Дерябинские казармы на Большом проспекте Васильевского острова, дом 108. Район с милым названием Чекуши. Нет, не то, что вы подумали, чекуши - колотушки, которыми раньше разбивали размокшую муку. А именно в Чекушах располагались мучные склады. Которые во время наводнения затоплялись. Мука подмокала и склеивалась, вот такие комки и разбивали чекушами. А ещё были здесь кожевенные заводы. То есть вонь стояла в округе ужасная.

В XIX веке известный горный инженер Андрей Дерябин завёл в этих Чекушах водочный заводик. В 1825-м строения завода были переданы Морскому ведомству. Точнее, Флотскому экипажу. А в 1906-м, в связи с революционным ростом преступности, казармы передали Главному тюремному управлению. Которое быстро военно-морской объект во временную тюрьму. Под тем же названием «Дерябинские казармы».

Ранним морозным утром 17 января 1907-го из ворот этой новой тюрьмы вышел её начальник - надворный советник Гудима. Личность настолько омерзительная, что даже льстивые «Биржевые ведомости» называли его «суровым». Практически вся его служебная карьера связана с тюремным ведомством. Начинал он в Сибири и на Сахалине, где руководил железнодорожными каторжными командами. Уже этого достаточно, чтобы представить, каков был этот тип. Затем перебрался в столицу, стал помощником начальника «Крестов». А вскоре - видимо за отличные деловые качества - сам был назначен начальником новой тюрьмы.

Режим в Дерябинской тюрьме он установил жесточайший. К политическим относился как к уголовным, нарушая даже царский закон. За каждого убитого политзека платил охранникам три рубля. Застрелить могли, например, за взгляд в окно. В декабре 1906-го часовой убил двадцатитрёхлетнего Густава Тальвика — якобы за попытку побега. Попытка состояла в том, что Тальвик несколько раз выглядывал в окно, а на окрики часового отвечал ругательствами. Это - официальная версия. Что было на самом деле, можно только догадываться.

За эти зверства Партия социалистов-революционеров приговорила Гудиму к смерти. Исполнение было поручено Летучему боевому отряду (ЛБО) Северной области. Эта была из самых эффективных, сплочённых и мотивированных организаций революционного подполья. Руководил ЛБО «смелый, настойчивый, с железным характером» латыш Альберт Трауберг (Карл). Его враг, начальник имперской дворцовой охраны Спиридович, не мог скрыть восхищения оперативными качествами Карла. Траубергу удалось «сбить свой отряд, подчинить своему влиянию даже и не родственных ему ни по вере, ни по национальности, социалистов-революционеров и поставил террор на исключительно широкую ногу», писал Спиридович. Казнь начальника временной тюрьмы стала самым успешным из актов ЛБО.

Холостой Гудима все силы, физические и духовные, отдавал любимой работе. Даже жил на рабочем месте. В отдельном флигеле на территории подведомственного пенитенциарного учреждения. При этом, как всякий злодей и человеконенавистник, Гудима очень пёкся о собственном здоровье (нам-то такие примеры хорошо известны). А потому каждое утро перед работой совершал полезный моцион. В тот день тоже.

Он прошёлся по Большому проспекту и повернул назад. Дошёл до дома 88, где находилась пивная лавка. Часы фирмы «Фридрих Винтер» на пожарной каланче Василеостровской части пробили одиннадцать. Собирался ли Гудима заглянуть в лавку, чтобы пропустить кружечку-другую пивка, история умалчивает. Но «Петербургская газета» сообщает, что именно в этот момент он увидел идущего навстречу интеллигентного юношу лет восемнадцати-девятнадцати. Подойдя на расстояние пяти шагов, молодой человек выхватил револьвер и дважды выстрелил в Гудиму. Тюремный начальник рухнул замертво.

На выстрелы из пивной выскочили посетители, из соседних домов высыпали жильцы. Бросились к Гудиме. Стрелявший, воспользовавшись этой суетой, побежал по Симанской (теперь улица Шевченко) в сторону Среднего проспекта. Некоторые, убедившись, что Гудиме уже не помочь, с воплями бросились преследовать. По пути к ним присоединялись зеваки и досужие прохожие.

На Среднем проспекте молодой человек повернул направо. Хотел вскочить в сани. Но извозчик Макар Амосов решил, вероятно, повторить подвиг Осипа Комиссарова (спасшего Александра II от пули Дмитрия Каракозова) и попытался удержать стрелка. Однако не удалось. Тот вырвался и побежал дальше к Канареечной улице. Тут-то его и увидел идущий на работу тюремный надзиратель Серов. Который тоже решил стать героем и попытался загородить дорогу.

Подвиги в этот день служителям режима явно не удавались. Стрелок на бегу выхватил револьвер и пальнул - надзиратель свалился в снег. Толпа остолбенела. Парень рванул влево, на Канареечную, и скрылся в проходном дворе дома № 3.

Труп Гудимы доставили в покойницкую при тюремной больнице. Надзиратель Серов вскоре скончался в барачной больнице. Молодого человека, упокоившего их, не нашли. Хоть и подняли по всему городу полицейских, сексотов, дворников, добровольцев.

Так и осталось его имя неизвестным. Не только журналистам и историкам, но даже соратникам по Летучему боевому отряду. Конечно, его знал Трауберг, но это знание он унёс в могилу. Известно лишь, что после акта боец благополучно добрался до Финляндии, а дальше следы его затерялись.

Но действовал он не один. Кто-то ведь должен был следить за Гудимой, кто-то - прокладывать безопасные пути отхода. И есть два имени, которые по некоторым косвенным данным могут быть связаны с этим актом возмездия. Валентин Колосовский и Елена Иванова.

Не исключено, что Валентин Колосовский помогал с документами и безопасной переправкой за границу. Колосовский перебрался из родного Иркутска в Петербург в 1904-м. Стал участником Петербургского и Северного союзов учащихся средних учебных заведений. Распространял эсеровскую литературу, перевозил оружие, добывал паспорта и переправлял участников Кронштадтского восстания 1905-го в Финляндию. В 1906-м вступил в ПСР. Арестован в марте следующего года, осуждён как террорист на шесть лет каторги. Два года провёл в Шлиссельбургской крепости, ещё два - в Александровском централе. В 1911-м его выпустили на поселение в Иркутскую губернию, а в 1912-м выслали в Якутск. По дороге Колосовский бежал.

Жил в эмиграции, вернулся в Россию после Февральской революции. Вероятно, отношения с большевиками складывались у него более-менее нормально. До 1937-го, разумеется. К этому времени он стал заместителем представителя Мордовской АССР при ЦИК СССР. Дальнейшее понятно: 15 апреля 1937-го арестован, 13 июня того же года расстрелян. Как участник террористической организации.

Вероятней всего, бывшая бестужевка Елена Иванова вела предварительное наблюдение за Гудимой. Она была асом в этом деле. Участвовала в подготовке ликвидаций тюремщиков Иванова (однофамилец) и Максимовского, следила за перемещениями Столыпина. На процессе ЛБО в 1908-м была приговорена к смерти, которую милостиво заменили пятнадцатилетней каторгой. Освободил Февраль. Официально работала библиотекарем во Всероссийском союзе кожевников. Неофициально - продолжала борьбу. Теперь с большевиками. Ибо не видела разницы между коммунистическим и царским режимами.

За четыре года Елена Иванова приняла самое активное участие в ликвидации большевистского агитпроповца Володарского, в двух покушениях на Ленина, лично выходила с бомбой на Троцкого… Первый раз была арестована в октябре 1918-го - за переправку на фронт белых офицеров. Но большевистская охранка ещё не просекала, кто попался. Выпустили по амнистии в феврале 1919-го.

Ещё несколько раз Иванова попадала в застенки ЧК. Наконец, в феврале 1922-го была включена в список подсудимых на большом процессе эсеров. Обвинялась в участии в Боевой организации, экспроприациях, покушениях на большевистских вождей. Вердикт - расстрел.

Второй раз с перерывом в полтора десятилетия Елену Иванову приговаривали к смерти. И снова «помиловали». Эсеров-смертников откровенно брали в заложники. Ивановой отмерили десять лет тюрьмы в строгой изоляции (издевательски добавив «поражение в правах» на пять лет). После срока выслали в Самарканд. В сентябре 1930-го снова арестовали. Как участницу «нелегальной группы эсеров». Через год выслали в Нарымский край.

Ссылка длилась до 1935-го, продлевали дважды. После окончания Иванова осталась в Сибири. Тюрьмы пришлось ждать недолго. 23 августа 1937-го арестована, 3 октября расстреляна. С ней казнены ещё восемьдесят человек.

«Та ненависть к вам, которая привела меня в ряды террористов, - говорила она на процессе эсеров, - эта ненависть сохранилась у меня до сегодняшнего дня. Ненависть и любовь к тому, что вы давите. И вот вам мой ответ, что я стала бы делать, если бы очутилась на свободе: я бы по-прежнему боролась с вами».

Никогда Елена Иванова не отреклась от этих взглядов.