Был в СССР такой фильм – «Досье человека в «Мерседесе». С Регимантасом Адомайтисом в главной роли. Суть сюжета – западный шпион после долгих раздумий и волнений переходит на советскую сторону. Причин две: любовь к женщине и осознание греховности своей миссии. Последнее чувство окончательно трансформировалось в реальную перевербовку 9 мая, после Минуты молчания.

Прошло несколько лет. Страны, за освобождение которых от нацизма СССР положил столько жизней, дружно ринулись из-под вчерашних освободителей. Кажется, подобных примеров не сыщешь в истории. Вслед за тем исчезла и сама держава-победительница. Всё меньше оставалось настоящих фронтовиков. Но кажется, что и через 20—30—50 лет 9 мая по улицам наших городов всё так же будут ходить люди с орденами и медалями. Потому что они – единственное наше все. Без них нация окончательно утратит понятие о собственном предназначении.

По вполне понятным причинам не станем говорить о личном восприятии Войны и Победы каждым гражданином России. Важно и другое — восприятие на официальном уровне, их вес в нашей нынешней действительности.

Это началось с первых военных дней, когда растерянное партийно-государственное руководство страны тупо смотрело, как катятся на восток немецкие войска. Оно пришло в себя, когда кадровая армия оказалась фактически истреблённой. По Кутузову — если потеряем армию, то потеряем Россию. Здесь получилось не так. Армией стал народ. В том числе, дети раскулаченных и сосланных, «уплотнённые» интеллигенты... Они спасли свою страну. А с нею вместе правящий режим. Интересы которого в первый и последний раз совпали с общенародными. Чтобы сталинские бонзы избежали виселицы, народ должен был избежать расового геноцида.

Полетели в мусор призывы к пролетарской солидарности (да и германский пролетарий в русской деревне показал себя во всём блеске эсэсовского льда). Им на смену пришли другие образы — славное прошлое, память великих предков. Воспряла по указке свыше разгромленная и униженная православная церковь, восславившая «богоизбранного вождя» (по западную сторону фронта та же церковь порой также восславляла вождя — но другого, не с усами, а с усиками, за здоровье которого первый не так давно поднимал бокал). Стали друзьями-союзниками вчерашние враги-капиталисты, на политбеседах звучало порой «товарищ Черчилль».

Словом, в страшный военный котёл шло всё, что могло приблизить победу. И она пришла. Народ ждал носившихся в воздухе — и вполне заслуженных — послаблений, если не свобод. «Если в самом деле так будет, бери участок, что у болота», — писалось порой в письмах с фронта.

В итоге прозвучала известная речь Сталина на торжественном приёме. И — всё.

Вчерашние победители возвращались к беспаспортному колхозному рабству, к принудительным займам, к нищенски оплачиваемому заводскому труду. Бойцы-фронтовики шли в лагеря за плен (нередко за одну проволоку с полицаями). Зачищались западные окраины сталинской империи, текли по ссылкам наказанные народы… И не праздновался День Победы. Только через 20 лет политрук 18-й армии решился на это. И действительно, риск был серьёзным: «Это вроде мы снова в пехоте, это вроде мы снова в штыки! Это душу отводят в охоте уцелевшие фронтовики!» — пел Владимир Высоцкий.

И вот — снова 9 мая. Парады, салюты, бесплатные проезды, концерты, цветы, Георгиевские ленточки, трехдневный военно-патриотический марафон на ТВ, новое творение Никиты Михалкова на экранах. Заодно громогласное объявление об «Общероссийском народном фронте» (надо понимать — премьера против президента?), сделанное в бывшем Сталинграде. И рутинная бюрократическая тягомотина с получением ветеранских льгот, с выделением квартир и машин. И отчаявшийся дождаться обещанного жилья питерский ветеран, обращающийся к Бараку Обаме (хорошо, что не к Ангеле Меркель)…

Праздники проходят, а жизнь продолжается. И в ней остаётся память об отражении самого чудовищного иноземного нашествия в истории. И о том, что нельзя приравнивать народ к государству, людей к властям.