Моя жизнь

Моя жизнь как стихотворение -
Каждый день словно строчка новая.
Чаще глупая, бестолковая.
Реже умная иль веселая.
Но всегда в них сердцебиением
Бьется к жизни мое отношение -
То терпимость, то нетерпение,
То отмщение, а то прощение.

Плющиха

На Плющихе - старушка,
Рядом с ней собачонка.
И бананы в веснушках,
И в веснушках девчонки.
Солнца луч в окнах пляшет.
Подо мною река.
От любви чуть не плачу,
дорогая Москва!

Лев на снегу

Сентябрь. Вечереет. Первый снег
Летит в глаза. Кругом белым-бело.
Дорогу переходит человек
Лет сорока. Устал. Через стекло
Очков мир кажется ему немного странным,
Чуть призрачным, придуманным, обманным.
Свет фонарей слепит, всё замело.
Он видит (или кажется ему)
Двух призраков в мерцанье фонарей:
Собаку белую, бредущую в снегу.
Хозяйку белую, бредущую за ней.
Собака странная, брезгливо нос
Воротит от снежинок, видно - злится.
Скажите, девушка, какой породы пёс?
Пёс? Что вы? Это лев, вернее, львица.
Да что Вы? Лев?
Вот это да, вовек
Я не поверил бы...
Но это был я сам.
Льва на снегу увидел я в те дни.
Лев на снегу, читал я, к чудесам.
Всё жду чудес. А будут ли они?

Я когда-то

Я когда-то уйду
В ту страну, куда все мы уходим.
Я когда-то войду
Под небесные чистые своды.
Знаю, ждет меня Он.
Самый близкий и самый любимый.
И отвесив поклон
Сяду рядом, безмерно счастливый.
Я туда не спешу.
Знаю час мой придет точно в срок.
Но я очень хочу,
Чтоб достойным Его стать я смог.
Люди, звери, океаны,
Птицы, кошки и киты,
Змеи, курицы, бараны,
И медведи, и кроты,

Все едины

Соловьи, грачи и совы,
Волки, лисы, индюки,
Тигры, львы, слоны, коровы,
Крокодилы и жуки -
Все родные. Все мы дети,
Связанные пуповиной.
Все близки на этом свете.
Неразрывно все едины.
Если кто-то мучит кошку,
Жизнь чужую не любя.
Надо знать, что понемножку
Убивает сам себя.
Там в метро взорвали бомбу,
Здесь собаку кто-то бьет,
А за это кит огромный
Сам себя потом убьет.
В скотобойнях убивает
Меньших братьев человек.
А потом их пожирает.
Нет прощенья нам вовек.
Прекратите бить животных.
Убивать и мучить их.
Может, стихнут тогда войны.
Станет меньше зла и злых.
Все, что создал наш
Создатель,
Надо чтить и уважать.
Все мы сестры, все мы братья.
И Отец один и мать.
Всех нас создала природа.
Бог любовь вложил в сердца.
Людям он даровал свободу
Не теряя жить лица.

Отец

В тот час, когда, уходит день, темнея,
В час сумеречной полуслепоты,
Мне кажется, ко мне
приходишь ты,
Стоишь в дверях. Я, от тоски немея,
Не поворачиваюсь, я чувствую спиной,
Твое присутствие, ты - рядом, ты - со мной.
Глаза слезами наполняются, они
Текут и падают, я их не вытираю.
Мы всё когда-нибудь, конечно, умираем,
И капают, как мои слезы, дни.
Уходит жизнь. Твоя - уже ушла.
Меня ты больше, папа, не обнимешь,
Не встретишь, не ответишь, не окликнешь,
Не спросишь: Сын, ну как твои дела?
Не дашь совета, не пожмешь руки.
Как ты заботился и думал обо мне:
Я слышу иногда твои шаги,
Такие тихие и легкие как пух.
Я напрягаю что есть мочи слух,
Они тихи, они, как пух, легки.
То по утрам, то днем, то по ночам,
Но чаще в сумерки, когда пора свечам
Зажечься в комнатах, я чувствую - ты здесь.
Стоишь в дверях. Не приглашаю сесть.
Боюсь спугнуть движением иль словом
Я что-то.

Ты ушел. Я завтра снова
Тебя ждать буду. Приходи, побудь
Со мной. Мне плохо, очень плохо. Не забудь
Придти. Мне одиноко, горько, больно, стыло.
А как с тобой тепло всегда мне было.
Твоя рука, что надо мной была,
Удары принимала, берегла,
Теперь ушла, и я открыт ударам.
Но верить я хочу, что всё - не даром.

Что-то надо делать

Что-то надо делать -
Стать защитой слабым,
Становиться смелым.
Но знаю - это мало.
Что-то надо делать.
Прекратить быть вялым,
Заниматься телом.
Но знаю - это мало.
Что-то надо делать.
Есть не что попало.
Жить не с кем попало.
Но знаю - это мало.
Что-то делать надо.
Уехать на всё лето.
Может быть в Канаду.
Но знаю, мало это.
Но сделать надо всё же.
Ответить негодяю.
Подонку дать по роже.
Хоть мало это, знаю.
Надо изменяться.
Злу сопротивляться.
Смерти не бояться.
Знать, что Он всегда
Смотрит на тебя.
Тихо улыбается
Иль грустит, любя.

Хочу

Хочу не слыть, а быть,
Хочу не спать, а стать.
Хочу достойно жить.
Не предавать, не лгать.

Я не знаю

Я не знаю, сколько мне осталось.
Но желаю каждый день и каждый час
Жить не в четверть и не в пол накала
Так, чтоб никогда не прятать глаз.
Я хочу познать себя хотя б немного.
Разбираться в том, что мучит дух.
Никогда не предавать и слушать Бога.
Надо только чуть напрячь мне слух.
Не бояться, не скулить, не пресмыкаться,
Злу сопротивляться и плохим.
Помогать животным и несчастным.
Быть естественным, правдивым и простым.

Незаменимых нет

Незаменимых нет.
Но есть неповторимые.
На много-много лет
Родные и любимые.
Умерим злые визги.
Когда-нибудь поймем -
Зря обижали близких,
Потом их не вернем.

Я жду

Я жду, когда из пробитых ладоней
Стигматов кровь святая на пол брызнет.
Я слышу сквозь
столетья крик и стоны.
Я не умру мучительной жизнью.
Когда-нибудь боль станет
нестерпимой.
Но не остановит рефери игру.
Не буду прятать глаз и горбить спину.
Я жизнью жалкой, рабской не умру.
Не потерплю, чтоб мне вослед плевали,
Спина покорно кланялась бичу.
Пусть всё опять завертится сначала.
Терпеть позорной жизни не хочу.
Мне страшно, очень страшно, Боже правый.
О, если можно, чашу мимо пронеси.
Но нету больше чести, выше славы,
Чем через Крест попасть на Небеси.

Веками

Веками разрушали, громили и ломали.
Пытали, убивали, сажали, стерегли.
Не думали, не мыслили,
лишь пили и орали.
Вокруг всё обосрали, зассали, облевали,
Испортили, замучили, загадили,
сожгли.
Их лица стали страшными, не лица сплошь, а хари.
Грязь и позор столетий навечно въелся в поры.
Прожили век за веком в кошмаре и угаре,
В безумном сумасшедшем кроваво-пьяном мареве -
Охранники, погромщики, разбойники и воры.
Их лозунг: Так положено.
Насилье, зло - их суть.
Их души напрочь сожжены.
В сердцах сплошная муть.
И носится по полю огромная детина.
Уродлива, страшна, безумна и пьяна.
И мир взирает с ужасом на данную картину.
Что будет - успокоится или опять война?

Великая война

Великая война - позорная, кровавая,
Безжалостно неправая,
Безумная, несчастная,
Кошмарная, ужасная.
В страданиях и муках народ кишки наматывал
На гусеницы танков,
Победу завоевывал тирану - палачу.
Потом он в благодарность по спинам их охаживал,
Не дав передохнуть кровавому бичу.

Отворите двери

Отворите двери, позовите Бога.
Он давно смиренно ждет вас у порога.
Пригласите в комнату, посидите рядом.
Говорить особенно ничего не надо.
Угостите ужином, уложите спать,
Поутру проводите и : дерзать опять
И квартирка ваша и душа тогда
Озарятся светом дивным навсегда.

Малая Грузинская, 28 (памяти Высоцкого)

Я бродил у его дома.
Ждал, что на балкон он выйдет.
Словно он тогда не помер.
Он - живой, он - рядом, здесь.
Но не вышел он, и снова
Вспомнил я свою обиду -
Что за выкинул он номер -
Не с балкона, а с небес
Мне подмигивать украдкой,
Дескать, знаю, что несладко,
Но, держись, братишка, милый.
Находи и черпай силы,
Что в тебе, я знаю, есть.
Силы есть, не в этом суть.
Просто нету его рядом,
А его мне очень надо.
Без него не вижу путь.
Пробираюсь как-нибудь
Сквозь бурьяны, буреломы.
Где он? Может, все же дома
На диван лег отдохнуть.
Буду ждать, смотреть на окна.
Вдруг зажжется лампы свет.
Иль задвигается штора.
Будет мне не одиноко.
Буду знать, что смерти нет,
Пока верю, жду, что скоро
Выйдет на балкон он споро,
Сигарету разомнет,
И рукою мне махнет.
Горько мне, я плачу.
Знаю, что он умер.
Знаю, что не выйдет больше на балкон.
Но он жил и значит,
Не совсем он умер,
До тех пор, покуда в душах живет он.

Москва

У московских улиц
Радостные лица -
Имена вернулись
Улицам столицы.
Покровка и Воздвиженка,
Мясницкая, Тверская
Никольская, Пречистенка,
Варварка, Моховая.
Сплетают кружева
Кривые переулки,
Люблю тебя, Москва,
Твои огни и звуки.
Твоей громады мощь.
Твоих проспектов веер.
Хочу я жить, поверь,
Среди твоих сокровищ.
Ажур горбатых улиц
Давно мне приглянулся,
Тишь скверов и аллей
И кляксы площадей:

Нашедшего забудут скоро

Нашедшего забудут скоро.
Зовущему закроют рот.
Собьют гвоздями плаху споро
И пригласят на эшафот.
И Он пойдет, считая метры,
Где каждый шаг, как сотня лет.
Прольется дождь,
просвищут ветры
Перед началом страшных бед.
Перед началом страшной жизни
Без смысла. Веры. Без Него.
Святая кровь на землю брызнет.
А мы - в порядке, ничего.
А мы как будто бы не знаем,
Что совершаем, что творим.
И кое-кто к воротам рая
Уже собрался вслед за Ним.
Его убили. Всё. Не будет
Ни воскрешенья, ни суда.
Подумайте немножко, люди,
Кого отправили туда.
Туда, откуда не вернешься,
Туда, где царствует покой.
Пусть сердце чаще чуть забьется,
Когда подумаешь о той,
О страшной участи и доле
Того, кто лишь тихонько звал.
И свищет дико ветер в поле,
В пустынях ваших душ и зал.
В пустынях вашего довольства,
В машинах, лицах, зеркалах,
В позоре стадном богомольства.
В словах неправедных. В делах,
Которых надо бы стыдиться,
Которых нужно отмолить.
Ах, люди, где же ваши лица?
Глядя на вас - охота выть.

Проседь

Мы на качелях мирозданья
Качаемся туда, сюда.
То ночь,то день,то явь,то тайна,
То никогда, то навсегда.
Сегодня - груб, но был и нежен.
Была весна, но вот и осень.
И в цвете яблонь белоснежном
Видна зимы седая проседь.

Прошу минуту

Как надоели мне слова -
Их ложь, избитость и банальность.
В гнилых портках оригинальность.
Яд неприязни за глаза.
Как ненавижу я елей
Сладкоголосых краснобаев,
Их псевдопафос выше края,
Ложь и манерность их речей.
Слова изношены, затерты,
Как мой вельветовый пиджак,
Эпитеты стары и мертвы.
Все говорится просто так.
Молчите, златоусты лжи,
Цари, вельможи и пажи.
Замрите в громовом молчаньи.
Прошу, виновный без вины,
Прошу не слова я в отчаянье,
Прошу минуту тишины.

Крест

Я хочу на крест.
Всяких не берут.
Всякие так мрут.
Нужно заслужить.
Как-то надо жить.
Будут долго бить.
Будут дело шить.
Мучать и крошить
Тело на куски.
Чтоб душа вскипела
С муки и тоски.
Тело заалело.
Всяк, кто жил, умрет.
Но совсем не каждый
Хоть разок, однажды,
Сам себе не врет.
Что живет, как крот.
Как подлец и трус.
Мерять не берусь.
Сам очень боюсь.
Но хочу на Крест.
Вот уменьшу вес.
И расширю душу,
Чтобы никогда,
Не единой буквой
Не казаться сукой.
А случись беда -
Изменю, предам.
Сам себя отдам
На съеденье ртам
Жадным до свежатинки.
Нате, ржите, дяденьки...

Пес

Проходит жизнь. Лежит в лесу
Под снегом и землей наш Зорро.
Ты подожди немного. Скоро
К тебе приду, к тебе спешу,
Мой младший брат четвероногий.
Как больно. Слезы льются градом.
Мы ляжем вместе, ляжем рядом.
Ты полежи один немного.
Ты полежи там, у порога.
Как жизни жаль. Ушла в песок.
Как ты, мой Зорик, это смог -
Прожить так мало и так много.
Так много дать - в глазах твоих
Читал я тайны жизни тленной.
И шум веков, и пыль вселенной,
И мудрость, и покой: Затих
Навеки Зорро мой родимый.
Ты подожди. Неумолимо
К тебе иду. К Нему иду. В моих глазах
Есть только радость, но не страх.

Мне жалко

Мне жалко жизнь, ушедшую на ссоры,
Пустые споры, злые разговоры.
Мне жалко дружб ненужных кутерьму,
Зачем я жил так, право, не пойму?
Мне жаль иных, живущих в суете,
В душевной низости, сердечной нищете.
Слепых, глухих, немых, бездушных, злобных,
На низость и предательство способных.
Мне жаль их:

Но не жаль совсем других,
Которые обманывают робких,
Запутывают слабых и нестойких,
Подсовывают вместо правды ложь,
И за спиной прячут плеть и нож.

Не гаси

Сжалься надо мною, Боже.
Дай дожить в своем уме.
Чувствую гусиной кожей,
Как шевелится во тьме,
Приближается ко мне
Что-то со свиною рожей.
Хрюкает, плюется, ржет,
Меня, сволочь, стережет,
Чтоб наброситься и съесть,
Отобрав и ум и честь.
Боже, пощади меня.
Не гаси огня и дня.

Асфиксия душных комнат

Асфиксия душных комнат,
Улиц, залов и постелей
Сводит судорогой шею,
Тот забыт, другой не понят,
Третий дышит еле-еле,
То ль мычит, а, может, блеет.
Задыхаюсь, ворот рву.
Мне сказали, что я вру.
Мне, который дни и ночи
Плодоносит, а не дрочит.
Лечит души и тела.
И сгореть готов дотла
На пиру или на тризне,
Но не для родной Отчизны,
А в угоду милых дам.
Им всего себя отдам.

Я лёг. И лёгкими вдохнул
Вдруг запах терпкий. Вельзевул?
Ты не один? Кого я вижу?
С тобою Каспер. Ну-ка ближе.
О, боже, с Вами Бальтазар
И Мельхиор пришел. Я рад.
Садитесь рядом. В круг иль в ряд.
Вы так пришли иль что-то в дар
Хотите мне вручить как прежде?
Не надо ничего. Надежды
Лишь не лишайте Вы меня.
Мне без нее не жить ни дня.

Покуда не взошла заря,
Задрав кингстоны, якоря
Подняв и паруса настроя
На легкий и попутный бриз,
Фрегат по имени "Каприз"
Поплыл. Он тягу раннего прибоя
Преодолел легким усилием.
И в паруса свои как в крылья.
Поймал уж настоящий ветер.
И полетел судьбе навстречу.
Навстречу новой жизни... Вечно
И я стремлюсь к пределам новым.
Но часто грустен, часто скован.

Иуда

Ты поплачь, если плохо.
Ты поплачь, если худо.
На ветру слезы сохнут,
Ученик мой, Иуда.
Ты предал, но один лишь
Ты убил сам себя.
Средь молящихся - лишний.
Ты предал, но любя.
Ведь никто не вступился.
Отрекались - я знаю.
Ты - орал, ты - бесился,
Палачей проклиная.
Ученик мой, Иуда.
Крест тяжел тоже твой.
Но все ждал - будет чудо.
Нет чудес. Есть покой.
Успокойся. Не надо -
Не твоя в том вина.
Мы идем вместе рядом
До вершины, до дна.

Прости

Чтобы что-то узнать о себе,
Надо что-то узнать об Иуде.
Все мы - грешные, слабые люди.
Ты, прости, если можешь, Ребе.
Чтобы что-то понять нам в себе,
Надо что-то понять нам в Пилате.
Надо помнить, что воли утрата
Нестерпимую требует плату.
Рук не мыть иной раз даже лучше.
Голос совести надо нам слушать.
Надо чаще копаться в себе.
Ты, прости, если можешь, Ребе.

Вспоминая Визбора

Какая девушка идет
По улице Арбат -
Красивый нос, красивый рот,
Глаза, фигурка, взгляд,
Как бархат персики ланит,
Как два озерца - очи,
Она в их глубине хранит
Тепло и тайны ночи.
Я утонуть хотел бы в них,
Пропасть на дне любви.
Уж слышу чувственный мотив
Опять в своей крови.
Мне ни к чему, не по годам -
Пора умней бы стать.
Что за позор и что за срам
Мне о таком мечтать?!
Но, что поделать? Я пропал...
Как Вас зовут, простите?
Для Вас экспромтом мадригал
Я сочиню, хотите?..
Какая девушка идет
По улице Арбат -
Красивый нос, красивый рот,
Глаза, фигурка, взгляд...
Потом - всё было - море, дно.
Теперь ни денег...Лишь одно -
Мне гложет мозг. Что ж я -
Такая симпатичная - не думал, что змея.

Я иду по Воронцовке -
Солнце, лужи, теплый день,
Щас спою без подготовки
Ариэтту из "Кармэн".
К нам весна приходит снова!
Сердце выпрыгнуть готово
И в сердцах пуститься в пляс.
Эй, троллейбусы- ЗДОРОВО!
ЛЮДИ- КАК ЛЮБЛЮ Я ВАС!

Как зимой медведь в берлоге,
Во мне ворочается совесть.
Лицо алеет, ноют ноги -
И от стыда, и от тревоги.
Чего стыжусь? Чего тревожусь?
И совестно мне от чего?
Не знаю, просто стынет кожа
От недовольства моего
Самим собой. Своею жизнью,
Своим нелепым конформизмом,
Своей невыдержанностью частой,
Словами, брошенными властно,
Обидно, грубо, беспощадно.
Зачем я обижал друзей?
Зачем был груб и неприветлив?
Зачем я не любил людей,
Скрипел как пара ржавых петель?
Мне грустно, совестно и стыдно.
Но не прошу прощенья я.
Во мне живет вина моя.
Ее со стороны не видно.
О ней один лишь знаю я.
Теперь и вы, мои друзья...

СТАЛКЕР: "Пусть исполнится то, что задумано. Пусть они поверят. И пусть посмеются над своими страстями; ведь то, что они называют страстью, на самом деле не душевная энергия, а лишь трение между душой и внешним миром. А главное, пусть поверят в себя и станут беспомощными, как дети, потому что слабость велика, а сила ничтожна... Когда человек родится, он слаб и гибок, когда умирает, он крепок и черств. Когда дерево растет, оно нежно и гибко, а когда оно сухо и жестко, оно умирает. Черствость и сила спутники смерти, гибкость и слабость выражают свежесть бытия. Поэтому что отвердело, то не победит..."

Пусть исполняется то, что задумано.
И пусть свершается, что предназначено.
Станем детьми, высокими думами
Не удрученными, не озадаченными.
Скинем на время пред зеркалом маску
И посмотрим пристрастно в глаза.
Кто это там - смотрит с опаской?
Я - это что ли? Поверить нельзя.
Был ведь когда-то я мальчик беспомощный.
Маний и фобий груз не набрал.
Кто-то считал даже, что я способный.
Знаю теперь - он слегка, но наврал.
Как же вернуть мне гибкость и свежесть,
Незамутненность и простоту?
Слабость вернуть как? Ясность и верность?
Скинуть мне суетность и маяту?

То, что задумано - знать невозможно.
Но исполняется всё - век за веком.
Быть человеком, знаю, как сложно.
Но ведь возможно - быть человеком.

Сентябрь. Вечереет. Первый снег
Летит в глаза. Кругом белым-бело.
Дорогу переходит человек
Лет сорока. Устал. Через стекло
Очков мир кажется ему немного странным,
Чуть призрачным, придуманным, обманным.
Свет фонарей слепит, всё замело.
Он видит (или кажется ему)
Двух призраков в мерцанье фонарей:
Собаку белую, бредущую в снегу.
Хозяйку белую, бредущую за ней.
Собака странная, брезгливо нос
Воротит от снежинок, видно - злится.
Скажите, девушка, какой породы пёс?
Пёс? Что вы? Это лев, вернее, львица.
Да что Вы? Лев? Вот это да, вовек
Я не поверил бы...
Но это был я сам.
Льва на снегу увидел я в те дни.
Лев на снегу, читал я, к чудесам.
Всё жду чудес. А будут ли они?

Каждая встреча закономерна.
Тот, кто встречается нам на пути,
Должен был встретиться с нами, наверно,
Должен сказать был нам что-то, найти
Нас, отыскать, беду отвести...

Я вам не кенар, я - другой,
Еще неведомый избранник,
Не русский с русскою душой.
На мне то фрак, то клифт, то ватник.
То треуголку примеряю.
То в подворотнях водку пью.
То, кажется, я что-то знаю.
То плачу горько, то пою.
Я поздно начал, кончу рано,
Не зарастет на сердце рана,
Прольется чистыми слезами.
Прольется плaменной смолой.
Скользнет, как уж, между домами,
Пробьется сквозь асфальт цветами,
Пробьется сквозь бетон травой.
Мой ум уж много совершил.
Как я страдал, как я любил.
Душа моя как океан.
В глазах прозрений дивный свет.
Надежд разбитых караван
Уходит вдаль. Лишь силуэт
Его я вижу в полутьме.
Всё мне - не то, всё - не по мне.

Неверным светом фонари
Круги рисуют на асфальте.
Сакс замолчал, вступают альты
В моей душе. До пой поры,
Когда незримый дирижер
Махнет: И тут же вступит хор,
Мощь децибелов набирая:
Ночь. Вторник. Середина мая.
Иду нетрезвый по Солянке,
Как надоели эти пьянки,
Девицы, музыка, суши.
Отдашь последние гроши
И не поешь. Так - червячка
Лишь заморишь. И то - слегка.
Играет в голове оркестр.
В ней уж и так немного места:
Чердак сгорел давно, слыхали?
Подвал давно залит водой,
Стихи расположились в зале.
И нервно так звучит гобой,
Весь мир заполонив собой:
Сверну скорей в Китайгородский:
Там есть ларек, куплю поесть.
Закрыт. От этой жизни скотской
На Крымский мост хочу залезть.
Пойду к реке. Нырну с привала.
Нырнул. И правда полегчало.
Ну что ж на север поплыву,
Ведь я на Соколе живу.

Голова моя машет ушами,
Но взлететь мне не может помочь.
Не взмахнуть мне уж больше крылами,
Улететь в непроглядную ночь.
Люди в черном меня окружают,
Под дых бьют, по лицу, хохоча,
Тычут пальцами, злобно ругают,
Не жалеют ударов бича.
Я кричу, вырываюсь: Мне больно,
Что творите? В ответ - смех и лай.
Посыпают, глумясь, раны солью.
Ты летаешь? Взлети-ка, давай.
Я умру. И в могилу мне плюнет
Человекоподобный шакал.
Пусть потомок потом нас рассудит:
Кто убил? Кто молчал? Кто летал?

Ничто не ранит нас настолько,
Как счастья своего осколки.
И сокрушительны удары
От собственных побед угара.
При родах смерть косит угрюмо.
В улыбке детской живу тлен.
Лишь те приветствую думы,
Что фонтанируют из вен.
Не надо, знаю, веселиться
После торжеств Аустерлица.
Не съешь и килограмма соли
До Ватерлоо горькой доли.
Давно стирают люди грань
Меж чистой правдою и ложью.
Между добром и злобой тоже.
И даже между инь и янь.

Свет высших смыслов не дороже
Нам честолюбия обид.
Страстей умерить пыл не может
Нас ожидающий аид.
Не ценим время. Совесть спит.

Розенкранц и Гильденстерн
Встали медленно с колен.
В руки взяв голов обрубки,
Побрели на берег, к шлюпке.
Им хотелось в Данию
По воде и сушей.
Дома - хоть ты раненый,
Хоть ты мертвый - лучше.
Чуть попозже крикнул Клавдий:
Стой, не пей вина, Гертруда,
И поди вообще отсюда,
Умоляю, Бога ради.
В это время заходили
В кровью пахнущий и ядом
Зал, где двое насмерть бились,
Гильденстерн и Розенкранц...
Был потерян всеми шанс,
Покатилась колесница
После дел цареубийцы.
Отвернулось от них небо:
Принц Антония на месте
Пригвоздил ударом слева.
Обезумевшая дева
В озеро нырнула. Местью
За отца и за сестру
Жил Лаэрт все дни и ночи.
Отомстить хотелось очень.
Смерть вела с ними игру.
Отомстила всем сполна.
Ни один и ни одна
Не ушли домой живыми.
Кто пронзен, а кто отравлен.
Кто утоп, кто обезглавлен.
Все хлебнули полным ртом.
Die - сначала. Sleep - потом.

Учитесь слушать тишину.
Она, как море в штиль.
Почувствуйте ту глубину,
Что больше многих миль.

Соблазны кровавой эпохи,
Бессонные ночи отцов,
Краюхи лефортовской крохи,
Лай с рвотою лагерных псов,
Ночного отчаянья всхлипы,
Удушье от ужаса дней,
От страха березы и липы
Страшнее стоят старых пней.
Машину с названием "Мясо" -
Я вижу - тех страшных времен.
Она тормознула у ТАССа,
И слышен стал сдавленный стон.
Тем стоном стонала Россия
Пришла к ней в те годы беда.
Не бейте, не бейте, просила.
Но били сильнее тогда.
Зарницы кровавой эпохи
Я вижу. И слышу тот стон.
Еще палачи не подохли.
И мученик не отомщен.

Покуда не взошла заря,
Рабы зарезали царя.
Покуда не взошла луна,
Беда уселась у окна.
Пока убийца веселится,
Успели улететь все птицы,
Пока не повернула вспять
Судьбы лихая колесница,
Раб приказал понуро: "Встать".
Что! Что? Быть может, это снится?
В ту ночь заплакала луна,
В ту ночь земля сошла с орбиты,
Свершилось страшное. Вина
Та никогда не будет смыта.
Не пощадил палач кровавый.
Не убоялся страшной славы.
Будь проклят этот страшный век.
Будь проклят страшный человек.
Прощенья никогда не будет.
Кто помнит это - не забудет.
Покуда солнце не взошло,
Покуда не пришло прозренье.
По всей земле белым-бело
До слепоты, до ослепления.
Все белым снегом замело.
Под ним лежат гнилые кости.
И всех зайти нас просят в гости.

Шаланды полные печали
В порту моей души стоят.
Уж буду весел я едва ли,
Уж засмеюсь едва ли я.
Всё поросло тоской и тленом.
Все пылью грусти поросло.
И кровь уж не бурлит по венам.
Что волновало, то ушло.

Шутка

Отдельно взятый индивид
Отдельно взятый взял стакан
И видит вдруг, что в нем сидит
Отдельно взятый таракан.
Смущенно молвил: "Вы ко мне,
Товарищ таракан в стакане?"
И нервно ищет, есть в кармане
Хоть партбилет, хоть портмоне.
Быть может, таракан-прусак
Приехал из оргпартконтроля,
И от его партийной воли
Зависит маленький пустяк,
Которому названье - рост
Карьерный, уровень зарплаты,
Награды к юбилейным датам,
Число квартир, машин и дач.
И даже тот железный мост,
Что недоделал зубной врач.
Всё в миг промчалось в голове -
Обком, бюро, пинок под зад.
"Товарищ таракан, поверь,
Ведь я ни в чем не виноват".
Усами покрутил прусак,
Встал в позу Понтия Пилата
И говорит противно так,
Так гладенько, ни слова мата:
"Вы, гражданин, зажились сильно.
Вы, гражданин, забылись даже.
И хоть не будешь мил насильно,
Но Вам меня лучше уважить.
Хочу я, чтоб ваша жена
Жила со мной теперь как с мужем,
Готовила постель и ужин.
И каждый вечер чтоб вина
Несла ко мне в постель с периной.
Как звать ее? Как? А, Ирина.
Ну вот, ты понял? Всё, пока,
Звони, коль что. Куда? В ЦК".

Улечу я на бумажном самолете.
Уплыву я на бумажном корабле.
Никогда меня вы больше не найдете.
Потому что нету меня больше на земле.
Захотите вы спросить - в ответ лишь эхо.
Захотите вы узнать - в ответ лишь стон.
Потому что я от вас навек уехал.
В те края, где свет, стихи и Он.

Сорок восьмой

"Земную жизнь пройдя до половины, я оказался в сумрачном лесу".

Нервы ни к черту, разум в огне.
Смерти, аборты - всё не по мне.
Взгляд затуманен, память сбоит -
Может, я ранен или убит?
Может, лежу я в высокой траве
С раной глубокой на голове;
Или я вздернут ловко на рею
С вмиг удлинившейся в два раза шеей?
Или стою у высокой стены -
Приговоренный без особой вины?..
Голый подросток купает коня,
Гуси в вагонах проносятся мимо,
Кто-то за горло держит меня,
Больно от этого мне нестерпимо,
Я вырываюсь, бегу, спотыкаюсь.
Страшно мне, больно, в пятках душа,
Я умираю, я задыхаюсь:
Тихо вдруг стало. Я не спеша
Огляделся и встал.
Где это я? Курский вокзал?
А не поехать ли мне в Петушки?
Где круглый год жасмин и гужбан.
В поезде вслух почитаю стишки.
Херес куплю или Агдам.
Нет, не поеду. Время не то.
Нынче в почете Кундера и Браун.
Венечка в старом потертом пальто
Пьяно-веселый многим что Даун.
Я же люблю его. Я старомоден.
И не надеюсь на пониманье,
На соучастье и состраданье.
Новым и сильным я неугоден.
Старым больным я неприятен.
Я одинок, как последний глаз
У миллиардной слепой толпы.
Зренье не нужно тем, кто слепы.
Им нужен стол и унитаз.
То и другое по нюху найдут.
Знаю, меня эти не ждут.
Может быть, где-нибудь кто-то и ждет.
Только вот кто? Эй, отзовись!
Сорок восьмой истончается год.
Сколько еще? Вверх или вниз?

Евреи стреляют в арабов,
По ним не горюет Арабов.
Арабы стреляют в евреев,
По ним не скорбит Ерофеев.
Детей, матерей убивают,
Не слышу, что плачет Толстая.
Бомбежки - и снова, и снова,
Не слышу я голос Смирновой.
Молчит наша совесть,
Молчит наша власть -
Набрали ли повесть?
Поели ли всласть?
Пока нам разрывов не слышно,
Не бьют нам шрапнелью по крыше.
Но слышу я ясно шаги Командора.
В зловещей и гулкой змее коридора.
Недолго осталось. Услышьте меня.
Быть может, два года. А, может, и дня.

Еду по "зеленой"

"Зеленой" называют в Москве ветку метро - Красногвардейская - Речной вокзал по цвете этой ветки на карте метро. В феврале 2004 года на перегоне Автозаводская - Павелецкая был взорван вагон, и погибло 40 человек.

Я еду по "зеленой".
Душа уходит в пятки.
Как все, я - осужденный
Играть со смертью в прятки.
Слегка запахло гарью.
Состав притормозил.
Здесь дьявол в гонг ударил
И сорок душ спалил.
Поймите, люди родные,
Мне хочется вскричать,
Пока в стране вы - подданные,
Вас будут убивать.
Взрывать, мочить, калечить
В сортирах и в метро.
Касторкой рак не лечат.
Хоть влей в себя ведро.

"Я буду долго гнать велосипед..."
Обрывки памяти как клочья облаков,
Обрывки мыслей как пожухлая трава.
Гляжу в грядущее я, словно гляжу в ров,
А память как промокшие дрова.
В печь не положишь, чтоб сознание разжечь,
Дом не построишь, ведь из дров какой же дом.
Казалось мне - в руках булатный меч,
А оказалось, что в руках кайло и лом.
И вот живу я как велосипед,
Кручу педали, чтоб движенье сохранить.
Я ждал весны так много долгих лет,
Но после лета только осень, так и быть.

Лицо

Я запомнил, как держал в ладонях
Уже мертвое лицо отца.
Холод тот мои ладони помнят,
Холод уже мертвого лица.

Лифт

Зашел я в лифт, этаж нажав привычно,
Расплавленную кнопку надавив,
Глаза прикрыл слегка я, как обычно,
И долго, долго, долго...ехал лифт.
Открылись двери, вышел - не пойму:
Куда попал я? Что это за город?
В каком-то сизо-сером весь дыму,
И черный пепел сыплется за ворот.
Бреду впотьмах, на стены натыкаясь.
И жарко. Только солнца не видать.
Страх нарастающий сдержать стараясь,
Зевая нервно, тупо озираясь,
Где нахожусь? - хочу быстрей понять.
Вдруг слышу голоса, как через вату.
И различаю - еле, в пелене -
Кого-то в шлемах, с копьями...

Солдаты?
Кто пеший, кто-то, сидя на коне.
Течет толпа за ними, слышу крики
На непонятном странном языке.
Мелькают руки, ноги, лица... Лики
В бурлящей, вижу я, людской реке.
Зачем кричат? Куда ведет их рок?
И вдруг увидел... Кто это?! Калека?
Сквозь частокол людских и конских ног
Я - окровавленного человека.
Он еле шел, шатаясь, как во сне.
Тащил корявый крест (что за напасть?),
Обняв его, как воин на войне
Сжимает дерево, прежде чем мертвым пасть.
Его стегали, били, подгоняли.
Лицо кровавое Он к небу поднимал.
Он падал, поднимался, Его гнали.
В него плевались, камнями бросались.
Он шел и плакал, шел и плакал, но молчал.
Вперед рванул я, горло раздирая
Животным криком, как подранок-зверь.
Споткнулся, полетел, себя не зная,
Разбил в кровь руки... Ну а что теперь?
Я впал как будто бы в оцепененье.
О, Боже мой, чему свидетель я?
Неужто - Он? От дикого волненья
Чуть не взорвалась голова моя.
Зажмурился я снова что есть силы.
Через минуту, может быть, века
Открыл глаза... я в лифте, всё - как было.
Лишь в кровь разбиты руки и нога.

Обняла веревка шею.
Пули шмель поцеловал.
Кто - болтается на рее.
Кто - в могильный ров упал.

Желтое пальто, синее кашне.
Тросточкой стучит мерно Клод Моне.
Тот, кого мы ждем, сильно занемог:
Болен, перевязан, весь в крови Ван Гог.
Но пришел Матисс и де Ла Круа.
Выпили абсент. Дождик зарядил.
Был ли там Андре, тот, что Моруа,
Не могу сказать - пьян я сильно был.

Я раздал обещанья

Я раздал обещанья, как листья
Раздает засыпающий лес.
И забрать их обратно не мыслю,
А исполнить их сил уже нет.
Мне не давит на плечи отчаянье,
Траур я по себе не надел,
Но мне жалко моих обещаний,
Но мне жалко, что я не успел
Написать повесть юности нежной,
Школьной дружбы и детских потерь,
Первых слов о любви и надежды,
Что откроется скоро мне дверь:
Очень жаль той поры мне, поверь.
Непрочитанных книг жалко очень,
Отлагательств, отсрочек, утрат.
Женщин тех, что оставил я, впрочем,
Не жалею, пусть и виноват.
Жалко мне недодуманных мыслей,
Жалко слов, что сказал сгоряча.
И идей, что сгорели, прокисли,
Не дождавшись меня. Но свеча
Моей жизни еще не погасла.
Я иду, спотыкаюсь, скользя.
Жизнь скрипит, как подшипник без масла.
Пусть без масла, иначе - нельзя.

"Сюда!", - зовет нас бесноватый, -
"Скорей, бегите, здесь проход!"
Бежит невинный, виноватый,
Бежит великий наш народ.
А там провал, там пропасть, ров.
И заглушая людской рёв,
Гремит по черепам, скелетам,
Костям - река забвенья Лета.

Ночью сплю и вижу сон,
Что иду я по Бродвею,
Слева Джим, а, может, Джон,
Слева Кэт иль Галатея.
Так идем мы стайкой праздной.
Пиво пьем, всё - very well.
Вдруг навстречу очень важный
К нам идет сам Гибсон Мэл.
Обомлел я. Это он?
Знаменитость Голливуда?
Нет, ребята, это чудо!
Нет, ребята, это сон!
Так и есть - мне кот на спину
Со всего размаха сел.
И разрушил всю картину.
Сгинул Гибсон, с ним и Мэл.

В ответе каждый сам

Есть люди крайних взглядов.
У них своя стезя.
Перечить им не надо
И ссориться нельзя.
Господь в лесу деревьев
И птиц не уравнял.
У всех - одно начало,
У всех - один финал.
Вот в этом все бессильны.
Равны все, как один.
Здесь - как ты не старайся,
Закон для всех един.
Но в жизни с кем ты дружишь?
Каких достиг высот?
Какому богу служишь?
Вино ты любишь больше,
Иль, может быть, компот?
Ты - светлых сил хранитель?
Иль служишь силам тьмы?
Вот здесь - я точно знаю.
В ответе каждый сам.
Здесь каждый выбирает
Каким служить богам!

СУ-27

Я стремителен, я динамичен.
Ну почти я как СУ-27.
Я бываю почти неприличен,
Неудобен бываю совсем.
Но такого не встретишь нигде ты,
Не найдешь - хоть кричи, не кричи,
Знаю много я разных ответов,
Только спрашивай, лишь не молчи.

Веровать стало нетрудно

Яйца покрашены. Их освятили
Батюшки в фартуках с бойни.
Все, кто безбожно грешили,
Вспомнили Бога сегодня.
Я им не верю. Я презираю
Эту народную веру.
Нету Христа с ними, знаю.
Это дурная манера
В Пасху креститься притворно
И целоваться прилюдно.
Есть куличи стало модно,
Веровать стало нетрудно.

Роль моли

Королева и король
Сообща ловили моль.
Не давалась моль им в руки,
Так, играла роль от скуки.
Роль играла эта моль
И смеялась неприкрыто:
"Ваша карта, братцы, бита.
Счет сегодня - 10 : 0".
Так бывает, ты - король,
А поймать не можешь моль.
Так бывает, ты хоть моль,
Но твоя первична роль.

Немного

Немного солнца в холодной воде.
Немного счастья в горючей беде.
Немного перца, немного соли.
Немного лени, немного воли.
Немного надо на самом деле.
Волнует душу возня без цели.
Волнуют войны, волнует мир.
Волнует сердце прямой эфир.
Тревожат дети, тревожат кошки.
Тревожат стройные чьи-то ножки.
Охота ливня, охота ветра.
Охота жизни, охота света.
Пусть бьется сердце, чеканя пульс.
Я не уеду. Я остаюсь.

Объявляю мораторий
На обжорство и вещизм.
Нынче нам товаров море
Подарил капитализм.
Объявляю я секвестр
На любовь продажных дам.
Хоть я человек-оркестр,
Но боюсь фальшивых гамм.
Объявляю я консенсус
По вопросам бытия.
Хоть скандалами известен,
Душенька чистА моя.

Назначены герои, преступники и жертвы.
Повестки напечатаны, заклеены конверты.
Вердикты согласованы, получены все визы,
Запачканы сукровицей подрясники и ризы.
Чертяги под лампадами по кругу курят ладан.
Святой отец уехал в Париж иль Баден-Баден.
Пророк висит замученный на дыбе весь в крови.
И тихо шепчет палачу: "Ты Бога не гневи".
Народ, упившись водкой, танцует и поёт.
Наемный проповедник с амвона ловко врет.
Все параллели скомканы, и порваны все струны.
О, что же происходит на шарике подлунном?
Душа трещит и щурится от жалости и боли.
И рвется вверх из сердца немой вопрос: "Доколе?".

Возьму из души слов пригоршни,
Брошу россыпью вам мысли,
Вырастут густо груши с вишнями
Моих замыслов сладко-кислых.
Мне не жалко. Нате, жрите,
Дяденьки с пупками наперевес.
Есть еще на земле последний житель,
Не видевший дум моих хвойный лес.
Тем, кто спит, тому соску.
Тем, кто ест, тому жвачку.
Всем курильщикам - папироску.
Всем матросам - морскую качку.
Прочь с пути оглоеды чертовы.
Зенки разиньте - прет весна.
Протрите тряпкой мокрой морды вы.
Отойдите скорей от векового сна.

Я из ветра сплету тебе кружева,
Морских волн жемчугами обниму твои плечи.
Ляжет к ножкам твоим словно кошка Нева,
И Исакий шагнет как к знакомой навстречу.
Медный всадник качнет головой. Он узнал
Ту, в чьих венах течет кровь цариц и поэтов.
У Ростральных колонн в твою честь будет бал,
И весною промозглой один день будет лето.

Б. Н. Ельцину

"Смерть самых лучших выбирает
И дергает по одному.
Еще один ушел во тьму
На Новодевьичьем товарищ..."

Еще один ушел во тьму.
А, может, в свет, я не пойму.
Он был медведь - матерый, добрый.
На Новодевичьем ему
Теперь лежать. И наши ссоры,
Все пересуды, разговоры -
Что он успел, что не успел,
Как он решился, как посмел -
Ему не суждено узнать.
А суждено ли нам понять
Его величие и смелость?
Куда теперь всё это делось?
Куда уходят караваны
Былых времен, былых людей,
Былых затей, былых идей?
Не знаю. Это тайна есть.
И голову пред ней склоняю,
Смиренно времени внимаю
И слышу музыку небес,
То скрежет чьих-то колесниц,
То шелест чьих-нибудь ресниц,
То беспокойный плач ребенка,
То крик отчаянья ягненка,
То танков лязганье в ночи,
То шепот: "Только не молчи".
Я знаю - слов сейчас не надо.
Речей не надо, канонады.
Не нужно нам внушать натужно,
Как был хорош иль как был плох.
Всё это, люди, знает Бог.

Когда-то

Я когда-то верил в чудеса,
В исполненье скорое желаний.
Был я зелен той порою ранней,
Был я свеж как летняя роса.
А теперь я побелел висками,
Вес обрел и груз прошедших лет.
И теперь мне не летать ночами,
Оставляя реактивный след.
Я порой хочу взмахнуть крылами,
Но, увы, скукожились они.
Кажется, я молод, временами.
Где же вы, мои младые дни?
Знаю - моя красная калина
Ждет меня, как ждут с войны отца.
Я хочу любить и быть любимым.
И прожить, не потеряв лица.

Волк

Я забыл больше, чем вы
Смогли бы запомнить за век.
Вы были так правы,
Я был не прав, но я
Волк или человек.
Я выпил больше, чем вы
Смогли бы выпить за век.
Я часто пьян, увы.
Вы же трезвы, но я
Видел белейший снег,
Видел траву с мой рост,
Видел любовь берез,
Видел тоску осин.
Правда, всегда один.
Я одинок как волк,
Мне за флажки нельзя.
Егерей целый полк
Гонят туда меня.
Пастью глотаю снег,
Грудью ломаю наст.
Волк я иль человек?
Может быть, это шанс
Выпрыгнуть за флажки,
Но волоча кишки.
Я написал стихов
Больше, чем вы котлет
Съели, слюну глотаю.
Может, я не поэт,
Кто ж я такой - не знаю.

Толстому

И под сенью случайного крова загореться посмертно, как слово. Арсений Тарковский.

Он ушел из дома, старый и больной,
Он не мог в глаза посмотреть жене.
Ее речи, жесты словно желчь и гной.
Он хотел покоя в дальней стороне.
Не дошел туда, где покой все лета.
Лег в последний путь под случайный кров.
И слова его, возгорясь посмертно,
Не дают уснуть, будоражат кровь.

Северянину

Вонзите штопор в упругость пробки,
Упругим взглядом погладьте попки;
Колени, плечи, пурпур ланит
И без Клико вас опьянит.
Звучит Шопена щемящий вальс;
Паж с королевы не сводит глаз;
Шелка, бретельки, улыбки, взоры;
Кружатся в танце нью-Терпсихоры.
Струя шампанского бьет в потолок;
С вином мешает любовный сок
И пьет коктейли из грез и снов
Король поэтов и гений слов.

Нелюбовь

Нелюбовь совершает открытия,
Наша кровь для нее, что вода,
Вместо правил и норм общежития
Предлагает вернуться туда,
Где на вышках стоят автоматчики,
И собаки от лая блюют,
Где пьют с блюдец чаек аппаратчики,
Где невинных виновные бьют.
Надоела мне ложь под сурдинку,
Где найти мне то место в тиши,
Где Онегин спешит в Мариинку,
А Печорин туда не спешит.
Где Фру-фру проседает под Вронским,
И Лаевский гуляет один,
Где фон Корен хрипит как Высоцкий,
Где читает мне "Комнату" Бродский
Там, где тихо пылает камин
И на шпагах Фагот с Азазелло
Жарят мясо под пение птиц.
Где не стар и проворен Акелла,
Где трава зелена, воздух чист.

Вечный миксер

Судьба играет в бисер.
Перебирает, ждет.
В огромный вечный миксер
Людишек всех кладет.
Прищурясь, наблюдает,
Как кружатся они -
Одни будто летают,
Другие как больны.
Есть те, кто оседает
Стремительно на дно.
Других вовсю болтает.
А третьим все равно.
Их равнодушья волны
Качают, как во сне.
И тем уже довольны,
Что не лежат на дне.
Они не различают,
Добро творят иль зло?
Зато уж точно знают,
Где сытно и тепло.
Но есть такие люди-
Один на миллион.
Зовут они и будят.
Их бьют со всех сторон.
Зачем будил, скотина?
Я сплю, и пьян, и сыт.
Тепла моя перина.
И сердце не болит.
А ты всё возбуждаешь
Теченье ровных дней.
Ты слишком много знаешь.
Распять тебя скорей.
Господь перебирает
За зернышком зерно.
И в каждый век, он знает,
Из золота одно.

Сатана

Сатана в дворце сидит.
Правил балом. Хороводит.
Черной шерстью не покрыт.Ни рогов и ни копыт.
И хвоста нет тоже, вроде.
Но его душа черна.
И страшны его забавы.
Хочет он, чтоб вся страна
Поклонялась его славе.
Растоптал железной волей
Слабые ростки надежд.
Предводитель гнусных троллей.
Вождь рабов. Король невежд.
Стыдно. Страшно. Горько. Гнусно.
Жить среди бездушных масок.
Подлецов. Рвачей. И трусов.
Понимать, что жизнь напрасна.
Пропадет наш скорбный труд.
Он напрасен и не нужен.
Ум и совесть - всё сомнут.
Превратят в кровавый студень.
И не буду я бороться.
Жизнь - борьба. Какая дичь.
Тихо притворю воротца.
И уйду навеки в бич.
Ну а ты поплачь, родная.
Слезы высохнут к утру.
Знаешь верно ты одна. Я
Буду с Ним, когда умру.

Камни

Слово обесчещено.
На продажу - правда.
Как к гулящей женщине
Лезут к ней оравой.
В паутине времени
Истина потеряна,
Сквозь веков стекло
Не дойдет тепло.
Не услышать крика,
Не расслышать смех.
Не увидеть лика,
Не понять - что грех.
Били Его, бросили
В черноту земли.
На том месте после
Камни зацвели.

Белая горячка в годы советской власти

Отдельно взятый индивид
Отдельно взятый взял стакан
И видит вдруг, что в нем сидит
Отдельно взятый таракан.
Смущенно молвил: "Вы ко мне,
Товарищ таракан в стакане?"
И нервно ищет, есть в кармане
Хоть партбилет, хоть портмоне.
Быть может, таракан-прусак
Приехал из оргпартконтроля,
И от его партийной воли
Зависит маленький пустяк,
Которому названье - рост
Карьерный, уровень зарплаты,
Награды к юбилейным датам,
Число квартир, машин и дач.
И даже тот железный мост,
Что недоделал зубной врач.
Всё в миг промчалось в голове -
Обком, бюро, пинок под зад.
"Товарищ таракан, поверь,
Ведь я ни в чем не виноват".
Усами покрутил прусак,
Встал в позу Понтия Пилата
И говорит противно так,
Так гладенько, ни слова мата:
"Вы, гражданин, зажились сильно.
Вы, гражданин, забылись даже.
И хоть не будешь мил насильно,
Но Вам меня лучше уважить.
Хочу я, чтоб ваша жена
Жила со мной теперь как с мужем,
Готовила постель и ужин.
И каждый вечер чтоб вина
Несла ко мне в постель с периной.
Как звать ее? Как? А, Ирина.
Ну вот, ты понял? Всё, пока,
Звони, коль что. Куда? В ЦК".

Два Ивана

Жили-были два Ивана
На соседних улицах.
Один Ваня, вечно пьяный,
Глуп был словно курица.
Жил один, холостяком
Он в пустой квартире.
Пил, орал, болел потом.
Проклинал всех в мире.
А другой из этих Ваней
Книжки всё читал.
Шел тропинками познанья.
Истину искал.
С ним жила его семья:
Дед, жена и дочка
Старый пес, два соловья,
Два кота и кошка.
Как-то людям объявили
в тронной речи мэра,
Что теперь настала эра
Счастья, как просили.
Что пришла пора делиться
Богачам с народом.
Кто не хочет, тот простится
С родиной на годы.
У того, кто умный слишком
Надобно отнять все книжки.
Сжечь их на кострах
Умным всем на страх.
Женщин сделать общими.
Деньги поделить.
Съесть собак всех с кошками.
Соловьев убить.
Так и жили два Ивана.
Ваня первый, вечно пьяный,
У костра плясал.
А второй из этих Ваней
Слезы вытирал
И на корабле последнем
В море уплывал.

"Здесь морозы сушат реки, убивая рыб". Шаламов.
"Там сгорела, пожухла трава". Высоцкий.

Здесь земля полита потом рабского труда,
Не растут сирень и розы, только лебеда,
Дым пожарищ Солнце застит, птицы не поют,
Лошаденки мелкой масти только дико ржут.
Прорезая небо, сверху бьют прожектора,
Вой сирен собак пугает, людям - не беда.
Ходит толпами угрюмо шалый местный люд,
Позабыв в трех поколеньях - люди как живут.
Плесень клочьями свивает с их облезлых душ,
Пол в бараках век не сохнет от блевотных луж.
И кричит шальная сволочь: Знамо, кто виной.
И бежит народ с вилами, брызгая слюной,
Вспоминая через слово чью-то дочь и мать,
Бить жидов и либерастов, Родину спасать.

Мои сны, мои сны, мои сны,
Свет неверный бегущей Луны,
Тени, отзвуки, эхо, шаги.
Кто-то вроде зовет - Помоги.
Подожди-ка, проснусь, помогу.
Но проснуться никак не могу.
Мои сны, мои сны, мои сны
Чьих-то мольб (не моих ли?) полны.

Пали словно занавес сумерки багряные,
На поклон сквозь шторы вышел солнца луч,
Поплясал на стенах и как зайчик раненный
Ускакал обратно, скрылся между туч.
Потемнела комната в несколько мгновений,
Потемнел, мне кажется, в тот же миг и я,
Из щелей, почудилось, потянулись тени -
Призраки вечерние, давние друзья.
Вот сидит на стуле, головой качает,
Черный принц на фоне черной же стены,
А напротив мальчик в кубики играет -
Черная рубашка, черные штаны,
За спиною, чувствую, кто-то вроде дышит,
Повернулся - кто-то с черными усами,
Тихо так стоит, еле-еле слышно,
Смотрит исподлобья черными глазами,
А у телевизора, карлик виден черный,
Рядом с ним мешок черный и большой,
Черными руками шарит в нем проворно,
Ищет что ли что-то гость незваный мой?
Так сидел я молча, позабыв о времени,
В окруженье черных призраков моих,
С первым лучом Солнца разбежались тени,
Призраки растаяли. Ждать ли снова их?

Люблю

Я люблю восходы и закаты,
Свет Луны и отблески огня,
Нравятся мне пса большие лапы,
Сна забвенье и успехи дня.
Я люблю себя, когда я честен,
Нравится мне друг, когда не врет,
Я люблю хорошие известья,
Вдохновенья пыл и дум полет.
Я люблю смотреть в глаза собакам,
В них я вижу чистоту небес,
Я полезу с кулаками в драку,
Коль заденут женщину и честь.
Я люблю задуматься о жизни,
Нравится прозренья краткий миг,
Должное отдать пирам и тризнам,
Нужное понять из добрых книг.
Я люблю, когда смеются дети,
Нравится мне их волшебный смех,
Я хочу чудес на белом свете,
Ожидать их - не великий грех.
Красоту люблю я рук и ртов,
Я люблю сиянье глаз и лиц.
Нравится мне запахи цветов,
Музыку люблю и пенье птиц.
Я люблю порывы и подъемы,
По душе мне страсти тетива,
Я люблю уют родного дома,
Крепкий чай и добрые слова.
Нравится смотреть мне истин роды,
Доброту люблю без всякой мзды,
Я люблю простор, люблю свободу,
Жизнь без шпор, нагайки и узды.

Меня манила пропасть,
Меня манила бездна,
Болела моя совесть,
Казалась бесполезной
Борьба за идеалы,
Возня за интересы,
На людях добрый малый,
Гуляка и повеса,
Я был внутри трагичен,
Подавлен и разбит,
Порою эксцентричен,
Частично обезличен,
Но очень даровит.

Прощание с Семхозом

Недочитанный Набоков
Лежит скромно на диване,
Груши, снятые до срока,
Маются забыто в ванне.
Пишу строчки на полях
Переживших всё газет:
Холод, боль, жару и страх
Миновавших зим и лет.
Я сегодня уезжаю
В городскую суету,
Мне не хочется, но знаю -
Я сюда еще приду,
Я приеду, я примчусь,
Несмотря на все преграды,
Будут мне березы рады,
Будет рад соседский гусь,
Коль его до той поры
Не отправят к праотцам,
Коль я сам не соберусь
К той поре к иным мирам.

Семхоз

Я пью этот воздух, густой как кисель,
Сквозь сито дерев солнце светит,
Здесь лес мне как дом, а трава как постель,
Поющие птицы как дети.
Смотрю, вон ползет по земле червячок,
Спешит он, как я погляжу.
Его пропущу - ползи, мой дружок,
Я ведь никуда не спешу.
Святые места, вон тропка видна,
К Голгофе ведущая той,
Где принял венец и чащу до дна
Испил человек золотой.
Мне здесь хорошо, я светлой печалью,
И это, поверьте, немало,
Укутан так нежно, как бабушка шалью
Когда-то меня укрывала.

Тупая боль

Тупая боль. Волненье
Речам наперекор.
Безделье и смятенье.
Бездействия позор.
Мысль бьется лихорадочно.
Как зайчик в зеркалах.
С ТВ кричит припадочный
Преумножая страх.
Унижены, посажены,
Оболганы одни.
Другие - чином важные,
Нутром- гнилые пни:.

Перед...

Перед тем, как слово молвить,
Хорошо бы понимать,
Что слова те означают,
Что слетают с наших губ.
Прежде чем о чём-то спорить,
Надо четко представлять
Смысл понятий и предметов,
О которых идет речь.
Если же ты уж решился
Свое мнение сказать,
То сначала подчеркни -
Это мнение твое.
В споре жарком никогда,
Да и просто в разговоре,
Не позволь себя сказать
Оппоненту: "Сам дурак".
Можно бросить метко камень
В тех, в кого порок вселился,
Если сам ты непорочен,
Что, конечно же, навряд ли.
Можно грозно обвинить,
Осудить и заклеймить,
Если есть на это право,
И, конечно, ум и честь.
Надо бы набраться знаний,
Чтоб о чем-нибудь судить.
Комментировать не надо
То, что даже не читал.
Прежде чем сказать - прекрасно
То, что видел ты когда-то,
Или, может быть, ужасно,
Ложно, пошло что-то очень -
Уяснить бы надо все же
Что такое красота,
Ужас, пошлость, ложь и правда,
Их критерии и меры.
И почаще и подольше
Надо в зеркало смотреться.
Может быть, тогда пореже
Будешь ротик разевать.

Добрый гений

Добрый гений жил у пруда,
Сочиняя песенки.
Мир воспринимал как чудо.
Жизнь, как к Богу лесенку.
Злобный карлик жил в дворце,
На костях построенном.
Ненавидел всё и всех,
Добрых же особенно.
Так и жили они оба
Давней той порой.
Один сеял кругом злобу,
А добро - другой.
Слава шла о добром малом,
Ночью шла и днём.
И по разным по каналам
Злой прознал о нём.
Приказал своим сатрапам
Доброго поймать.
И отправить по этапу
Вместе с ним и мать.
Долго шли они, рыдая,
В глубь сибирских руд,
Где их перевоспитает
Кнут и адский труд.

Утро

Запрыгнул, как ошпаренный,
В вагон подземки в "Марьино".
Протиснулся меж тел.
Схватился за поручень.
А. может, даже сел,
Покорен, тих и скучен.
Пусть затекут конечности.
Но полчаса от вечности
Я средь толпы людской
Побуду сам с собой.
Мелькнула "Братиславская",
Вся в кафеле сортирном.
Ох, эта жизнь небарская.
И тесно. И противно.
Пускаю мысли в танец я.
Ну, вот и "Люблино".
Как долго время тянется.
Как тянется оно.
Еще есть выжить шанс, но
Смогу ли? - бормочу.
На "Волжской" темно-красной
Спаси Господь, - шепчу.
Как тяжело с собою
Остаться одному.
Я этого не скрою.
Но это не пойму.
Что ж я себе не нужен?
Себе - не лучший друг?
А, может, я контужен?
Иль недоразвит вдруг.
Я должен научиться
Не быть себе обузой.
Готов даже лечиться
Вареной кукурузой.
Но знаю - нет пилюль,
Микстур и докторов,
Врачующих от пуль
Неведомых врагов.
Друзей, подруг, соратников.
А более всего...
Подъехали к "Печатникм".
Потом скажу - кого.
Бог времени ускорил свой
Медлительный шажок.
На станции "Кожуховской"
Придти в себя я смог.
Протер очки. Открылся глаз.
Пока лишь левый. Правый нет.
В вагон проник "Дубровки" газ -
От Путина В.В. привет.
Еще минуты три. И "Слава
Всем высшим силам!"- закричу.
"Ура, Крестьянская Застава,
Я жив пока и жить хочу!"

Пустые души

Пустые люди. Души, как коробки -
Пусты. Фальшивы, недоразвиты и тупы,
Порочны, подозрительны и скупы.
На воровство быстры, на мерзость ловки.
Пустой костюм идет по коридору.
Пластмассовый искусственный мирок.
Я здесь, как будто, отбываю срок.
Бежать скорей от этого позора.
Но нет - сижу, молчу, порой кричу.
И разрывает внутренний конфликт.
Душа готова выпрыгнуть из тела.
О, как бы она радостно запела,
Когда б жила и пела, как хотела -
Свободно, громко, яростно и смело.
Пока лишь слышен сдавленный мой крик.
Остаться, сохраниться человеком
Я должен, я обязан, я смогу.
Вы для меня как скисшее рагу,
Несчастные душевные калеки.
Я не приемлю вашего величья,
Величья мнимого господ в глазах прислуги.
Смешны мне ваши игры и потуги,
Дома, машины, мысли и обличья.
О, как мне надоели дураки!
Их тупость, злость, бессмысленные речи.
Перед начальством согнутые плечи.
Готовые к удару кулаки
По слабому, чужому, по другому,
Кто мыслит и живет не так, как вы.
Отродье жалкое - презренные рабы.

В начале было слово

В начале было слово.
И всё - есть только текст.
Всё под Луной не ново.
Ни лик, ни взгляд, ни жест.
Читаем одну книгу.
Внимаем ей одной.
В Москве, Нью-Йорке, Риге -
Здоровый и больной.
Пришел сюда ты голым.
Предстанешь тоже наг.
Вначале было слово.
Да и в концовке так.
Дурак, мудрец, святоша.
Ребенок и старик.
У всех похожа ноша.
Похож и стон, и крик.
По сути, все мы - дети
У матери одной.
Хоть ты - монах, хоть - Етти.
Ты, голенький, родной.

Жду прозренья как слепой котенок.
Как цыпленок бьюсь о скорлупу.
Но пока я не набрал силенок.
Не нашел я верную тропу.
Не нашел я верной ноты в жизни.
Всё фальшивлю, вместо ноты "до"
"Фа диез" беру. Шучу на тризне.
А на свадьбах плачу. Мне пальто
Собственных мыслишек стало узко.
Вырос из него я уж давно.
Чертик что-то шепчет мне на ушко.
Что он просит? Посмотреть в окно?
Посмотрел - там вниз 130 метров.
Может, я взлечу как птица в ночь?
Мне ударит в ребра шквальный ветер,
Понесет отсюда меня прочь.
Оторвал я ноги от балкона.
Миг. Паденье. Крики. И удар.
Хрипы, кровь, блевотина и стоны.
Ну, спасибо, черт. О'ревуар.

Обрыдли мне в жизни слов пустоцветы,
Фальшивых чувств мешки на продажу,
Дискуссии, пренья, прогнозы, приметы,
Приелась мне, знаете, поэзия даже.
Но всё же пишу. Скорей по привычке.
Рука набита. Словарный запас.
Сорву с погон пиита лычки,
Пора, ребята, и мне в запас.
На свете есть дела интересней.
Друг мой и брат, коллега, товарищ,
Давай по маленькой быстро треснем.
И сразу в Химки, затянем песню.
Да здравствует хлюпанье женских влагалищ!

Улечу я на бумажном самолете.
Уплыву я на бумажном корабле.
Никогда меня вы больше не найдете.
Потому что нету меня больше на земле.
Захотите вы спросить - в ответ лишь эхо.
Захотите вы узнать - в ответ лишь стон.
Потому что я от вас навек уехал.
В те края, где свет, стихи и Он.

(АнтиШекспир)

Хочу я жить. Мне видеть так отрадно -
Достоинству прекрасные хвалы,
Лжи корчи от прямой и ясной правды,
Пустые хлопоты и промахи хулы.

И совершенству почести по праву,
И девственность, ласкающую взор.
На грубость и невежество управу.
Ума величье, глупости позор.

И прямоты открытость без лукавства,
И вдохновенью без границ простор.
Забвенье лести, корысти и барства,
Всеобщее презрение к чванству
И взгляд широкий у людей без шор.

Прелестно всё, что вижу я вокруг.
Тебя я не покину, милый друг.

Ты поплачь, если плохо.
Ты поплачь, если худо.
На ветру слезы сохнут,
Ученик мой, Иуда.

Ты предал, но один лишь
Ты убил сам себя.
Средь молящихся - лишний.
Ты предал, но любя.

Ведь никто не вступился.
Отрекались - я знаю.
Ты - орал, ты - бесился,
Палачей проклиная.

Ученик мой, Иуда.
Крест тяжел тоже твой.
Но все ждал - будет чудо.
Нет чудес. Есть покой.

Успокойся. Не надо -
Не твоя в том вина.
Мы идем вместе рядом
До вершины, до дна.