Лицо российского капитализма подчас напоминает своими нечеловеческими очертаниями отечественный социализм. Примеров достаточно, у всех они на слуху. Но порой кажется даже, что всё на предприятии нормально, протест никому не нужен. Тем более, если хозяева – люди не местные, а забугорные, таким в наших краях всегда доверия больше. Однако несогласные есть всегда. А дыма без огня не бывает. Лучше прислушаться к ним заранее, чем дожидаться момента, когда слушать будет поздно.

Светогорский целлюлозно-бумажный комбинат на Карельском перешейке. Предприятие со 125-летней историей. Для 16-тысячного Светогорска — градообразующее. Для России в целом – тоже не из последних. В новейшие времена, с 1994 года, его владельцами были сначала шведы из Tetra Laval. Но у потомков викингов не склеилось. За три года они вложили 127 миллионов долларов, однако 1996-й закончили с убытками в 50 миллионов. Ухудшалась конъюнктуры мирового бумажного рынка. Регулярно менялся топ-менеджмент ЦБК. Короче, для шведской компании ноша оказалась непосильной.

В декабре 1998 года ЦБК вошёл в систему американской International Paper. Теперь он так и называется – ЗАО «Интернешнл Пейпер». Производственный комплекс включает три целлюлозных завода, две бумагоделательных машины и производство листовых бумаг форматов А4 и А3. Выпускается офисная бумага (торговые марки Ballet Premier, Ballet Classic, Ballet Universal, SvetoCopy), офсетная бумага, мелованный и немелованный упаковочный картон, картон крафт-лайнер, целлюлоза. На территории также расположена фабрика санитарных бумаг ООО «ЭсСиЭй Хайджин Продакст Раша» (SCA Hygiene Products Russia) группы SCA (Svenska Cellulosa Aktiebolaget). Выпускается продукция марок Zewa, Libero, Libresse, TENA, Tork.

Комбинат имеет международные сертификаты управления качеством, лесопромышленного менеджмента, охраны труда, организации поставок. Зарплаты по областным меркам приличные. Выплачиваются без задержек. ЦБК весомо помогает городу, финансируя образовательные, медицинские, культурные, спортивные, благотворительные учреждения, системы ЧС, жилищное строительство.

Это на виду. А что за фасадом?

Наш собеседник – 44-летний варщик целлюлозы Сергей КУЗНЕЦОВ. Он родился в Светогорске, начальный период жизни провёл в посёлке Ворошилово, что в трёх километрах от Светогорска. С комбинатом связан значительный период его жизни. Окончив ПТУ, стал работать слесарем. Перерыв случился лишь на время службы ВВС, да на короткий срок, когда нужда заставила поработать в небольших производственных и охранных фирмах. Теперь снова работает на ЦБК. Живет всё в той же «трёшке», что родители получили в советское время, сейчас – приватизированной. Младшая сестра работает по соседству, на железной дороге. Ему ли не знать, что неладно в светогорском «бумажном королевстве»?

— Сергей, что лично вас не устраивает в деятельности ЦБК?

— В двух словах и не скажешь. Если суммировать все претензии, то это — потогонный принудительный график, самоуправство охраны, унижения со стороны администрации и бездействие профсоюза.

— Тогда давайте по порядку.

— Хорошо. Например, за январь я заработал, включая работу в праздники, 24 тысячи рублей…

— По меркам Ленобласти прилично…

— Слушайте дальше. Наш цех САЦ-1 работает по непрерывному циклу, работники выходят посменно. К тому же не стоит забывать, что речь идёт о вредном производстве. Так вот, в последнее время наметилась такая тенденция – идёт сокращение штата, под него подпадают, как правило, рабочие. Административно-командный ресурс на этом фоне имеет тенденцию к расширению. Получается, что людей мало, а работы много. Нормативы повышаются. Если раньше нормой считалось сварить 16—18 котлов, то сейчас норма 20 и даже более. Норма берётся с потолка, она ничем не обоснована. Но люди хотят заработать, и их подталкивают к сверхурочной работе в не своей смене и работе в свой выходной.
Самое забавное: меж собой рабочие называют это халтурой. Выполнение своих обязанностей на своём рабочем месте! Хотя конечно, в месяц так можно поднять до 30 тысяч. А администрации нужно одно – чтобы росла выработка. Цех даёт продукцию, и хорошо.
В целом складывается впечатление, что САЦ-1 находится в самом ущемленном состоянии. Хотя бы потому, что работники, занятые на конечном этапе, получают гораздо больше, чем мы. И в цехе на разных циклах рабочие получают по-разному.

— А что не так с охраной?

— Раньше на ЦБК была своя служба безопасности. Кстати, я в своё время в ней работал, ушёл по сокращению. Потом вышел закон, что на таких предприятиях должны работать только частные охранники по контракту.
Секьюрити комбината осталась в виде службы экологического контроля. Возглавляют её Ю.В.Степанов, В.П.Козлов и бывший пожарный Н.В.Бойко. С самого начала своего существования охрана отвечала практически за всё. Это, как я понимаю, негласная установка администрации.
Охранники работают по разнарядке, им нужно проверить определенное количество людей на тест-контроль (заполняют заранее отпечатанные бланки). Бывали случаи – если не заполнена одна фамилия в графе, Бойко устраивал охраннику разнос. Охранники очень его боятся, ведь их зарплата от него зависит. Вот и рады стараться – устраивают чуть ли не тюремный шмон на проходных. Под словесные оскорбления и другие унижения. Понятно, люди чужие, работают вахтовым методом, им на наше мнение наплевать. Но разве можно с этим мириться?

— Я так понимаю, что главную проблему вы видите в управленческом стиле руководства комбината?

— Здесь всё непросто. На словах делается действительно многое. Но как-то не по-человечески, что ли. Взять нынешнего директора, бразильца Луиса Клаудио Перейру. Он регулярно проводит встречи с людьми, на которых можно высказать ему любые претензии и предложения. К нему может придти любой желающий, директор вникает и в мелочи.
Например, освободили варщиков от расчистки снега на лестнице – она вела в разные цеха, но по каким-то причинам её приходилось убирать не работникам фирмы по уборке, а нам. Или – не работал душ. Я сказал, что спрошу директора, но ещё до нашей беседы он заработал. Более того – его капитально отремонтировали, но через год половина сосков из-за качества материала сломалась снова.
Но когда директора спрашиваешь насчёт той же охраны, он говорит: «Мы не можем пойти на ослабление режима!» Или приводит в доказательство примеры из бразильской действительности.

— Можно представить. «Свободны как Чили», выражаясь языком советских подростков.

— Вот именно.
Может быть сделана небольшая уступка материально-бытового плана. Даже на опережение. Но режимные основы незыблемы. В том числе те, что прямо попирают человеческое достоинство.
Зато после каждой встречи господин Перейра дарит каждому по кружке с символикой фирмы. И весь комбинат завешан плакатами и листовками в духе преданности International Paper. Даже газета выпускается, цветная. «Светогорский рабочий» называется. Статьи проникнуты этим корпоративным духом.

— А что в этом плохого? Наша организация как раз считает корпоративную модель оптимальной.

— Я не разделяю этой идеологии. Не говоря о том, что такие вещи могут привлекательно выглядеть в теории, но отвратительно на практике.

— Не всегда и не везде. Это как минимум.

— Я говорю о том, что знаю по своему опыту. Я хочу спокойно работать на комбинате и хорошо зарабатывать. Чистый капитализм – я добросовестно работаю, мне платят сколько я заработал. Когда же корпоративные правила доходят до маразма – летом запрещают ходить в рубашках с коротким рукавом не просто в цехе, а на обширной территории комбината, в местах, явно не опасных для здоровья людей, заставляют надевать на обувь резиновые накладки, а на одежду котофоты – это нервирует. И не только у меня. Насаждается эстетика машины, в которой мы – винтики. Самодисциплина и самоорганизация, мягко говоря, не поощряются. И при этом утверждается, будто эти правила вводятся под наш же менталитет!

— Но господин Перейра не руководит комбинатом в одиночку. Как в эту систему вписывается российский менеджмент?

— Он работает в том же корпоративистском духе. Но с поправками на пресловутый менталитет.
Например, на ЦБК есть своя медсанчасть, где можно пройти не только обычного терапевта, но и специалистов по конкретным болезням, обследоваться на УЗИ, сделать ФГС. Отлично! Медкомиссию мы проходим раз в два года. Но врачи-то наши – вот и бегаешь с бумажками из кабинета в кабинет. Есть своя столовая, но многие ходят на работу со своими пайками.
Менеджеры из коренного населения особенно лезут в дела, которые их не касаются. Например, в конце прошлого года Перейра вроде как хотел выдать работникам премии – по 15 тысяч рублей. Наш менеджмент выступил категорически против. В итоге дело ограничилось выдачей трёх тысяч рублей каждому и пледов. Правда, хороших, пушистых.

— Видимо, настала пора поговорить о профсоюзных делах.

— Здесь ситуация также непростая. Профсоюзную организацию на ЦБК возглавляет Галина Галкина. По слухам, она получает за свою работу 70 тысяч рублей в месяц. А вся работа заключается в организации праздников да раздаче подарков! При этом члены профсоюза платят взносы. Вот многие и выходят.
Прошлой осенью Галкиной даже пришлось выпускать специальную листовку, чтобы люди вступали в профсоюз. В ней много чего интересного написано – и про социальную защиту, и про выгоды коллективного договора, и про улучшение условий труда. Правда, там это названо «условиями существования». Что само по себе говорит о многом.

— Сколько работников комбината входят в этот профсоюз?

— Лично мне это неизвестно, информация закрыта. Но по своему цеху могу сказать, что в профсоюзе состоит меньшинство. Я насчитал лишь пятерых. Люди не слишком афишируют своё членство в этой неприглядной организации.

— Молчаливое голосование ногами – это тоже метод. Но неужели этим всё и ограничивается?

— Конечно, нет. Последний пример – в том числе по моей инициативе более 70 работников нашего цеха отказались от новогодних подарков.

— Если можно, то с этого места поподробнее.

— Пожалуйста. Практику таких подарков у нас ввели американцы. Сначала выдавали по две больших сумки мясопродуктов. В предпоследний раз всё ограничилось двумя палками колбасы и корпоративным календарём. В последний раз дарили две пачки чая и баночку мёда. Я поговорил с людьми, и мы отказались. Наш принцип – платите достойно, а подарки мы и сами себе купим. Не надо откупаться такими свёртками.

— Обошлось без суеты?

— Дама из администрации прибежала: «Почему отказываетесь?». Мы объяснили. Всё обошлось. Правда, подарков на 23 февраля и 8 марта уже не было. Зато после Нового года вручили премии тем, кто проработал не менее года и при этом без взысканий. По 7 тысяч. Получается, что мы выбили премии всему комбинату.

— А дальше?

— Здесь всё сложно. С одной стороны, российскому менеджменту удобнее иметь дело с зависимыми индивидуалистами. Такие побоятся открыто выступать против администрации. Большинство пока безропотно. Люди готовы смириться с любыми ущемлениями своих прав.
Но лично я убеждён, что надо жить будущим, развиваться. Тогда уйдут страх, лицемерие и ложь, останется правда жизни. И не только на ЦБК. Предприятие со Светогорском – одно целое. И если в городе процветает пьянство и наркомания, то это – общая проблема. Кто станет работать на комбинате, когда с него уйдут старики? Так что, по идее, независимый профсоюз выгоден тем же американцам из International Paper. И здесь можно пойти далеко. Вплоть до муниципальных выборов.

— Вы не идеализируете западный подход к профсоюзному движению? В тех же США тред-юнионы стали силой после десятилетий жестокой борьбы, расстрелов демонстраций, убийств активистов. Стоит вспомнить и тесные связи ряда профбоссов с мафией.

— Какая там идеализация… Конечно, просто не будет. Вот пример из жизни. В Светогорске действует ремонтная компания, в которой работает не менее тысячи человек. Попытались сменить местного профсоюзного лидера. В инициатора стреляли из травматики, протыкали колёса. Это всё, как мы знаем, мягкие варианты воздействия. Скажем, петербургскому профактивисту Игорю Шарапову его деятельность стоила десяти лет за проволокой.

— Вы сотрудничаете с Шараповым и его группой?

— Скажем более сдержанно: знакомы и контактируем.

— И вы готовы к прессингу?

— Однозначно сейчас не отвечу. Но думаю даже, что потенциальная возможность создания альтернативного профсоюза очень напугает и заставит двигаться профсоюз нынешний. Пока же их работа — это только всевозможные спортивные мероприятия. Что-то реальное они предложить людям не могут и не хотят.
Понимаете, люди должны расти. Но о каком росте может быть речь, когда они просто боятся потерять рабочее место. Я не отрываю себя от коллектива. Если испытывают давление все, работаю под давлением и я. Выживают — выживаю и я. Надо влиять на окружающую действительность или прозябать. Второго я не хочу. Значит, остается первое.

— А что это у вас за остатки татуировок на руках? Сами, случаем, не сидели?

— Нет. Просто в конце 1980-х был молодым в чём-то ещё глупым неформалом, которому отвратителен всякий официоз. Увлекался тяжёлым роком. Наколки – оттуда. И вообще, наверное, я ещё не выдохнул глоток свежего воздуха свободы, полученный тогда. Считаю, всё ещё будет.