В последнее время я прихожу к парадоксальному выводу, что так называемые леваки – социалисты и коммунисты – мне намного ближе, чем самопровозглашённые эталоны и образцы подлинно правой мысли – либертарианцы, которые всё чаще напоминают мне не политическое движение, а секту со «свободным рынком» в роли священной коровы, или, скорее, золотого тельца. Во многом этому поспособствовало моё ознакомление с биографиями двух французских деятелей социалистического толка, которые отреклись от своих вчерашних соратников и заняли консервативно-революционные позиции – Марселя Деа и Жака Дорио.

Марсель Деа был видным деятелем Французской секции Рабочего интернационала, ярым приверженцем идеалов Великой Французской революции, а также не менее ярым патриотом и сторонником идеи «окопного братства», которая наложила немалый отпечаток на его взгляды. Изначально он был сторонником умеренного крыла социалистов, приближённым и потенциальным преемником тогдашнего лидера соцпартии – Леона Блюма. Однако в начале 1930-х годов взгляды Деа и официальная позиция социалистов разошлись. Причиной этому стало то, что Деа стал сторонником концепции «неосоциализма», или «планизма», разработанной бельгийским социалистическим теоретиком Хендриком де Маном.

Суть этой концепции заключалась в расширении государственного регулирования экономики при широком участии различных общественных групп, передаче управления национальной экономикой координационному органу, формируемому делегированием от производственным коллективов, поддержке трудовой частной собственности и роли средних слоёв – крестьянства, мелких предпринимателей и интеллигенции. В этой концепции прослеживалось явное влияние идей корпоративизма, который был в то же время и основой итальянского фашизма, однако Деа при разработке неосоциалистической программы руководствовался вовсе не симпатиями к фашизму – напротив, его целью было «обогнать фашизм» и привлечь на свою сторону крестьян и мелких собственников, которых Деа видел революционным авангардом общества, в противовес «обуржуазившемуся» рабочему классу. Данная концепция не получила поддержки руководства соцпартии, и Деа с единомышленниками покинул её.

Следует отметить, что Марсель Деа и после своего ухода из рядов соцпартии продолжал придерживаться антифашистских взглядов. Он осуждал нацистскую Германию, входил в организации антифашистской интеллигенции, состоял в комитете защиты евреев. Однако в куда большей степени Деа был антикоммунистом и антисоветистом, считая коммунизм угрозой не столько капитализму, сколько республиканским традициям и европейской христианской цивилизации. Именно антикоммунизм вкупе с симпатиями к идее «окопного братства» и нежеланием втягивать Францию в очередную войну за чужие интересы привёл Деа к сближению с державами Оси и поддержке режима Виши. Не исключено также, что именно в фашизме и нацизме Деа нашёл тот самый «антикапиталистический фронт», революционный авангард, противостоящий как капитализму, так и коммунизму.

В отличие от умеренного и последовательного Марселя Деа, Жак Дорио был истинным радикалом – и так же радикально он менял свои взгляды. Будучи членом французской компартии чуть ли не с момента её основания, Жак Дорио быстро сделал в ней карьеру и стал фактически одним из лидеров ФКП. Будучи харизматичным и динамичным политиком, он вступил в конфликт с другими коллегами по руководству партии, и в первую очередь с фактической марионеткой Сталина Морисом Торезом. Камнем преткновения между ними стала идея Дорио о коалиции с социалистами, что противоречило официальной позиции Коминтерна, рассматривающей социал-демократию как «социал-фашизм». В результате в 1934 году Дорио был исключён из рядов ФКП. Вскоре компартия сама пошла на союз с социалистами, вступив в Народный фронт, а оскорблённый Дорио встал на позиции настоящего социал-фашизма.

Учреждённая Жаком Дорио Французская народная партия сразу встала на позиции радикального национализма и антикоммунизма. При этом многие её члены сами в прошлом были коммунистами, что не могло не повлиять на идеологию партии, сочетавшей в себе как ультраправые, так и леворадикальные элементы. Сама программа ФНП во многом основывалась на неосоциалистических идеях Марселя Деа. Однако в отличие от теоретика и интеллектуала Деа, Дорио был в большей степени практиком, инициировал создание штурмовых отрядов для борьбы с коммунистами, и не брезговал сотрудничеством с криминальными кругами – одним из видных членов Французской народной партии был корсиканец Симон Сабиани – бывший коммунист, как и Дорио, и влиятельный марсельский гангстер. Дорио также предложил создание единой коалиции правых и ультраправых сил в противовес Народному фронту – Фронта свободы (что удивительным образом напоминало роковую для его членства в ФКП инициативу), однако данная идея не была реализована.

После поражения Франции Дорио, как и Деа, поддержал Германию и режим Виши. Однако сотрудничеству между двумя этими лидерами не суждено было состояться, более того, их разделила непримиримая вражда. Она была вызвана как естественным политическим соперничеством, так и идейными и практическими различиями ФНП и возглавляемого Деа Национально-народного объединения.

Национально-народное объединение по-прежнему сохраняло верность республиканским идеалам, возражая против консервативно-клерикальных установок режима Петена, требовало сохранения в присутственных местах бюстов Марианны; состав партии в целом был старше, интеллектуальнее и пассивнее ФНП. ФНП же практически целиком переняла идеологию немецкого нацизма и стала активно сотрудничать с оккупационными властями; сам Дорио отправился в составе антибольшевистского Легиона французских добровольцев на Восточный фронт, пробыл там около полутора лет, участвовал в боях и был награждён Железным крестом. В конечном счёте поражение Оси стало личным поражением для обоих: Дорио погиб под авиаобстрелом, Деа же бежал в Италию под вымышленным именем и поселился в монастыре Сан-Вито, где и скончался в 1955 году.

На мой взгляд, главные достоинства Жака Дорио и в особенности Марселя Деа – это их гибкость, отказ от нелепого и карикатурного догматизма, и способность поставить интересы своей нации выше неких «фундаментальных» ценностей той или иной идеологии. Пример этих двух национальных лидеров убедил меня, что далеко не все левые безнадёжны, как кажутся. О ярых сторонниках свободного рынка и Австрийской школы такого, к сожалению, не скажешь.