Восемьдесят лет назад в Мадриде прошёл Парад Победы. Люди разных рас и языков праздновали свержение режима, который они ассоциировали с попранием национальных и религиозных ценностей, иностранным вмешательством и военной оккупацией. Испанская Республика окончательно уходила в прошлое. Франкисты своими коваными сапогами протаптывали себе путь в светлое, как им казалось, будущее.

Пионеры

Война закончилась 1 апреля 1939 года. Генералиссимус Франсиско Франко Баамонде то ли решил, что пока ещё недостаточно тепло, то ли убоялся ассоциаций с Днём Дурака, но грандиозный парад сразу проводить не стал. Торжественное мероприятие перенесли на более позднее время, совпавшее с советским Днём пионерии. Благо, сам Франко мало отличался от советского пионера: невысокий рост каудильо сочетался с высоким голосом, которому мог бы позавидовать любой советский горнист.

Вообще-то «пионер» — это первопроходец, зачинатель чего-то нового. Новая власть на словах выступала за возрождение старых обычаев, за строительство церквей на каждом шагу и прочие вещи, до боли знакомые жителям современной России. Республиканцы воспринимались как борцы с религией. Многие испанцы помнили, каким испытаниям подверглась католическая церковь в годы гонений. Неважно, что травлей верующих занимались не столько чиновники, сколько анархисты, ненавидевшие этих самых чиновников. Главное, что республиканские чиновники не могли ничего поделать с «бесами». Франко смог.

Пионерией, на первый взгляд, и не пахнет. Но лишь на первый. «Было бы величайшей ошибкой думать» (Ленин), что республиканской вольнице противостояли сплошь узколобые черносотенцы с крестами наперевес. Они, конечно, тоже имелись в рядах франкистского интернационала, но мотором движения стали люди несколько иного склада.

Правящей и единственной разрешённой партией при Франко являлась Испанская фаланга. Поскольку это была организация вождистского толка, то именно вождь должен подавать пример. Первым лидером Фаланги стал Хосе Антонио Примо де Ривера-и-Саэнс де Эредиа. Биография вроде вполне себе типичная для дворянина. Будучи сыном диктатора Мигеля Примо де Риверы, он встретил падение монархии с неудовольствием, поэтому начал подрывную деятельность против республики. Разумеется, недолюбливал масонство, коммунизм и прочие штуки, чуждые испанскому аристократу.

Свою газету Хосе Антонио назвал «El Fascio». Итальянский пример казался соблазнительным, и название никого не удивило. Помощником себе Примо де Ривера взял философа Рамиро Ледесму Рамоса. И здесь мы видим первый сюрприз: Ледесма уважал не только Муссолини, но и Бакунина. Он боролся не только за твёрдую власть монарха, но и за развитие местного самоуправления. Не только за вождизм, но и за профсоюзы.

Возможно, сыграло роль то, что какие-никакие профсоюзы имелись даже в нацистской Германии. А Ледесма настолько любил Гитлера, что даже сделал чёлку как у немецкого фюрера. Не забывая отстаивать прудонистские идеалы. С этим пионером и столкнулись интересы Примо де Риверы.

Впрочем, своенравие Ледесмы достало даже его. Через какое-то время Хосе Антонио порвал с этим не то нацистом, не то анархистом, и философ образовал новую организацию под названием «Свободное Отечество». А чересчур верующие католики стали подумывать о запрете его произведений. Уж слишком много оккультизма в них притаилось.

Да и с самим Примо де Риверой не всё просто. Ему, например, принадлежит гимн Испанской Фаланги, начало которого звучит так:

Встану к Солнцу я лицом в рубашке новой,
Что окрасила вчера ты в красный цвет.
Если надо, смерть найдёт меня, грешного,
И тебя я не увижу больше, нет.

Слово «грешного» в данном случае добавлено ради рифмы. В испанском оригинале его нет. Формально Примо де Ривера считался католиком, но в гимне Фаланги нет ни слова о Боге. Зато — «лицом к Солнцу», да ещё и в красной рубашке.

Почему в красной? Потому что символ Фаланги представляет собой пять красных стрел, которые снизу вонзаются в ярмо такого же цвета. Похоже на восстание «снизу» против красного ига, причём восстали такие же красные вроде Махно. Правда, есть и другой вариант, в котором стрелы окрашены в белый цвет. Может, Франко понял, что к чему?

Небезынтересно, что одним из соавторов гимна стал Дионисио Ридруэхо, который во время Гражданской войны, будучи руководителем франкистского Управления пропаганды, пытался конкурировать с республиканскими издателями, а впоследствии признался, что с задачей не справился. Сам Ридруэхо именно потому и вступил в Фалангу, что республиканская администрация, по его мнению, унижала простого человека. Впоследствии он увидел, что при франкистах простому человеку тоже приходится худо, чем охотно пользовались пропагандисты противоположного лагеря.

Вот какие люди находились в окружении первого вождя Испанской фаланги. Раскольник Ледесма не дожил до триумфа этой организации. 29 октября 1936-го республиканцы казнили его из-за подозрений в шпионаже. Это случилось в Мадриде. Чуть позже, 20 ноября того же года, по приговору Народного суда города Аликанте расстрелян Хосе Антонио Примо де Ривера. В общем, поколение пионеров Испанской фаланги ушло в могилу.

Эдилизм

Разумеется, франкистское руководство объявило расстрел первого руководителя Фаланги трагедией. При этом многие вздохнули с облегчением: Примо де Ривера казался им слишком революционным, а за это ли они борются? Если фалангистам так важна социальная справедливость, то не проще ли сразу перейти на сторону республики?

В общем, казнили Примо де Риверу — и хорошо. Теперь можно вспомнить о духовных скрепах. Но не тут-то было. Новым вождём Фаланги был избран человек по имени Федерико Мануэль Эдилья Ларрей. Предыдущий хотя бы на аристократа был похож, а этот по внешности напоминал легендарного анархиста-республиканца Хосе Буэнавертуру Дуррути Думанхе, по иронии судьбы убитого в тот же день, что и Примо де Ривера.

И не только по внешности. Когда восстание против республики охватило север страны, Эдилья находился в городе Ла-Корунья. На первых порах ему пришлось пролить много кровушки — не меньше, чем анархисты в республиканской зоне. Однако продолжалось это недолго. Вскоре Эдилья стал критиковать неизбирательное насилие, практиковавшееся националистами.

Помимо этого, Мануэль на полном серьёзе считал себя пролетарским революционером и синдикалистом. Сам он по происхождению был бедняком, а в Фалангу его занесло, поскольку более-менее стабильную зарплату получал во времена диктатуры старшего Примо де Риверы. Нетрудно догадаться, что в Фаланге вокруг него сгрупировались такие же социальные отщепенцы, которым хотелось спокойно трудиться, а не бить поклоны в церкви во славу очередного короля.

На этой почве Эдилья рассорился с легитимистами, сторонниками восстановления монархии. Вообще-то он ничего не имел против монархии, но его не устраивал фетишизм монархистов. Ему не нравилось, что они, уйдя с головой в обсуждение вопросов престолонаследия, игнорировали требования рабочих. Легитимистов на тот момент возглавляли Агустин Аснар Хернер и Санчо Давила-и-Фернандес де Селис, засевшие в штабе Фаланги.

Эдилья имел претензии и к самому каудильо. Однажды он заявил, что как только падёт Мадрид, его Фаланга поднимет свои настоящие, то есть левые цвета. Довольно откровенно звучала ещё одна его фраза: «По мне, лучше раскаявшиеся марксисты, чем хитрые правые, испорченные политикой и касикизмом». А если перевести на русский — испорченные каудильизмом.

Небезынтересно, что социальные требования Эдильи вызвали одобрение посла Германии Вильгельма Фаупеля. Ощутив мощную протекцию, 16 апреля 1937-го сторонники Эдильи устроили небольшой путч, а через два дня Эдилья объявлен единоличным вождём Фаланги. Однако триумф длился недолго.

Вскоре Франко провозгласил, что вместо старой Фаланги создаётся новая, с более красивым названием — Традиционная испанская фаланга и Советы национал-синдикалистского наступления. Формально это было объединение Фаланги со всеми другими организациями франкистов. Хосе Сайнс Нотнахель, один из лидеров пролетарского крыла, выразил мнение, что все приказы об объединении следует игнорировать. Эдилья решил отказаться от вступления в штаб новой структуры. Франко такого своеволия не потерпел, и 25 апреля Эдилья оказался в тюрьме.

Через месяц бывшего вождя приговорили к смертной казни. Однако в окружении Франко нашёлся умный человек — Рамон Серрано Суньер. Он некогда состоял в Испанской конфедерации независимых правых (СЭДА), а ближе к началу Гражданской войны начал присматриваться к Фаланге. Именно благодаря людям вроде Эдильи Фаланга превратилась в наиболее перспективную организацию с точки зрения борьбы против республиканского режима. А после того, как большинство в ней захватили люди вроде Серрано, Фаланга стала напоминать любую иную чиновничью иерархию, где рулили связи и блат.

Как бы то ни было, Серрано понимал, что во время войны Эдилью лучше не трогать. Мало ли, вдруг его сторонники взбунтуются. Франко учёл его аргументы и заменил расстрел на пожизненное заключение. Новым главой Фаланги объявлен Раймундо Фернандес-Куэста-и-Мерело, считавшийся противником легитимистов. Это был смелый человек, который два раза бежал из республиканского плена, но его каждый раз ловили. На свободу он вышел лишь после очередного обмена пленными.

Однако выяснилось, что смелость сама по себе мало что значит. Фернандес оказался бледной тенью своего предшественника. Реальным руководителем Фаланги стал Серрано. А над ним, разумеется, располагался каудильо Франко. Пролетарские революционеры оказались не нужны, и первого апреля 1939-го в Мадрид вошли карлисты и альфонсисты, монархисты и милитаристы,— в общем, кто угодно, только не эдилисты.

Интербригады всех цветов

Советская пропаганда подчёркивала роль немецких национал-социалистов и итальянских фашистов в победе Франко. Мол, если бы не Гитлер с Муссолини, то Республика могла бы выстоять. В свою очередь, националисты всячески преуменьшали размеры помощи союзников, зато свою борьбу рисовали не иначе как крестовый поход против безбожников-большевиков, управляемых из Москвы.

Здесь обе стороны были по-своему правы. Безусловно, гитлеровцы сильно помогли франкистам. Без сомнения, советские комиссары чувствовали себя в Испании как дома. Но так ли уж значительна роль этой помощи? Не в большей ли степени «союзники» мешали? Известны случаи драк между испанцами и итальянцами в рядах франкистских войск. А некоторые действия большевистских агентов иначе как вредительством не назовёшь. Обвиняя анархистов в отсутствии дисциплины, они своим постоянным поиском «врагов народа» внесли огромный вклад в снижение боеспособности республиканских частей. Подобно колорадскому жуку, советские агенты уничтожили все ресурсы режима.

И всё-таки вклад иностранцев в конфликт трудно переоценить. Для многих русских эмигрантов эта война стала продолжением Гражданской войны в России, где силам света противостояли сталинцы и их прихвостни. Кто-то из ветеранов той войны принял участие и в этой. Причём не только офицеры, но и люди рангом повыше — вроде генерал-майоров Анатолия Владимировича Фока и Николая Всеволодовича Шинкаренко. Существует предположение, что на стороне Франко сумел повоевать и бригадный генерал Станислав Никодимович Булак-Балахович — как представитель Польши.

На официальном уровне франкистам помогали не только Германия и Италия, но и португальский диктатор Антониу ди Салазар. Для него это был конфликт между порядком и хаосом. Похожей трактовки придерживались консервативно мыслящие люди в Британии, Франции, США и многих иных странах мира.

Испанская Республика тоже не осталась без иностранной поддержки. Речь идёт, разумеется, не о колорадских жуках из СССР — им франкисты за бесценную помощь должны поклониться до земли. Речь об интернациональных бригадах, участники которых часто приезжали в Испании не ради того, чтобы устанавливать колхозы, а для противостояния фашизму.

Конечно, многие интербригадовцы являлись коммунистами и временами даже агентами НКВД, но были среди них и представители иных левых течений. Яркий пример — Джордж Оруэлл, до конца жизни гордившийся своим участием в этой войне. Именно там, в Испании, он увидел, что, кроме фашизма, огромную опасность миру представляет сталинизм. Литературные итоги этого неприятного знакомства известны всему миру.

Тем не менее, многие испанцы ассоциировали республику не с антитоталитарным сопротивлением, а с бессудными казнями. Особенно от «красного террора» досталось священнослужителям, которых за годы войны убито более шести тысяч. В убийствах участвовали коммунисты разных направлений, анархисты и обычные республиканцы. Конечно, всех их поголовно обвинять в этом нельзя, но из песни слов не выкинешь. Парад Победы 19 мая 1939-го — ещё и праздник избавления для верующих этой многострадальной страны.

Для них это была в полном смысле война против безбожников и кощунников, управляемых из Москвы. Коммунизму противостояли не только католики, но и мусульмане из марокканских частей. Забавно, что если испанские националисты сравнивали Гражданскую войну чуть ли не с Реконкистой, то марокканцы воспринимали её как джихад против неверных. Воевали они отчаянно: например, потери фалангистов в боях составили 5%, а потери марокканцев — от 15% до 27%.

О жестокости африканских мусульман ходили страшные слухи. Немудрено, что вечно толерантные «евролеваки» мигом превращаются в ксенофобов, когда речь заходит о марокканских «регуларес». Даже Баркашов мог бы позавидовать такому белому супремасизму.

Праздник со слезами на глазах

А для фалангистов первой волны это был праздник со слезами на глазах. Вроде победили, но на душе тоскливо. Эдилья недолго сидел в тюрьме. Он написал мемуары, в которых критично отозвался о Франко. Власти вынудили его отказаться от издания данного труда. Тогда он решил опубликовать его за границей. Поскольку издатель оказался леваком, книга сопровождалась комментариями, направленными против него. Эдилья подал иск, но 4 февраля 1970-го скончался. Его наследникам удалось выкупить все права на произведение, которое в конечном счёте стало носить название «Политическое завещание Мануэля Эдильи».

Спустя пять лет, 29 июня 1975-го, скончался один из соавторов гимна Фаланги — Дионисио Ридруэхо. Будучи в годы войны пропагандистом франкизма, он перетянул на свою сторону немало человек. Однако вскоре после Парада Победы сам разочаровался во франкизме. Когда Гитлер напал на СССР, Ридруэхо записался в Голубую дивизию, лишь бы не видеть, во что превратилась его родина. На фронте он написал письмо сначала Франко, а затем Серрано: мол, освободите от всех постов.

В результате по возвращении с фронта Ридруэхо выслали из страны, запретив печатать некоторые его произведения. В пятидесятые он вернулся в Испанию. Почувствовав ветер перемен, он попытался сделать невозможное — объединить «правильных» фалангистов с социалистами и даже коммунистами. Франко это не понравилось, и Ридруэхо ненадолго очутился в местах заключения.

Выйдя на волю, Дионисио снова написал письмо Франко. И снова приземлился на нары. Поскольку каудильо помнил добро, то это заключение продлилось не больше пары месяцев.

Ридруэхо не успокоился и начал дрейфовать в сторону либерализма и христианской демократии. Вождю нации это, похоже, окончательно надоело, и оппозиционера больше не трогали. Даже позволили эмигрировать во Францию. А потом вернуться.

Через четыре месяца после его смерти вслед за ним отправился и диктатор. Это случилось 20 ноября 1975-го — в 39-ю годовщину гибели Дуррути и Примо де Риверы. Вскоре в Испании наступила демократия. Ридруэхо мог бы с полным правом сказать: «Этот день мы приближали как могли». А вот Эдилья вряд ли успокоился бы. Всё-таки современный капитализм он не очень любил. И поэтому наследники его идей продолжают борьбу.