Кое-кому коронавирус в помощь. Из тюрьмы в сенегальской столице вышел Хиссен Хабре. Но он не освобождён. Два месяца домашнего ареста в Дакаре – вот и вся милость для бывшего президента Республики Чад. Потом его ждут обратно в тюрьму Кап-Мануэл. Таких, как он, очень не любят прощать. К чему они сами абсолютно безразличны. Ибо не зря Хиссена Хабре именуют «Пиночетом Африки». Хмурый взгляд порой теплеет от презрительной ухмылки. И непробиваемое: «Так было надо». Живая память великой битвы 1980-х.

Президент Сенегала Маки Салл откликнулся на призыв правозащитного комиссара ООН Мишель Бачелет. Экс-президент Чили убеждает выпустить из тюрем людей группы риска по COVID-19. 77-летний Хабре однозначно относится к этой категории.

Однако уже последовали протесты. В Кап-Мануэле, мол, нормальные условия, плотная изоляция от эпидемической опасности, хорошая медпомощь. Вполне мог сидеть где сидит. Зачем гонять старика туда-сюда? Это, пожалуй, и опаснее в плане коронавируса. Особенно возмущена Ассоциация жертв режима Хабре (есть в Чаде такая организация). «Не было никаких причин освобождать его!» – говорит бывший чадский политзек Клемент Абайфута, которому при Хабре приходилось копать могилы сокамерникам. Немногие, надо признать, довольны сенегальским гуманизмом. Разве что прямые соратники, которых вообще-то хватало от рейгановской Америки до бегиновского Израиля. Или камерати Стефано Делле Кьяйе, каким-то чудом не добравшегося до Чада.

Чад – большая страна. По квадратному километражу – без малого 1,3 млн. Франция, Германия и Британия вместе взятые, да ещё для пяти Бельгий место останется. А вот населения около 15 млн, примерно с одну Москву. Это теперь. В 1942 году, когда родился Хиссен Хабре, не было и 2 млн. Меньше тогдашней Москвы.

В то время Чад был частью колониального массива Французской Экваториальной Африки. И уже тогда делился надвое: христианизированный юг оседлых земледельцев и мусульманский север полукочевых скотоводов. Это была беднейшая окраина. Особенно пустынный север, край Сахары и Джураба, откуда родом сын пастуха Хабре.

Французские чиновники не рвались в эти места. И с готовностью передоверяли местным. Способного парня Хиссена они заметили ещё в школе. В 1960 году Чад получил независимость, а Хабре, которому ещё не было двадцати – должность в небольшой префектуре. Там он показал себя так, что его пригласили поучиться политологии во Францию. В общей сложности Хабре провёл в бывшей метрополии около десятилетия. Вернулся на родину в 1972-м, в котёл гражданской войны.

Первые пятнадцать лет независимости Чадом правил южанин Франсуа Томбалбай. Начинал он демократом, но в комнате с кнопками это быстро с него слетело. Установилась коррумпированная однопартийная диктатура. Причём с этнократическим уклоном: командовали в стране представители народности сара. Соплеменники президента из районов оседлого земледелия и ремесла свысока глядели на «полудиких» тубу с их быками и верблюдами. Тубу такого поведения категорически не понимали. И сплачивались вокруг Гукуни Уэддея и Хиссена Хабре.

Оппозиция Томбалбаю называлась Фронт национального освобождения – ФРОЛИНА. К середине 1970-х повстанцы с севера подошли к столице Нджамене (название города переводится с местных наречий «оставьте нас в покое»). Хабре был во Фронте вторым человеком после Уэддея. Командовал 2-й армией ФРОЛИНА, возглавлял штабной Командный совет Севера. Показал себя умелым стратегом и тактиком, боестолкновения обычно выигрывал. Считался человеком прозападных взглядов. И вообще, как говорится, цивилизованным. Всё-таки французский политолог.

Что не мешало ему при случае захватывать французов в заложники и брать выкуп, расходуемый на оружие. В 1975 году так случилось, например, с этнологом-археологом Франсуазой Клостре и её мужем Пьером. Их держали около трёх лет. Когда переговоры зашли в тупик, Хабре с Уэддеем приказали расстрелять французского офицера-посредника Пьера Галопэна. Таким образом выручили несколько миллионов франков и несколько единиц техники.

Через девять дней после убийства Галлопэна, 13 апреля 1975-го, погиб президент Томбалбай. Победоносный заговор, казалось может закончить гражданскую войну. Но этого не случилось. Новый президент Феликс Маллум не нравился Уэддею и Хабре. Он ведь тоже был южанином, сара и католиком. Для северян-тубу-мусульман ничего с его приходом не изменилось. Хоть и согласился Хабре принять премьерство (почему бы нет?), он довольно быстро с Маллумом рассорился.

Но ещё раньше – с Уэддеем. По серьёзной причине: Гукуни тесно задружился с соседом – ливийским диктатором Каддафи. Тогда как Хиссена действительно больше тянуло к Западу. Не говоря о том, что Хабре ни под каким видом не признавал захвата ливийцами пограничный полосы Аузу. Порвав с ФРОЛИНА, Хабре вывел свои войска в самостоятельное плавание по пустыне. Его движение патриотично назвалось Вооружённые силы Севера с восхитительной аббревиатурой FAN – ФАН.

И всё же в феврале 1979-го Уэддей и Хабре вместе свергли Маллума. Президент Гукуни назначил Хиссена министром обороны. Весь 1980 год глава государства дрался со своим военным министром за контроль над столицей. Поскольку Уэддею помогали ливийцы, а французы были злы на Хабре, ФАНовцев к концу года выбили из Чада. Хабре со своими северянами ушёл в Судан, пообещав вернуться.

Тут надо вспомнить, что это были за времена. Попросту говоря, Третья мировая, называвшаяся Холодной войной. Любой конфликт так или иначе проистекал от главного: между советским коммунизмом и остальным миром. Именно так и рассматривал карту планеты Рональд Рейган, избранный президентом США незадолго до бегства Хабре из Нджамены. Международный отдел ЦК КПСС подтягивал в «силы прогресса и социализма» специфических лидеров вроде Каддафи. Администрация Рейгана отвечала «племенным акцентом». Это был мощнейший креатив: против всех и всяческих Че Гевар выдвигалась вольная братва, партизаны Джамбори, эскадроны ВАКЛ. Вроде ангольца Савимби, гватемальца Сисньеги, ливанца Жмайеля или чадца Хабре.

Чадский фронт не был в Холодной войне главным. Как польский, афганский, ангольский, никарагуанский. Но он был важным. Хотя бы потому, что неважных не было.

Суданом, где пережидала армия Хабре, правил тогда генерал Нимейри. Не только антикоммунист (это ладно, кем он только не побывал), но и фактический вассал египетского президента Анвара Садата. Который вместе с израильским другом Менахемом организовал антисоветский военно-политический спецназ. ФАН Хабре были тут же взят под крыло. По настоятельному совету Рейгана («прочитайте, пожалуйста, за ночь») подтянулся и вечно озабоченный величием Франции президент Франсуа Миттеран, при всех социалистических заморочках с Каддафи. Из Марокко протянул сильную руку дружбы король Хасан II. Из Заира примчались головорезы Мобуту (непонятно, впрочем, чем они могли помочь, когда их самих регулярно приходилось подпирать). Подоспел даже Саддам Хусейн – его совершенно не устраивали панарабские амбиции Каддафи, и в осаживании ливийского диктатора диктатор иракский действовал рука об руку с Америкой… В общем, по Наговицыну: «Дело общее, все помогли».

Когда симпатизанты коммунизма и каддафизма обличают этот интернационал помощи Хабре, они бывают правы. Смешно спорить с очевидным. А что забывают при этом про ливийские «элементы поддержки» Уэддею, про его инструкторов с кастровской Кубы и из хонеккеровский ГДР – так есть кому вспомнить. Кстати, несколько лет спустя Интернационал сопротивления Владимира Буковского засёк в ливийских войсках на чадской территории напрямую советских военных. Даже это не помогало.

Настал июнь 1982 года. Вооружённые силы Севера двинулись на Нджамену с востока. Каддафи оценил ситуацию заблаговременно и, не желая влететь под раздачу, оттянул свои войска в Аузу. 5 июня в битве при Массагете бойцы Хабре разгромили уэддеевцев и разогнали их по пескам. 7 июня взяли Нджамену без боя. Народ их приветствовал, ибо вдоволь хлебнул и ливийского хозяйничанья, и левацкого произвола.

Время диктует своё и меняет людей. Вооружённые силы Севера начинали земляческим ополчением, Хиссен Хабре – племенным вождём. Элементарно решали вопрос, кто главный на районе. Но сила вещей вынесла ФАН на остриё глобального противостояния, превратила в ударную колонну мирового антикоммунизма. Предположим, Хабре был готов к такому раскладу. Куда меньше повезло Уэддею: поставил не туда, связавшись с Каддафи, попал в советско-коммунистическое поле – и получил соответственно. Хотя вряд ли к тому стремился.

Считается, что первой антикоммунистической победой рейгановской эпохи была октябрьская Гренада 1983-го. Получается, не так. Чад был раньше. Здесь первый отбитый рубеж. Уже этим Хиссен Хабре круто вписался в историю.

Но жаль, что не только этим…

21 октября 1982 года Хиссен Хабре был официально провозглашён президентом Чада. К тому времени речи главы государства многих приятно удивили. С застенчивой улыбкой сильного человека, скромного победителя говорил Хиссен о примирении, о национальном единении, о правлении в интересах всех чадцев. А не только чадского севера и его вооружённых сил. Подавлению подлежали лишь агенты коммунизма, шпионы Каддафи и исламские экстремисты (отметим провидческий дар, последнее сказано в начале 1980-х).

Пустыми эти слова не выглядели. Хабре оставил на прежних министерствах некоторых спецов из уэддеевского кабинета, а кое-кого из южан особо пригласил. Не только в правительство, но даже в армейское командование. Вооружённые силы Севера быстро переформировывались из племенного повстанчества в регулярные войска. Естественно, возвеличивались идеалы демократии, а кое-кому было дозволено говорить даже о демократическом социализме.

Не прошло и девяти месяцев, как под все эти разговоры был учреждён Директорат документации и безопасности. Аббревиатура DDS вошла в языки народов мира. То, что она мало известна в России – явная несправедливость. Именно ДДС и карательная Спецбригада быстрого реагирования – БСИР сделали Хиссена Хабре Пиночетом Чёрного континента. А не экономические успехи, не стабилизация и динамизация общества, даже не антикоммунизм.

Говоря совсем уж откровенно, Пиночету было далеко до Хабре. В этом смысле прозвище чадского президента совершенно неполиткорректно. В отношении Пиночета, разумеется. Которого иногда сравнивали с Муссолини – как диктатором гораздо менее жестоким. Но насколько итальянский дуче был добрее чилийского хефе, настолько дон Аугусто добрее дона Хиссена.

Массовые убийства начались немедленно, под аккомпанемент миролюбивых заявлений. Специально сформированные отряды «народной милиции» бросились на юг. Поначалу это были, по крайней мере, бои между вооружёнными людьми: президентские войска зачищали партизанскую группировку «Кодос», сторонников Уэддея и авторитетного южного генерала Ваделя Абделькадера Камуге. Но сражения стремительно перерастали в расправы по принципу коллективной ответственности. За проживание в неблагонадёжной местности. За этническую принадлежность. За родство с антиправительственными боевиками. «Почему тебя арестовали? – Не знаю. – Не знаешь? Подумай. – Я не состоял в оппозиции. – Да что ты говоришь? А про братьев забыл?!» – реальный разговор того времени в тех местах.

26 января 1983-го был создан ДДС. «Задача: сбор и централизация информации об угрозе национальным интересам, системное подавление лиц, групп и коллективов, наносящих ущерб национальным интересам. Подчинение: в силу конфиденциального характера деятельности – непосредственно президенту Республики». Перебрав несколько кандидатур, смотрящим над своей ГБ Хабре поставил племянника Гюини Кореи. Большого любителя таких дел.

Работа закипела – в одной Нджамене открылись семь «центров содержания ДДС», иначе говоря, спецтюрем. Новые методы пыток и казней Кореи держал на личном контроле, об особых случаях докладывал дяде. «Умер в результате раскрытия истины» – типичный рапорт следователя ДДС о судьбе допрошенного. Самая жесть творилось в «центре содержания» городка Фая-Ларжо – малой родины Хиссена Хабре.

Служба в ДДС считалась не только привилегированной, но и почётной. С новых сотрудников брали «клятву трёх обезьян» – одна зажмуривает глаза, другая зажимает уши, третья закрывает рот. Ничего не вижу, не слышу, не скажу. Обет молчания давался на Коране или Библии, в зависимости от вероисповедания.

Заключённых в тюрьмах Хабре бывало сравнительно немного. Единовременно содержались от двухсот до шестисот человек. До камер доводили только известных оппозиционеров, кого тех, кого считали нужным допросить. Но карательные зачистки косили тысячами. Впоследствии суд над Хабре предъявил 40 тысяч убитых за восемь с половиной лет. Сравним с тремя тысячами «пропавших без вести» за пятнадцать лет дона Аугусто. При том, что население Чили в полтора-два раза больше, чем Чада.

Важно не только, что делается, но и зачем делается. В чём состояла цель президента Хабре? Ведь США и Франция продолжали с ним сотрудничать. И это легко понять. Чад стал мощным форпостом на пути каддафизма. За это, а не только за антикоммунистическую риторику, ценил Рейган режим Хабре и многое ему прощал. Именно здесь была обломана континентальная экспансия тоталитарной «джамахирии».

В 1987 году знаменитая «Война тойот» похоронила планы Каддафи стать повелителем Африки. На гражданских пикапах-внедорожниках чадцы разносили ливийскую бронетехнику. Регулярный экспедиционный корпус Халифы Хафтара оказался бессилен перед мобильной партизанщиной Хасана Джамуса и Идриса Деби. Они же, кстати, вместе с Хабре командовали при Массагете в 1982-м. «Чадский Давид сокрушил Голиафа Каддафи», – писали иностранные военные обозреватели персонально о Джамусе.

Но через два года национальный герой Хасан Джамус был убит по приказу Хабре. Вместе с главнокомандующим чадской армией погиб министр внутренних дел Брахим Итно. Счастливым случай сумел бежать Идрис Деби.

Увы, по большинству отзывов, у Хабре случился «пунктик на безопасности». Применение власти ради сохранения власти вышло на первый план. Все прочие цели поглотились этой. Так происходит со всеми нацлидерами. Но с Хабре как-то слишком быстро.

Некогда бесстрашный повстанческий атаман стал опасливым номенклатурным чинушей. Ещё в июне 1984-го, отмечая вторую годовщину своей и народной победы, он протолкнул решение о роспуске ФАН. Вольница антикоммунистической братвы больше его не устраивала. Вместо вооружённых сил Севера был сколочен Национальный союз за независимость и революцию – обыкновенная партия однопартийной системы. На подхвате у дяди с племянником. «Нет Хабре – нет Чада». Отдел агитации и пропаганды при ДДС. Хиссен, Гюини, первая леди Фатима Раймонде и её отец Ахмет Керим Тогои – так выглядело руководящее ядро к концу правления Хабре.

Конец, разумеется совпал с советской Перестройкой. Антикоммунистческие бастионы больше не требовались. Когда тот же Идрис Деби из того же Судана подступил к той же Нджамене во главе новых повстанцев Патриотического движения спасения, за Хабре никто не вписался. Французы, наоборот, помогали Деби. Вместе с ливийцами. А как иначе? Ведь сколько злоупотреблений открылось!

Хабре укрылся в сенегальском Дакаре. Кореи прокатился через Нигер, Бенин и Судан. Задержаться нигде не удавалось: всюду на него с ненавистью показывали пальцем люди чадской диаспоры. Племянника ненавидят сильнее, чем дядю – многие думают, что именно он спровоцировал Хабре на убийство национального героя Джамуса. Под конец Кореи устроился в Того – там его взял в консильери командир жандармерии Йотрофей Массина. Жил Кореи в вызывающей роскоши, пока из Чада не пришёл ордер на арест. Тогда экс-гендиректор ДДС попросту исчез. Возможно, спрятан. Ему есть чего бояться: несколько крупных функционеров ДДС – первый директор Салех Юнус, шеф контрразведки Махамат Джибрин, начальник следственной службы Аббас Абугрен, начальник отдела внутренней безопасности Муса Утман, ещё человек семь – уже расплачиваются по суду за верность дяде Хиссену.

Не повезло и самому дяде. В 1998 году президент Деби включил механизмы судебного преследования Хабре за коррупцию и убийства. Через десять лет последовал заочный смертный приговор. Ещё через пять лет сенегальским властям надоело отбиваться от непрестанных требований чадских властей и Международного суда ООН. Хабре был арестован. Ещё через три года – в 2016-м – приговорён к пожизненному заключению совместным трибуналом Сенегала и Африканского союза.

Тринадцать лет Фатима Раймонде говорила, будто преследование её мужа инспирировано Каддафи. После 2011-го повторять это затруднительно. Можно констатировать, что Хиссен Хабре всё же избежал худшего – на фоне своего заклятого врага.

И на фоне коллеги Жоакима Йомби-Опанго, бывшего президента Конго – тоже. 30 марта Йомби-Опанго скончался от коронавируса. А через неделю Хиссен Хабре вышел из тюрьмы. Тоже от коронавируса. «Очень многие с самого начала боялись, что его освободят досрочно», – цитируют мировые СМИ высказывания чадских правозащитников. Далеко не все верят, что через шестьдесят дней Хабре вернётся в тюрьму. «Как бы эта свобода не стала окончательной», – тревожится Жаклин Модейна, адвокат ассоциации жертв.

Это образ и голос из прошлого. Когда людские дела принимались, мыслились и решались в иных понятиях. И худшей изменой считалась измена себе.