Пермская зона ВС-389/36 ("Пермь-36": Чусовской район, поселок Кучино, почтовое отделение Копально) первоначально возникла как обычный лесоповальный лагерь в 1946 г. К тому времени относится большинство первоначальных построек жилой зоны, часть из которых не сохранилась. Так, еще в 1978 г. из-за ветхости был снесен тогдашний барак 1-го отряда, а на глазах последнего поколения политзэков, уже в конце 1980-х, превратился в развалины и стал использоваться в качестве овощехранилища (в основном - капусты и картофеля) еще один жилой барак. В 1949 г. тогдашние заключенные сожгли первоначальное деревянное здание ШИЗО. На его месте была отстроена каменная тюрьма, часть помещений в которой (комната, использовавшаяся под дежурку ментов, а также рабочая камера и две камеры ПКТ) оказалась сравнительно теплой, но в стенах других, видимо, был использован раствор с солью и они постоянно отсыревали. Зимой в одной из них (рядом с рабочей камерой) было еще терпимо, в следующей же холод стоял на пределе возможного, а в третью даже самые жестокие офицеры зимой зэков сажать не решались.

В те же годы была построена часть производственных мастерских, пилорама, кузница и кочегарка на промзоне. Но разрослась промзона позже - в 1960-х гг., когда в ближайших окрестностях лес уже вырубили и было принято решение переориентировать мастерские на обслуживание небольшого заводика в поселке Лысьва, наиболее известного производством одноименных электроутюгов. На промзоне находилось несколько токарных станков (их увезли только в 1983 г. в связи с уменьшением числа политзаключенных), два пресса, сверлильные и сборочные станки. Была мастерская токаря-универсала и небольшой столярный цех. Кроме того, действовала пилорама, кузница, кочегарка и мастерская электрика (там же был кабинет лагерного художника).

В 1960-е гг. лагерь использовался как "ментовская зона": сюда свозили проштрафившихся прокуроров, следователей, судей и прочих людей в погонах, которых нельзя было содержать вместе с обычными заключенными, ибо те с ними почти наверняка жестоко расправились бы. Побывал здесь и известный питерский (тогда - ленинградский) адвокат Артемий Николаевич Котельников, с которым власти расправились за то, что он без их разрешения оказывал юридическую помощь сотрудникам западных консульств в Ленинграде. Впрочем, его "дело" было настолько явно подтасовано, что после освобождения Артемию Николаевичу даже в условиях советской системы удалось через некоторое время добиться полной своей реабилитации.

К началу 1970-х мечущаяся между привычкой к террору и необходимостью реформ власть обеспокоилась слишком легкой, по ее мнению, доступностью мордовских политлагерей для москвичей, правозащитников и журналистов. В июле 1972 г. значительная часть политзэков была этапирована из Мордовии в Пермскую область. В Мордовии остался женский лагерь и один небольшой мужской. В Перми на базе управления в поселке Половинка были созданы три лагеря: ВС-389/35, ВС-389/36 и ВС-389/37. Так как при зоне "Пермь-36" наряду с участком обычного для политзэков строгого режима ("Строгач") был открыт участок особого режима для "рецидивистов" ("Особняк"), постепенно и "Строгач" 36-й зоны стал восприниматься как лагерь "штрафников", "паровозов" (тех, кто на своих процессах выполнял роль главных обвиняемых, тянущих за собой, как паровозы, всё "дело"). Здесь сильнее было давление на зэков ("прессалово") со стороны администрации и чекистов, но здесь же собирались обычно и самые непримиримые из зэков ("отрицалово"), пытавшиеся отстаивать свои права и традиции политзаключенных. Здесь в 1986 г. случилась и уникальная почти двухнедельная забастовка политзаключенных, чего не было со времен лагерных волнений начала 1950-х гг.

На 36-й зоне было много необычного. В 1948 г., в краткий период реформ ГУЛАГа, зэками была здесь посажена аллея, разросшаяся к 1980-м гг. так, будто ее перенесли из настоящего парка. В других местах почти любая растительность со временем была вырублена, но зэкам 36-й зоны удалось свою аллею, которую они называли "Аллеей свободы", отстоять. Хотя часть деревьев в том же знаменательном 1986 г. по приказу администрации несколько стукачей всё же срубили, реакция остальных заключенных оказалась настолько резкой, что ни стукачи, ни администрация не осмелились завершить свое черное дело и аллея стоит до сих пор.

На 36-й зоне было, наверно, самое сытное питание среди всех лагерей строгого режима в СССР. Но далось это не даром. Ради защиты себя и своих друзей люди шли в карцеры и тюрьмы. Причина проста: зэки добивались того, чтобы поварами стали люди настолько принципиальные, что не только сами не воровали, но не давали воровать даже прапорщикам и офицерам, а в критических случаях сообщали остальным о попытках махинаций (например, однажды сообщили зэкам о завозе на кухню подозрительного мяса - без клейма санэпиднадзора; после предупреждения о планах заключенных почти единодушно отказаться от пищи администрации пришлось мясо заменить).

У нас же, на 36-й, большинством относительно молодых заключенных неукоснительно соблюдались славные традиции отмечать голодовками (обязательно сопровождавшимися письменными заявлениями в прокуратуру, администрацию лагеря и другие инстанции) День советских политзаключенных, годовщину Декрета о красном терроре, День Всемирной декларации прав человека и гражданина. Православные же Рождество и Пасха, некоторые национальные праздники или памятные дни, наоборот, отмечались формально запрещенными общими чаепитиями с посильными угощениями всего "отрицалова" и отдельных избранных из "болота". Желавшие "сохранить лицо" зэки не работали на запретке, не перевыполняли нормы выработки, а любые формы сотрудничества с администрацией были настолько "за падло", что секция внутреннего порядка вообще отсутствовала. То есть, стукачи, конечно, были, но красных повязок не носил никто - даже они, и никаких внешних организационных проявлений стукаческой деятельности не было.

В 1983 г., когда я пришел на зону, на ней находилось 64 зэка, перед всеобщим освобождением в 1987 г. нас оставалось 56 человек. Ментов было больше. И это не считая внешней охраны. Так что неудивительно, что без разрешения КГБ на зону не мог бы пролететь даже комар:

В начале февраля 1987 г. основная часть политзэков была освобождена по странной полуамнистии (людей прописывали в Москве и Ленинграде, восстанавливали на прежних местах работы и т.п., что при обычных амнистиях не практиковалось), через несколько лет превратившейся в полноценную реабилитацию (впрочем, изуродованную последующими реакционными законодательными изменениями). Оставшиеся были свезены на "Тридцатьпятку", с которой освобождались в течение всего 1987 и даже 1988 гг. В конце концов, освободили даже "стариков-за-войну" (после смерти Гесса) и сравнительно молодых "изменников Родины", которые, во главе с бывшим капитаном КГБ Нориком Григоряном даже успели организовать свой "профсоюз политзаключенных". План профсоюзники выполняли процентов на 5-10, по выходным не работали, вечером и свыше 8 часов в день - тоже. Бедные менты под насмешливыми взглядами зэков шли во вторую смену клепать продукцию за зэковскими станками - им любой ценой надо было выработать план, чтобы получить полноценную зарплату.

На 36-й зоне поселили молодых женщин с больной психикой. Активисты пермского общества "Мемориал" настаивали на музеефикации зоны. Ведь здесь погибли Василь Стус, Валерий Марченко, Ишхан Мкртчян и десятки других политзаключенных - знаменитых и безвестных. Почти все гитлеровские концлагеря давно превращены в мемориальные комплексы, а из советских политзон музея не было ни на одной! К концу XX века пермякам удалось поэтапно добиться задуманного. Полуразрушенная зона постепенно восстанавливается на средства грантов и добровольных пожертвований - частично силами молодых волонтеров из разных стран. В одних реконструированных постройках размещаются экспозиции музея "Пермь-36", в других воспроизводятся интерьеры времен функционирования политлагеря. Психоневрологический интернат "Кучинский" (в котором теперь содержатся мужчины) занял здания бывших казарм охранников, но продолжает пользоваться лагерной кочегаркой и частично одним из административных зданий. Один из бывших прапорщиков, Иван Георгиевич Кукушкин (во время оно, в общем-то, вполне безобидный зонный охранник) стал начальником охраны музея. Кадры растут:

По поселку ходят психически больные молодые мужчины в домашней одежде, некоторые - в полувоенной форме и даже с какими-то нашивками и медалями. Издалека от ментов сразу и не отличишь...

Так выглядит зона Пермь-36 сегодня.