Скоропостижная смерть Патриарха Алексия II, оказавшаяся для многих верующих неожиданной, несмотря на давно циркулировавшие слухи о неважном состоянии здоровья Святейшего, еще послужит серьезным поводом для многих комментариев и размышлений, как о личной судьбе почившего, так и о грядущих путях Церкви в России в XXI веке. И в этой связи автор хотел бы сознательно уклониться от любых легковесных рассуждений на ныне наиболее популярные темы - об осуждении или оправдании, о правде или неправде, достоинствах или недостатках, допустимости-недопустимости (и степени) возможных компромиссов, сервилизме и сергианстве, о бессмертном влиянии КГБ или тайном служении-противоборстве с органами, о будущем преемнике и его возможной церковной политике, короче, обо всем, что сейчас дает богатую пищу православной публицистике, как на родине, так и за рубежом. Во-первых, потому что независимо от занятой позиции и степени объективности авторов все равно страстные критические замечания той или иной части читателей неизбежны. А во-вторых, потому что время для любых размышлений о частной судьбе почившего еще не пришло, и придет не скоро.

Но есть вещи бесспорные, о которых нельзя не сказать предельно лаконично. Умер не просто Патриарх Московский и всея Руси, а человек, чья смерть окажется водоразделом между двумя эпохами церковной жизни России в новейшей период ее истории.

Алексий II стал священником при Сталине, епископом при Хрущёве, митрополитом при "дорогом Леониде Ильиче", Патриархом при Горбачёве. Он видел и познал изнутри целую цивилизацию, в которую созданная Сталиным система после смерти отца-основателя начала крошиться и деградировать, и, в конце-концов, рухнула, рассыпавшись на осколки и фрагменты, как монументальный Ленин, некогда сброшенный верующими в Царском Селе. Это видение Патриархом советских разных десятилетий, равно как и его тайные выборы в 1990 году, позволяли ему в 1990-е годы сохранять некоторую независимость и самостоятельность, особенно при Ельцине, кстати, вероятно, и желавшем таковой. Ни войны в Чечне тогда, ни отделения сейчас от Грузинской Православной Церкви "Церкви Абхазской" и "Церкви Южноосетинской" Патриарх не благословил. Автор не убежден, что любой преемник Алексия II (из всех известных кандидатов) будет обладать даже такой малой степенью независимости. В 1990 году Кремль демонстративно дистанцировался от вмешательства в процесс выборов Патриарха. Так ли это очевидно сейчас? И подавляющее большинство невоцерковленного населения трезво и без иллюзий смотрит на Церковь как на комбинат ритуально-бытовых услуг, по мере необходимости решающий время от времени и пропагандистские задачи государственной власти. Может быть поэтому, признаемся честно и откровенно, духовные и христианские ценности не только не определяют, но и не влияют на частную жизнь среднестатистического россиянина?

Даже при украшающих отечественный пейзаж многочисленных золотых куполах.

В 1990 году Московская Патриархия выглядела бесспорно печально, средний возраст верующих перевалил здорово за пятьдесят. Старушки, мужественно вынесшие десятилетия сталинско-хрущёвских гонений, заполоняли наши приходы. На всей территории Советского Союза в середине 1980-х годов действующих храмов было меньше, чем открыто на оккупированных территориях СССР в 1941-1944 годах. Правда, суммарное количество открытых храмов и монастырей за последние 18 лет в России как раз не должно ни обольщать, ни смущать и ни радовать - евроотремонтированные церкви-соборы, монастыри, да и сами пастыри на безумно дорогих автомобилях не являются свидетельством русского духовно-религиозного возрождения после семидесяти лет советской власти. А вот видимый состав приходов изменился очень сильно, в чем нельзя не убедиться собственными глазами. При Алексее II бабушек меньше не стало, зато стало гораздо больше молодежи и мужчин в возрасте тридцати-сорока лет. Речь идет не о "захожанах" ("Свечку поставить"), а о практикующих христианах. Тех, кто причащается. Гораздо больше, по сравнению со временем двадцатилетней давности, на приходах стало представителей интеллигенции (и гуманитарной, и технической).

Еще пример из жизни. Осенью 1991 года в одном из больших районных центров под Санкт-Петербургом (уже) автор с группой своих будущих скаутов-разведчиков переступил порог довольно ухоженной церкви. В руках почти каждый из нас с восторгом держал первое российское издание "Дроздовцев в огне" генерала Туркула, пылко писавшего о том, что Белая борьба была борьбой за свободу, за национальное и личное достоинство, в конечном итоге - за Христа. Отец-настоятель, чье имя память не сохранила, встретил нас очень приветливо, радушно, показал храм, внятно рассказал о его устройстве и убранстве, порадовался тому, что дети ищут путь к Богу: А потом с подъёмом прочитал нам короткую проповедь. О чем? О необходимости учиться хорошо в школе и пользе английского языка, так как, "только выучив английский язык, мы сможем повидать весь мир". Это была едва ли не первая проповедь священника, которую автор услышал в жизни. Она поразила совершенно, так как не имела ничего общего с книжным пафосом Антона Васильевича Туркула. Это произошло 17 лет назад.

А сегодня в Церкви в России широко известны имена выдающихся подвижников-миссионеров - о. Петра Мещеринова, о. Георгия Митрофанова, о. Ильи Соловьёва, о. Александра Степанова, диакона Андрея Кураева: тех клириков, которые не замыкаются от секуляризованного мира, но идут в него и храбро стремятся воздействовать на соотечественников, встречая, порой, далеко не розы. Они обращаются и к православным мирянам, так как не только видят, но и переживают проблемы Церкви, которых, увы, хватает. Наконец, за последние десять лет автор воочию видел серьезные и небезуспешные попытки многих священников-подвижников не просто совершать популярные требы (даже у неверующих) за установленную мзду (освятить яйца, кулич, машину, квартиру, офис, отпеть, повенчать или покрестить кого следует), но, в первую очередь, построить на своем приходе общину. Иными словами, живых людей в Московской Патриархии стало много. Почему? - Тайна Церкви.

Какова в том роль почившего Патриарха - Бог ведает. Но настоящие результаты не проигнорируешь и не отринешь с легкостью.

Однако очевидно и другое. На издыхании советской власти, когда щупальца государственного осьминога ослабли, у Церкви появился уникальный шанс - стать подлинной другой, духовной властью, нравственным авторитетом в замороченной событиями России, которая то ли уже поднималась с колен, то ли еще задумывалась о том, как это сделать, чтобы окончательно не упасть. Следовало лишь вернуться если не к решениям, то к опыту Всероссийского Поместного Собора 1917-1918 годов. Цели такого возвращения были бы очевидны - церковная жизнь нуждалась в формировании неких важных условиях и принципах своего бытия, которые бы гарантировали неприкосновенность основ ее внутренней свободы.

...Живое, нестеснённое общение мирян, священников и епископата. Гласное обсуждение насущных проблем. Поощрение миссии. Неприкосновенность прихода и приходского священника от архиерейского произвола. Отказ от практики гнусных "откатов" - установленных и неустановленных подношений нижестоящих вышестоящим (деньгами, машинами, взятками, услугами и пр.). Спокойное достоинство в общении с любой властью в государстве: что президентской, что муниципальной, вместо неумирающего подобострастия и немого возгласа на извечную тему "Чего изволите?" Древнее право и печалования за гонимых государством, и обличения власти за пагубные заблуждения и действия с точки зрения Христианской правды. Государство может игнорировать позицию Церкви. Но она должна быть. И быть недвусмысленно озвученной. Трезвая оценка кровавого пути Церкви и русского общества в ХХ веке. Заинтересованный диалог, а не горделивая позиция в отношениях с другими христианскими конфессиями. И особенно - бережное общение с Русской Православной Зарубежной Церковью, поспешное объединение с которой можно сравнить с наспех устроенной и шаткой монархией ради сиюминутных политических выгод.

К сожалению, практически ничего из перечисленного не произошло. Шанс оказался упущен, и Бог весть, будет ли еще у нас другой. Да, мы прославили сотни Новомучеников и Исповедников Российских, но это прославление легко уживается у наших соотечественников со Сталиным в душах и на лжеиконах - и у верующих, и не у верующих. Как был приходской священник листом дрожащим, так и остался. А степень его личного достоинства и мужества прямо пропорциональны его незащищенности перед архиереем. Отношения со "спонсорами" и "экономика прихода" для нашей Церкви стали преобладающими? Исторический опыт показывает - мы не сможем в конечном итоге существовать без внутренней свободы и собственного достоинства (в большом и в малом), но свобода и достоинство уже не совместимы с той системой отношений, которые мы сами себе выстроили за последние 17 лет и в обществе, и в государстве, и в Церкви. Кто в том виноват?... И действительно ли так важна роль личности в истории, от которой, порой, может зависеть не только судьба государства или общества?

На поставленные вопросы предлагаю ответить читателям самим.

Памятуя о том, что Бог, конечно, спасет каждого, кого только можно спасти.