? Не слишком утешительные.

Начать с того, что практически все примеры свержения таких диктатур – Тунис, Египет, Ливия 2011-го, Украина 2014-го, Боливия 2019-го – были связаны с силовыми методами. Украинское восстание. Ливийская гражданская война. Тунисские, египетские, боливийские уличные столкновения с ультиматумом армейских верхушек. По-другому, к сожалению, не получалось. И то Каддафи сопротивлялся до полного физического слома. Тяжело признавать, но факт.

Мирные протесты, методы Джина Шарпа (особенно активно испробованные в Анголе друзьями Иконокласты) результата не дают вообще. Когда же они – волею властей – перерастают в столкновения, всё решается элементарным соотношением живой силы и техники. Пока оно – как, скажем, сейчас в Никарагуа – складывается в пользу режима, рассчитывать на вразумление правителей не приходится. В России, естественно, тоже. «Эти твари понимают только числительные», – с художественной лапидарностью констатировал Виктор Шендерович.

Мудрствования про новизну XXI века остаются интересными теориями. А на практике рулят «политтехнологии», проверенные веком XX: городской мятеж и полевое повстанчество. Различие столетий в другом: против современной олигархии бессильно слово правды. Оно было могучим оружием в борьбе с коммунистическими и фашистскими диктатурами. Но душсантушизм-путинизм совершенно к нему спокоен. Такие режимы не боятся разоблачения своих пороков – они их не скрывают. Более того, обличения и дискуссии режимам даже выгодны. Потому что создают наивные иллюзии какой-то действенности, отвлекают от реальности.

Тем более оказались миражом захлёбные надежды на «цифровизацию протеста», «онлайн-политику» и т.п. Новые информационно-коммуникативные технологии резко расширили возможности оперативной связи и пропаганды. (Которые, кстати, мало используются: что мешает оппозиции создать, по крайней мере, «контрфабрику антитроллей»?) Но не более того. Кардинальной новизны они не внесли. С дивана в виртуале революция как не делалась, так и не делается.

Не сказать, чтобы разрекламированная глобализация мира способствовала качественному единению «социально близких». Как опекала КПСС в прошлом веке МПЛА или СФНО, так продолжает Кремль по мере сил подпирать всяческий международный отстой. Даже если с трудом находит его на карте. Шойгу перетирает вопросы военного снабжения с Лоренсу, Теа Баном и Наупото; Патрушев и Бортников обмениваются опытом с То Ламом, Сар Кенгом и Силавонгом. Всё как прежде под Луной.

А вот оппоненты режимов даже отдалились друг от друга. Серьёзными факторами Холодной войны были интернационал антикоммунистических партизан Джамбори, Всемирная антикоммунистическая лига, Антибольшевистский блок народов. Сейчас ничего сопоставимого. Хотя попытки такого рода можно отфиксировать. Когда бойцы украинского батальона «Азов» едут с интерпомощью в Гонконг – это буквально ЧП.

В декабре 2015-го полуанонимные представители украинских националистических батальонов, российского «экстремистского» подполья, белорусских и таджикских групп приняли в Новогродовке «Донбасскую декларацию» – о совместной непримиримой борьбе с «деспотично-холуйским позором путинизма». Что интересно, вспомнили при этом Джамбори. Через год, в декабре 2016-го, в Будераже собрались наследники АБН. Тоже записали в резолюцию совместный отпор кремлёвской агрессии – «вместе с народами Ближнего Востока и даже Африки». Что интересно, судя по отчётам СМИ, на этой встречи были анонимные русские.

Но тут больше разговоров. Идёт противостояние на Донбассе, на Ближнем Востоке, «даже в Африке». Вылазки подполья случаются и в России. Но реальной координации не видно. По крайней мере, пока.

Социально-классовые моторы антирежимных движений вычисляются элементарно. Размышления начала 1990-х про «средний класс – опору демократии» мало кто теперь вспоминает. Новообретённый на рубеже 2011/2012-го «креативный класс» тоже показал свою суть. Уж оставим Ксению Собчак, вспомним крик души Любови Соболь: «Мы не оранжевая зараза!»

Весь мир демонстрирует однозначность: если кто вопрос решает, то только низы-«ширнармассы». Пролетариат и криминалитет. По-русски: «ватники» и «отрицалово». Вроде подмосковных строителей, громящих магазин за взвинченные цены, или биробиджанских ремонтников, вписавшихся за своего бизнесмена-активиста. До столкновений с Росгвардией и ОМОНом. Что говорить, когда основными очагами сопротивления – естественно, политически не вполне артикулированного – становятся тюремно-зонные бунты, вроде событий в ангарской ИК-15.

Неприглядно? Кто спорит. Жёстко, болезненно? Так. Хотелось бы иначе? А кто-нибудь обещал, что противостояние всегда будет идти в горбачёвском режиме поддавков? Оно бы неплохо, конечно. Но российская оппозиция, ментально и эстетически происходящая из перестроечной теплицы, сама себе это внушила без особых на то оснований. С соответствующими результатами самовнушения.

Всё это не отменяет роли интеллигентского авангарда. Но это очень специфичная интеллигенция. Абсолютно не «креаклская». Явно происходящая из прошлого, а то и позапрошлого века – «с папироской последней в зубах». Вроде земских служащих, пошедших в бригадиры и консильери к зелёным атаманам 1920-х. Или творческой богемы, примыкавшей к Лёнькам Пантелеевым в нэповские годы. А то и раньше, в духе студентов и приказчиков, объяснявших беглым каторжникам: «Порешить вконец боярство, порешить совсем и царство, сделать общими именья и предать навеки мщенью…»

Наконец, в идеологической составляющей антирежимного сопротивления особенно важна «память будущего». Практически все движения четырёх континентов, о которых сказано выше, резко сдвинуты в национал-патриотизм и социал-популизм. Верность стране и народу органично сплавлена с ненавистью к обнаглевшим хозяевам, их жестокости, тупости и ханжеству. Одно без другого немыслимо. И естественно, всюду происходит обращение к революционно-освободительным образам прошлого. Ангольцы вспоминают антиколониальную войну и антикоммунистическую партизанщину Савимби, никарагуанцы – свержение Сомосы и войну контрас.

Случай России очевиден. Традиция ярка и глубока. Образы народовольчества, баррикад 1905 года, антицаристского подполья и антибольшевистского повстанчества эсеров, антиноменклатурные рабочие бунты времён «зрелого социализма». Из которых Новочеркасск-1962 – крупнейший и известнейший, но далеко не единственный. На первый план выдвигаются образы Пресни 1905-го, Кронштадта и Тамбовщины 1921-го. Идеология и борьба народного сопротивления России с максимальной чёткостью кристаллизовалась именно в них. Вот, кстати, дело интеллигенции – «дать язык, найти слова».

Этот очерк ни в коей мере не является рекомендациями для современной российской оппозиции. По крайней мере, в её «мэйнстримных» частях. Ибо бесполезно. Но: «Обращение явно идёт не к «креативному классу», не к «состоявшимся людям», а к социальным низам, вплоть до озлобленных люмпенов. По всей видимости, как раз такие граждане и совершают то, что описывает и к чему призывает листовка. Вероятно, при участии специфической интеллигенции. Не той, к которой обращается привычная оппозиция. В политику включаются новые силы, которым в нормальных обстоятельствах нечего бывает в ней делать» – писал петербургский левооппозиционный ресурс ещё пять лет назад.