5 апреля 1883 года завершился один из выдающихся политических процессов в России второй половины XIX века - «Процесс 17-и».

Процесс проходил в Санкт-Петербурге 28 марта — 5 апреля в Особом присутствии Правительствующего Сената. Первоприсутствующий Особого присутствия Правительствующего Сената сенатор Дорофей Синеоков-Андриевский. В защите принимали участие один из выдающихся адвокатов и судебных ораторов Николай Карабчевский, адвокат и политический деятель Евгений Кедрин., поэт и судебный оратор Сергей Андреевский, адвокат и литератор Николай Холева, польский правовед и публицист Владимир Спасович.

Все 17 народовольцев обвинялись в принадлежности к «тайному преступному сообществу, имеющем целью ниспровергнуть существующий в империи государственной и общественный строй», а кроме того, каждый из них – в осуществлении конкретных революционных актов, включая покушения на царя, или в содействии таким актам.

Всё предвещало карателям легкий выигрыш – и торжество реакции в стране, и палаческая репутация суда, и чуть ли не узаконенная простота доказательств заданного обвинения, и санкционированная сверху процессуальная бесцеремонность. Но процесс неожиданно для них принял такой оборот, что они вновь, как и на предыдущих процессах «Народной воли», политически и морально проиграли. Главную роль в таком исходе процесса сыграли подсудимые. Все они держались стойко. Грачевский, Корба, Теллалов выступили с политическими речами.

Михаил Гpачевский:

«По вопросу о моей виновности в революционной деятельности, проявленной мною в фактах, только что обследованных Особым Присутствием, я должен объяснить Особому Присутствию, что этот вопрос неоднократно мною обсуждался в течение моего последнего девятимесячного заключения и с точки зрения высшей справедливости и гуманности, и, несмотря на все ухищрения моего разума в роли обвинителя совести, последняя давала всегда один и тот же ответ: нет, я не могу признать себя виновным при настоящем отношении государственной власти к народу и обществу, при котором ни семейный очаг, ни личность граждан ничем не гарантированы от произвола правительственных тайных и явных агентов, когда по одному, простому подозрению в так называемой политической неблагонадёжности сотни лиц бросают в тюрьмы, подвергают всем ужасам одиночного заключения, доводящего до быстрой смерти или сумасшествия, когда другие сотни лиц без постановления суда по таким же точно подозрениям в политической неблагонадёжности могут быть схвачены, оторваны от труда и семейства, и отправлены так называемым административным порядком за тысячи вёрст на север и восток Сибири.

При означенных условиях я не только считаю себя в праве защищаться с оружием в руках при нападениях на меня правительственных агентов, я считаю даже нравственно обязательным для себя защищать точно так же и других от их произвола. Всякое вооруженное действие против правительства и его агентов я считал бы для себя безусловно преступным при условии существования в России свободно избранного законодательства представительного, действительной, а не фиктивной гласности, независимости суда, свободы слова, веротерпимости и личной неприкосновенности граждан без постановления на то суда».

Приговор: Михаил Грачевский, Юрий Богданович, Пётр Теллалов, Александр Буцевич, Савелий Златопольский и Михаил Клименко – смертная казнь («помилованы» в вечную каторгу), Прасковья Ивановская – вечная каторга, Анна Корба – 20 лет каторги, остальные – от 8 до 15 лет каторги.