Я скажу тебе на ушко,
Что прошел лишь час назад
Мимо дома, где жил Пушкин,
Он еще был не женат,
Волочился за вдовою,
Мадригал писал в альбом,
Был недурен он собой
И всегда слегка влюблен,
Он великий был, не так ли,
Много умного сказал,
Собственной судьбы спектакль
Как по нотам разыграл.
То фортиссимо, то пьяно,
И крещендо весь финал,
И зажав рукою рану,
В ноздреватый снег упал.
Умирал непонарошку,
Он взаправду умирал,
"Принеси-ка мне морошку", -
Тихо он жене сказал.
Кто способен на великое,
Тот довольствуется малым,
Пшенной кашей с ежевикою
И рассветом ярко-алым,
И водою дождевою,
И морошкой на лугу,
И разлапистой сосною,
И подснежником в снегу.

***

Отчего не хочу рифмовать эти строчки,
Эти милые строчки мои,
Почему мне не хочется плакать?
Так зачем я живу, неумело пытаясь страдать,
Иль казаться страдающим,
Фальшивя кривляясь, притворно мрачнея лицом?
Мне осталось... Ну что мне осталось?
Как же быть?
Не могу я лишь самую малость
Или самое трудное преодолеть,
Сделать шаг, отказаться от шага,
Промолчать, отойти иль сказать,
Не хочу, надоело
Словами играть и глазами,
Строить мины, походку, осанку ровнять.
Жизнь уходит, а жил ли?
Мне так трудно, о Боже,
Ну что я взываю?
Трудно ль мне?
Я в тепле и уюте. И сыт.
Но я морщусь,
И глаза наполняются слизью,
И голос мой слабнет.
И члены не хотят меня слушаться.
Что же дальше? Мне плохо. Кого мне позвать?
Некого. Я один... Я...
Я прячусь в отточиях.

***

Уселись за круглым столом в ресторане
Банкир, страховщик, чиновник, агент,
Салаты, цветы, шампанское в ванне,
Кому-то шашлык, кому-то лангет.

"Ну что же, коллеги, поделимся мыслями", -
Вальяжно откинувшись, начал банкир, -
"Мы транши открыли, проценты начислили,
Откуда в финансах взялось столько дыр?"

"Не знаю", - ответил, жуя, страховщик, -
"Мы все страховали: и транши, и риски".
И с чавканьем скушав вареный язык,
В высокий бокал налил себе виски.

"Программы и планы мы все обсудили", -
Чиновник прошамкал, уминая паштет, -
"Наметили, сверили и утвердили,
С большим профицитом сверстали бюджет".

"И биржи, и рынки на славу трудились",-
Сказал громко брокер, хлебнув жадно сок, -
"И вот, господа, что за мысль мне явилась -
В кредитном плече я вижу подвох".

С соседнего столика дама привстала:
"Я вот что скажу вам, друзья-господа,
Кредитов раздали, конечно, немало,
Но дело не в этом, не в этом беда".

"Конечно, не в этом", - чиновник ответил, -
"А, может, мы мало налогов ввели?"
Добавил без пауз, глотая котлету, -
"До кризиса янки нас всех довели".

Так спорили жарко они до рассвета.
Пришел официант, протянул, молча, счет.
"А как мы расплатимся? Денег-то нету".
"Так кто же заплатит?" "Заплатит народ".

***

Я пленник самого себя,
Святого и порочного,
И в клетке собственного "я"
Дни провожу и ночи.
Из мыслей - прутья клетки,
Из чувств - бетонный пол,
Из фобий - табуретка,
Из маний - грубый стол.
Выводит на прогулку
Приветливый конвой,
В ответ на мою шутку
Кивает часовой.
И режет пайку хлебную
Умело хлеборез,
Могу и чай затребовать
С лимоном или без.
Посылки получаю,
Свидания - раз в год,
Супружница родная
Вид делает, что ждет.
Не вырваться на волю
Из фобий и из маний.
Души своей невольник,
Пороков каторжанин.

Не различаю лиц,
Минуты одна за одной,
Каким меня видит птица,
Пролетающая надо мной,
Каким меня видит рыбка
Из-за аквариумного стекла,
При виде меня улыбка
С рыбьего рта сошла.
Каким я кажусь соседу,
Когда захожу в лифт,
Когда покупаю газету,
Кем я кажусь, мотив
Насвистывая фальшиво,
Когда говорю: "Счастливо",
В глаза не смотря,
Наверное, зря,
Кем я кажусь, кем,
Этим и тем,
Девицам половозрелым,
Знакомым, друзьям, коллегам,
Снующим в метро калекам,
Умным и дуракам,
Охранникам загорелым,
Старожилам и новичкам,
Когда я чищу зубы,
Когда отвечаю грубо,
Когда открываю почту,
Когда щурюсь молча,
Рот кривя щербатый,
Когда говорю матом,
Каким я кажусь, каким,
Видят ли они нимб?

Я стоял перед ней
Как стоял Одиссей
Перед Троей,
Я молчал и молил
Небеса как Ахилл
Перед боем.
В желтый песок капнула темная кровь,
Подняла она тонкую бровь,
И континенты качнулись,
Мира шатнулся остов,
Где-то вулканы проснулись,
Вздрогнули скалы и степи,
Горы набычили спины,
И ледниковые кепи
Сдвинулись наполовину.
Реки убыстрили стрежни,
Гулом налились озера,
И в океане безбрежном
Темп задала Терпсихора.

В футляре, изъеденном молью,
Волшебная флейта моя
Пылится в углу антресолей.
Картошку давно уж семья
В старинном рояле хранит,
Покрытом попоной. Гитара
Забытая где-то лежит
Безмолвно, беззвучно, бездарно.
В коробке средь старых газет
Покоится скрипка уныло,
Что было когда-то - забыла.
На дачу свезен барабан,
Худой от пробоин и ран.
И даже футбольный свисток
Простыл, занемог и умолк.

Неровен, не уравновешен,
Но не утоплен, не повешен,
Не четвертован, не расстрелян,
По полю пеплом не рассеян,
Не кинут оземь, не растоптан,
Не продан в розницу и оптом.
Категоричен, эксцентричен,
Но не истерт, не обезличен,
Я резок, однозначен, громок,
Но избегу постыдных ломок,
Но откажусь от жирной каши,
Объедок барских у параши.
Я на аптекарских весах
Не взвешиваю "хуже" и "лучше",
Скорей я выскажусь в сердцах,
Чем буду клянчить и канючить.
Не по нутру полутона,
Намеки, хитрости, уловки,
Не выношу я суть за скобки,
Она мне здесь очень нужна.
Надежд не растворю кристалл
В кислотной жиже соглашательств,
Кивков, отказов и предательств.
Во мне посулы и металл
Презренный не рождают неги,
В себе нещадно я топчу
Позорной алчности побеги.
Есть вещи, что не продаются,
Маркетинг к ним не применим,
Они лишь тем в руки даются,
Кто: впрочем, это знать лишь им.

"Никогда я не был на Босфоре",
Ног не мыл в Индийском океане,
Не шагал по Мертвому я морю,
Не был в Палестине и Иране.
Не щипал мулаток крутобедрых
За упругие и нежные места,
Не шагал походкою нетвердой
Вдоль Венецианского моста.
Не плевал я с Эйфелевой башни,
Не служил я в ФБР по найму,
С Лизой Райз не заводил я шашни,
С Хилари я не встречался тайно.
Не пускал кораблики по Сене,
В Каннах за буйки не заплывал,
С Бушем-младшим не встречался в Вене,
В пабе я с Обамой не бухал.
Мне Маккейн не присылал открыток
К Рождеству и Дню благодаренья,
Я в ответ не отправлял посылок
С чесноком и сливовым вареньем.
Телеграмм не слал Хавьер Солана,
Гордон Браун в сауну не звал,
Жаркую родоновую ванну
Вместе с Меркель я не принимал.
Мне не терла спину Пэйлин Сара
Веником дубовым от души,
На Манхеттене в японском баре
С Билом Клинтоном не кушал я суши.
Мне Медведев орден не вручал
За освобождение Цхинвала,
Путин мне руки не пожимал,
Глядя дружески и чуть-чуть устало.
И Саакашвили не назначил
Представителем своим при Лукашенко,
А ведь мог бы поступить иначе,
Если бы подумал хорошенько.
И китайцы в космос не послали,
Запретили желтые вожди.
Почернел совсем я от печали,
Льют в душе осенние дожди.

Я потерялся в этом мире,
Брожу один туда-сюда,
Служу мишенью в чьем-то тире
Или орудием труда
В чьих-то неясных мне заботах,
В чьих-то таинственных делах,
В чьей-то невидимой работе,
В чьих-то загадочных трудах.
Иль снюсь кому-то в страшном сне я,
А, может, в сладком сне я снюсь,
Я-то белею, то краснею,
То прогибаюсь, то храбрюсь.
Иль снится мне весь этот свет,
Во сне блуждаю, наяву ли,
То разговорчив я, то - нет,
То возвышаюсь, то сутулюсь.
Не знаю, что меня тревожит,
Что гложет, мучает меня,
Высокие проблемы, может,
Иль злоба нынешнего дня,
Заботы тягот, празднеств флер,
Мечты, надежды, зов чудес,
Чьи-то глаза, чей-то укор,
Будящий плоть и чувства бес?
Незнанья своего боюсь,
Иль отягощен излишним знаньем,
Чего-то смутного страшусь,
Чем-то смертельным я отравлен,
Ответами я удручен,
Или вопросов тяжесть мучит,
Химерами я увлечен,
Влечет меня судьба иль случай?
Если суммировать пытаться,
Чем же я занят день-деньской -
В себе пытаюсь разобраться,
очу узнать - кто я такой?
Способен я иль не способен?
Труслив, испуган или смел?
Герою храброму подобен?
Или бояться мой удел?
Могу ли я пойти на вы,
Ни чина не боясь, ни сана,
Тише воды, ниже травы
Буду вести себя, иль рьяно
Буду бороться до конца?
Или смирюсь, поддамся, сдам,
Склонюсь, унижусь и предам,
Теряя признаки лица?
Или воспряну и восстану,
Возвышу голос свой и дух,
Сражаться я не перестану,
Пока есть зрение и слух?
Мне трудно, страшно, Боже правый,
Но жалости не надо мне,
Не надо почестей и славы,
Не надо мне беспечных дней.
А дай же, Бог, мне испытанье,
Прошу - пошли мне путь и крест,
Не милости прошу, не званий,
Прошу я терний у небес.

***

Я сжимаю ладони, желваками играю,
Мелким бесом юлить - ну совсем не по мне,
Чую внутренностями и умом понимаю -
Это делать нельзя, и гори все в огне.

Нет, нельзя обращаться за милостью к ним,
Как они этим просьбам униженным рады,
Да, я знаю, как хочется к близким, к родным,
Но ведь надо терпеть, надо вытерпеть, надо.

Я могу все понять, даже больше, наверно,
Знаю, люди ломаются, не в силах терпеть,
Чем помочь? Как помочь? Словом, делом и верой,
Только ныть и просить и бояться не сметь.

Назовем палачей поименно когда-то,
Впрочем, главных из них знают все и сейчас,
Как же трудно людьми оставаться, ребята,
Но остаться, но выдюжить я прошу очень вас.

***

О сколько нам открытий дельных
Готовит гозманов поход
За торжеством идей и целей,
Что всех к свободе поведет.
Свобода радостно сияет,
Где за стеною во трудах
И день и ночь те пребывают,
Кто знает - где, почем, когда.
В их власти тайные пружины
Пред ними ниц и плебс, и знать,
Как не любить же их морщины,
Как их ладони не лизать.
О мудрый и способный Гозман,
Как много дал тебе Господь,
Тобою верный путь осознан,
Ну так веди же нас вперед.
Туда, где правит лишь свобода,
Мораль, порядок и закон,
И пусть клевещет враг народа,
Бессильной злобою сражен.

***

Я прошу меня расстрелять,
Не иметь ни малейшей жалости,
Перед смертью жестоко пытать,
Не лишайте и этой малости.
Вбейте в ступни железные гвозди,
Что вам стоит - войдут легко,
И ломайте смелее кости,
Пусть их хруст слышат далеко,
Раскаленным железом жгите,
Режьте кожу мою на полосы,
Пассатижами ноздри рвите,
Вырывайте клоками волосы.
И ногами бейте по почкам,
Может быть, в чем-нибудь сознаюсь,
Например, в том, что однажды ночкой
Голым шел по Тверской, не стесняясь,
Или в том, что писал я кляузы
На монголов в их курултай
И когда-то хотел я Яузу
Переплыть стилем баттерфляй,
В Коктебеле якшался с панками,
Отрастил ирокез лиловый,
А в Алуште пил пиво с янками
И орал, что одной мы крови.
Вы иголки поглубже вбейте
Мне под ногти и рук, и ног,
Кипяток на макушку лейте,
Чтоб я скрыть ничего не смог.
А потом уж стреляйте смело,
Как признаюсь во всех грехах.
И развейте над речкой Белой
Мой вонючий и мерзкий прах.

***

Переплетенье восхищенья с отвращеньем,
Презрительной усмешки и восторга,
Упрямой твердости с податливым сомненьем,
Ума с безумьем, бескорыстия и торга.
Не различаю неудачу и успех,
Сомненья, думы не дают глазам сомкнуться,
Грущу, когда бы надо улыбнуться,
Смеюсь, когда поплакать бы не грех.
Я соткан из сомнений и раздумий,
Чужих цитат, заимствованных мыслей,
Три шага мне неверных до безумья,
Скриплю, плыву, качаюсь коромыслом.
Шаг вправо - о неверье мои мысли,
Шаг влево - за лацкан хватает поп,
Вперед шагну - уперся в стену лоб,
Назад - над пропастью нога моя повисла.
Сутаны перепачканы в дерьме,
Из храмов в криками бегут куда-то бляди,
Лимонку хорошо хранить в чалме,
И освящать ракеты Христа ради.
У батюшек под рясами погоны,
Мулла за пазухою прячет динамит,
Один Христа продал по рублику с амвона,
Другой Мухаммеду придал Усамы вид.
Все перепуталось - и методы, и цели,
Колышется как студень жизни муть,
Презрели главное, предать его посмели,
Потом за это ордена себе дадут.