Статья

ПЕСЕНКА УСПЕШНОГО ЧЕЛОВЕКА

Песенка успешного человека

В цеху работал много лет - с фрезою,
И очень радовался я - застою.
Квартира, дача, жигули - сберкнижка,
Ковры, хрусталь, сосиски и - коврижки.Вдруг объявили гласность - с перестройкой,
Пропало пиво и коньяк - с настойкой.
Зато нам рассказали, что Ильич - и Сталин
Злодеи, чтоб они - пропали.
Нам правду резали в глаза - ой больно,
Но чем мешало пиво, я тогда - не понял.
Завод закрылся, это крах был - братцы,
Я начал думать, как же – ускоряться?
Мой корешок по цеху токарь классный - Федя
Мне говорит: давай в Китай – поедем.
И так я стал челночить справа и - налево,
Но очень быстро это - надоело.
Бомбил потом и торговал - носками,
Скопил деньжат и прикупил - Фольксваген.
Я думал, будет всё путем – однако,
Дефолт ударил прямо в лоб – дензнаком.
Я оклемался кое-как – с потерей.
И понял, жисть теперь что – лотерея.
Пошел служить я в ФСБ – по блату,
Но правда лишь пока в медпункт – медбратом,
Ведь на Лубянке тесть соседки Раи
Работает давно уж вертухаем.
А с этой Раей я не просто - как-то.
Работала она в соседнем - цехе,
Приду бывало, поиграем - в карты,
Потом у койку и всегда - с успехом.
И тестя тоже ее знал, а как же?
Мы принимали с ним легко - по банке,
Он все шутил, не надоела - сажа?
Все предлагал, идем к нам - на Лубянку.
И вот работаю теперь я в ближнем круге,
Доволен - под седлом и при подпруге,
Я по приказу делаю укол - и баста.
Различным дисси-сукам головастым.
Вот эта жизнь теперь настала, просто сказка,
Теперь жена ко мне всегда с любовью-лаской,
Купил себе недавно бумер подходящий.
Вот только Вова не сыграл бы в ящик.

Сумерки

«Меж собакою и волком
У плакучих ив
Потерял мужик иголку,
Дырку не зашив».

Саша Соколов.

Между волком и собакой,
Волчий скинув нрав,
Очень стало жизни жалко
И пахучих трав,
Ветра в ноздри ледяного,
Снежной бури в пах.
Между немотой и словом
Выбор делал страх.
Сердце билось в венах нервно,
Воли таял воск,
Сквозь виски виднелся серый
Весь в морщинах мозг.
Напрягались мышцы жутко,
Трескались мослы,
Нервы собирались жгутом,
Рвались жил узлы.
Кожа лопалась от боли,
Обнажая плоть.
Тратились остатки воли,
Не стонать чтоб хоть.
Ядовитая Луна
Источала гной,
Отвратительно больна
Вечною виной.
Меж собакою и волком,
В сумерках пожив.
Потерял и я иголку,
Душу не зашив.

***

И сам не свой, и вам ничей –
Иду, иду.
Среди теней, среди свечей –
Бреду, бреду.
В бреду, во сне, ни жив ни мертв –
Зачем, зачем,
Меж льдинами судьбы затерт
Ковчег, ковчег.
В нем всех по два, а я один
Всегда, всегда,
Среди зияющих вершин
Моя одна.

Сон?

Оскорбительная пошлость,
Подменяющая суть,
Оглушительная подлость,
Затеняющая путь.

Отвратительная мерзость,
Вызывающая рвоту,
Выдающаяся дерзость
Пароксизмом верхней ноты.

Ощущенье пустоты,
Как предвестие конца,
Как предчувствие беды,
Ощущение венца.

Неоправданных надежд
Уплывающий кораблик,
Опусканьем долу ведж
Страха ненасытный карлик.

Сонм недужных откровений,
Залежи ненужных рифм,
Облака былых забвений,
Образы холодных нимф.

Взгляд змеиный истуканов,
Манекенов мертвый шаг,
Лязг проржавленных капканов,
Шелест гербовых бумаг.

Вонь продавленных седалищ,
Писк раздавленных мозгов,
Ложь игрушечных ристалищ,
Ненасытность жирных ртов.

Имитации и игры,
Заграждения и рвы,
Целлулоидные тигры,
Поролоновые львы.

Найду, решу, узнаю…

Найду я сторону свою – когда?
Узнаю, кто я есть такой – зачем?
Решу, что с этим делать мне – ну да,
Чуть поживу еще потом – вот с кем?

А, впрочем, разница какая мне,
Кто рядом, та или не та совсем,
Ведь главное, чтоб голова в огне
И чтобы рифм хватало, слов и тем.

Я ухом прислонюсь к земле,
Услышу топот сотен кобылиц,
Несущихся стремглав во мгле
Моих непознанных души страниц.

Порханье бабочки я различу сквозь пыл,
И, потеряв на время слух и речь,
Увижу – взмах еe легчайших крыл
Рождает где-то ураган и смерч.

Белугой взвою среди вечных льдов,
Совой заухаю среди глухих ветвей,
Зальюсь слезами сотен черных вдов
И муками сожмусь несчастных матерей.

Свернусь зародышем в родимом чреве,
Подставлю шею топору на плахе,
Покроюсь пятнами в напрасном гневе,
Забьюсь отчаянно в животном страхе.

Я откажусь три раза как и Петр,
Повешусь на осине как Иуда,
Я высохну как лист в голодомор,
Вина я выпью с ядом как Гертруда.

Другим хочу я стать, как стал им Павел,
Взойти на эшафот, убийц любя,
Вне времени, законов, правил
Взойти туда и обрести себя.

Я не один

Я не один живу на белом свете,
Живу уже - который год подряд,
Я не один зимой грущу о лете,
В жару же вспоминаю снегопад.

Но я один иду своей дорогой,
Открытый ураганам и ветрам,
Пусть сделал стоящего я совсем немного,
Но это сделал без подсказок - сам.

Я выворачиваюсь наизнанку сам
На именинах, встречах, свадьбах, тризнах,
Я вивисектор своих личных драм,
Патологоанатом своей жизни.

Развешиваю мокрое белье,
Несохнущее, мыслей и сомнений,
Как спелый плод я сердце жму свое,
Чтоб брызнул сок и уксус откровений.

У кромки океана своих грез
Лежу, зажмурившись, свернувшись как улитка,
От брызг его солоноватых слез
Давно я вымок до последней нитки.

Я не один, но я один всегда,
В толпе многоголосой - одинок,
Подмигивала когда-то мне звезда,
Но и она погасла – вышел срок.

Среди приятелей я шутником слыву,
Почти не видно сквозь улыбочки повесы,
Как трудно и натужно я плыву,
Как баржа, перегруженная лесом.

Я научился делать вид, держать удар,
Но часто хочется мне в мамин бок уткнуться,
Услышать нежное – поспи, поспи, Анвар,
И в отчем доме мальчиком проснуться.

Новый Гамлет умирае.

Симулякры и фантомы,
Муляжи и миражи,
Напомаженные гномы,
Лилипуты и пажи.

Вместо крови сок томатный,
Пудра вместо седины,
Вместо снега стекловата,
Желтый круг вместо Луны.

Ритуалы вместо веры,
Вместо правды жизни сюр,
Вместо простоты манеры,
Вместо красоты гламур.

Мир приклеенных улыбок,
Мир придуманных страстей,
Неоплаченных ошибок,
Незатейливых затей.

Вместо таинства порнуха,
Вместо счастья звон монет,
Вести заменили слухи,
Разноцветье мнений – бред.

Имитация работы,
Симуляция труда,
Непрерывная зевота,
Безразличья маята.

Чучела и манекены,
Куклы разных кутюрье,
Декорации и сцены,
Реквизиты, шансонье.

Луком вызванные слезы,
Смех притворный, слов мура,
Не позиции, а позы,
Не сраженья, а игра.

Грим, румяна и белила –
Вместо ясного лица,
Доминирование силы
Над задумками Творца.

Нет ни гнева, ни борьбы,
Жизнь проходит на диване,
Онанизм – вместо любви,
Вместо родов – почкованье.

Вместо мяса суп из сои,
Вместо мыслей нефть и газ,
Вместо храмов грязь помоек,
Вместо неба унитаз.

Вместо чести компромиссы,
Вместо славы стыд и срам,
Вместо доводов капризы
Вместе с хамством пополам.

Порицание талантов,
Почитание чинов,
Поругание гигантов,
Потрясение основ.

Из цикла «Метровые стишки» (написанные в метро)

***

Подойду я к краю света,
Вниз я загляну,
Там влюбленная комета
Сватает Луну,
И глядят на меня снизу,
Что за чудеса!
С неким вызовом-капризом
Синие глаза.
Что мне делать?
Может статься,
Что на этот раз
Очень надо опасаться
Этих синих глаз.

***

Устал я греться
У чужого огня,
Найду ль я средство,
Что излечит меня?
Пойду, бывало,
Напра-нале,
Что со мной стало
За столько лет?

***

Я соткан из чужих цитат,
В чужом хожу белье,
Чужие фрак, пиджак, бушлат,
Цилиндр, канатье...
В чужой стране, в чужом миру
Займу чужое место,
В чужой кровати я умру,
В чужой душе воскресну.

***

Клочки воспоминаний,
Обрывки давних чувств,
Метаний и страданий.
Хоть чуточки, хоть чуть
Она меня любила?
Не ведаю. Я – да.
Она меня сгубила
Однажды навсегда.

Пляски

Тирания повседневности
Обесценивает смыслы.
Узурпация посредственности
Укорачивает мысли.
Деспотизм несовершенства
Оскопляет красоту.
Самодурства верховенство
Порождает немоту.
Своевольство вертопрахов
Душит пыльною волной.
Беззаконие вахлаков
Давит толстою плитой.
Самодержец-надзиратель
Ковыряется в носу.
Порожденный им каратель
Бьет прикладом по лицу.
Самодурство деградантов,
Загнивание умов,
Унижение талантов,
Абортация мозгов.
Блажь и прихоть вырожденцев,
Пляски безголовых тел,
Своевластия коленца,
Произвол и беспредел.

Точки…

Я точек в судьбах не терплю,
Их даже в текстах не люблю,
Любить рассудок не велит,
С ними мирюсь, не боле,
О сколько точки принесли
Несчастий, зла и боли!
О скольких точки довели
До пули, яда, до петли,
До стенки без окна,
До крайности, до дна,
Я в точке вижу приговор,
Я слышу в ней немой укор,
Удар судейский молотка,
Жестокость властного кивка,
Я чувствую штыка удар,
Смертельной раны боль и жар,
Неотвратимость гильотины,
Убийственность пехотной мины,
Свист пули, бьющей наповал,
Последний бой, девятый вал,
И чей-то дикий выкрик "пли",
И страшный хлад чужой земли,
И стук шагов безлунной ночью,
Я не приемлю точку злую,
Прошу – поставьте запятую,
Тире, дефис и отточье...

Я болен

Я препираюсь, горячусь,
Ворчу, ругаюсь и мечусь,
Я не доволен сам собой,
Людьми, страною и судьбой,
То возвышаю голос свой,
То препинаюсь, тороплюсь,
Сопротивляюсь и борюсь,
То заикаюсь и боюсь,
Не соглашаюсь нервно,
Теряю разговора пульс,
Расклеиваюсь первым,
Не нахожу я нужных слов,
Я скован сотнями оков,
Теряю ритм и темп,
Порою даже нем,
Я спотыкаюсь, я скольжу,
Прошу, молюсь и ворожу,
То как кликуша закричу,
То струшу, стихну, замолчу,
Несдержан я, неровен,
Я, видно, очень болен.

***

Пустые глазницы небес,
Пустые глаза у невест,
Пустых заклинаний пора,
Пустых обещаний игра,
Пустых разговоров резина,
Пустых повторений рутина,
Пустые затеи, пустые мечты,
Пустых рассуждений слепые кроты,
Пустых уговоров капкан,
Пустых заверений обман,
Пустые слова, пустые дела,
Пустая земля, пустая зола,
Пустой голове поклоненье,
Пустых три подряд поколенья,
Пустые луга, пустые века,
Пустые тома, пустые дома,
Пустые тарелки, пустые бутылки,
Пустые цитаты, эпитеты, ссылки,
Пустых откровений игла,
Пустая беззвучная мгла.

Пустые души

Пустые люди. Души, как коробки -
Пусты. Фальшивы, недоразвиты и тупы,
Порочны, подозрительны и скупы.
На воровство быстры, на мерзость ловки.
Пустой костюм идет по коридору.
Пластмассовый искусственный мирок.
Я здесь, как будто, отбываю срок.
Бежать скорей от этого позора.
Но нет - сижу, молчу, порой кричу.
И разрывает внутренний конфликт.
Душа готова выпрыгнуть из тела.
О, как бы она радостно запела,
Когда б жила и пела, как хотела -
Свободно, громко, яростно и смело.
Пока лишь слышен сдавленный мой крик.
Остаться, сохраниться человеком
Я должен, я обязан, я смогу.
Вы для меня как скисшее рагу,
Несчастные душевные калеки.
Я не приемлю вашего величья,
Величья мнимого господ в глазах прислуги.
Смешны мне ваши игры и потуги,
Дома, машины, мысли и обличья.
О, как мне надоели дураки!
Их тупость, злость, бессмысленные речи.
Перед начальством согнутые плечи.
Готовые к удару кулаки
По слабому, чужому, по другому,
Кто мыслит и живет не так, как вы.
Отродье жалкое - презренные рабы.

***

Я пил на брудершафт с Альенде,
С Фиделем сиживал, бывало,
И даже, буду откровенным,
По джунглям бегал с Че Геварой,
Меня приветствовал Лумумба,
Джавахарлал дарил мне виски,
И плавал я обычным юнгой
С Тур Хейердалом на Кон-Тики,
Во фрунт стояли предо мною
Пол Пот, Сари и Чай Кан Ши,
Я открывал левой ногою
Дверь в кабинет Туркмен-баши,
С Хусейном я играл в пятнашки
И пил потом пахучий кофе,
И убирал за нами чашки
Лилово-черный Аннан Кофи,
Мадлен Ольбрайт брала уроки
Игре на лютне у меня,
Я пел с Левински караоке
Три ночи и четыре дня,
Стелила чистые постели,
Мне улыбаясь, Лиза Райз,
Мы с ней вертелись как хотели,
И было классно всякий раз.
Я с Хиллари на ближней даче
Играл в бильярд на шелбаны,
Скажу вам – девушка с отдачей,
Быть ей главой своей страны,
Милошевич портки мне гладил
И пиво наливал в бокал,
Он неплохой был с виду дядя,
Но часто пукал и икал.
Я помню, с Бушем спозаранку
Мы шли опохмеляться в бар,
Он говорил мне после банки –
I love you, dear my Anvar.
Вот так живу, то в масть, то мимо.
Пардон, звонят мне из Кремля,
Зовут, сегодня друг мой Дима
Вступает в должность короля.

***

Мне не поставят памятник потомки,
Я не войду в анналов пыльный свод,
И даже скромная газетная колонка
Не осветит мой преждевременный уход.
Не будет плакать безутешная вдова
У гроба, утопающего в розах,
И не пойдет гулять по мне молва,
Из женских глаз выдавливая слезы.
Не прозвучит в Политехническом мой стих,
К добрейшим чувствам пробуждая весь народ,
Не нарисует посвященный мне триптих
Художник, иль хотя бы натюрморт.
Не пропоют мне в память - Аллилуйя,
Не сложат гимны, панегирики и оды,
И в школьную программу не войду я
Ни при каком режиме и погоде.
Но я останусь – это мне награда,
Тоскою в завываниях ветров,
Печалью в желто-красных листопадах
И чистотою в белой святости снегов.

Амбразура стиха
Отпечатки Слова
(между первым и вторым четверостишьем прошло несколько лет)

Я не поэт, вам причудилось,
Строчки выводит рука,
Чтоб мироздание сузилось
До амбразуры стиха.

* * *

Нет, не стихи пишу я, нет,
Не строчки я рифмую, что вы,
Среди хаоса лиц и лет
Ищу я отпечатки Слова.

В каком-то смысле

В каком-то смысле я не образован,
В каком-то смысле бескультурен, не умен,
В каком-то смысле в математике подкован,
В каком-то смысле в философии силен.
В каком-то смысле я любим своей женою,
В каком-то смысле и другими я любим,
В каком-то смысле кто-то пользуется мною,
В каком-то смысле тоже пользуюсь я им.
В каком-то смысле я для тех гроша не стою,
В каком-то смысле для других бесценен я,
В каком-то смысле назовут меня героем,
В каком-то смысле кто крикнет мне – «свинья».
В каком-то смысле я энциклопедичен,
В каком-то смысле я порхаю по верхам,
В каком-то смысле я беспечен и циничен,
В каком-то смысле я назойлив и упрям.
В каком-то смысле я моралью озабочен,
В каком-то смысле аморален, словно Вакх,
В каком-то смысле я испорчен и порочен,
В каком-то смысле я как ангел в небесах.
Всё происходит меж людьми в каком-то смысле,
В каком-то смысле все живут, и я живу,
В каком-то смысле люди чувствуют и мыслят,
В каком-то смысле это так не назову.

***

«Ты меня не любишь, не жалеешь»,
Холоден твой взгляд, слова пусты,
Гневною волной не заалеешь,
Безразличье излучаешь ты.
Меня бесит это равнодушье,
Я готов простить удары слов,
Лишь бы не презрения удушье,
Только б не бесчувствия покров.
Я теряю нить повествованья,
Я деморализуюсь, я боюсь
Мерное спокойное дыханье,
Зевоту и равномерный пульс.
Ненавижу тихую погоду,
Не по мне затишье и ничья,
Я люблю волненья природы,
Шторм люблю и ливень в три ручья.
Помнится, и ты любила ливни
И раскаты грома в небесах,
Изменилось что-то в нашей жизни,
В жизни что-то превратилось в прах.
Но себе я изменять не буду,
Не со мной ты, так лети как птица,
Мне судьба еще сварганит блюда
С перцем, солью, хреном и горчицей.

Знаю я, что в той стране не будет…

Я подошел к метро, где меня должна была ждать жена. Ее не было. Я остановился, огляделся, задумался. Мне неожиданно вспомнились строчки: «Знаю я, что в той стране не будет этих нив, златящихся во мгле». Не успел я этих слов мысленно произнести, как явственно, как-то очень остро, почти физически почувствовал, что когда-нибудь умру и не будет «этих нив, златящихся во мгле», не будет наплывающих на меня как волны прибоя или баржи каравана из тьмы строчек, которые я стараюсь зарифмовать, не будет людей, этого города, городского шума, целого мира, не будет переживаний, радостей, ничего не будет. Я представил, как я засну и не проснусь.

Улечу я на бумажном самолете,
Уплыву я на бумажном корабле,
И нигде вы меня больше не найдете,
Потому что нету меня больше на земле.

Куда я улечу, уплыву? Будет мне там что-то снится? Будет ли так другая жизнь? Будет ли там хоть что-то?

Ничего там, наверное, не будет. А если и будет, но я не буду помнить этой, нынешней жизни, как я ничего не помню сейчас о своих прошлых жизнях, если они, конечно, были. Ангел, говорят, прикасается к губам младенцев после их появления на свет, и они забывают все, что знали.
Такое состояние, такое дуновение из небытия длилось всего несколько мгновений. Когда я пишу эти строки, того ощущения, мгновенного, краткого ощущения чего-то запредельного, некоего дыхания бездны уже нет.

Я нахожусь в фойе какого-то медицинского учреждения (жена все-таки пришла в назначенное место и мы пошли с ней по ее делам), сижу в кресле и на клочке бумаги пытаюсь восстановить то мимолетное чувство, которое охватило меня полчаса назад у метро, и не могу его восстановить. Оно ушло. Занавес приоткрылся и упал. «Знаю я, что в той стране не будет… Оттого и дороги мне люди, что живут со мною на земле».

Живите, люди. Вы мне все стали так дороги. Не умирайте раньше смерти. Она придет, сомнений в этом нет. Но прожить надо бы по-людски.

***

Всяческих смирительных рубашек
С детства не приемлю тесноту,
Циркуляров, гербовых бумажек,
Правил отвергаю правоту.
Я по рельсам как трамвай не езжу,
Не нужна мне чья-то колея,
Пусть я торю сам ее все реже,
Но зато она только моя.
Не нужны законов, норм и сводов,
Кодексов мне тысячи томов,
Я попрание моей свободы
Отрицаю как попрание основ.
Моя мера - отрицанье меры,
Моя догма - отрицанье всяких догм,
Моя вера - отрицанье веры,
Моя норма - отрицанье всяких норм.

***

Не могу понять я и измерить
Муку и отчаянья предел
Тех, кого приговорили к смерти,
Тех, кого выводят на расстрел.
Ожиданье смерти хуже смерти,
Как же можно не сойти с ума?!
Смерть страшна, но пострашнее эти
Три шага до выстрела, до рва.
Вы задумайтесь о страшной муке,
Что несчастным этим рок отмерил,
В справедливость никогда не верил,
К милости богов вздымаю руки.

***

Ты кричала им что было мочи,
Но слова растаяли во тьме,
И глаза твои в цвет сине-черной ночи
Буду помнить я на Колыме.

* * *

Ломкий зимний воздух,
Наледь слез у глаз,
Бьет прикладом поддых
Каждый вздох, а нас
Гонят вертухаи
На лесоповал,
В это время, знаю,
Бог нас забывал.

Кошмарный сон математика

Асимптоты взбунтовались,
Экспоненты отреклись,
Интегралы отказались,
Производные спеклись.
Обнажились все пределы,
Ряд Фурье ушел в запой,
Градиенты заболели
Непонятной кривизной.
Дивергенция и ротор
Гонят вместе самогон.
С модулем случилось что-то,
Отрицательным стал он.
Оператор набла в секту
Саентологов подался.
Тензор, а за ним и вектор,
В монастырь жить перебрался.
Истрепалась амплитуда,
И экстремум стал не тот,
Число пи, ну вот зануда,
Уточняется раз в год.
Параллельные прямые
Под прямым углом свелись.
Распрямились все кривые,
Бесконечности сошлись.
Ось абсцисс, забавя свет,
Изогнулась как подкова.
Ось другая ей ответ
Замычала как корова.

Еще

Еще подносят только мундштуки
К губам кровоточащим трубадуры,
И лишь поводят ноздрями быки,
И к ауспициям готовятся авгуры.
Лишь тянется еще рука к эфесу шпаги,
И занесен лишь гильотины нож,
Еще не высохли чернила на бумаге,
И лишь готовится из уст сорваться ложь.
Еще измена только притаилась,
Еще не ясен выбор и расклад,
Поднял лишь миг назад свой меч Аттила,
И чащу приказал внести Пилат.
Еще взяла лишь в руку нож Шарлотта,
Марат пока ее ударом не пронзен,
Не началась еще предсмертная зевота,
Еще не вырвался из уст смертельный стон.
Еще подходит Лермонтов к барьеру,
Цветаева еще стоит с петлей на стуле,
Еще Есенин пишет в Англетере,
И в Гумилева только полетели пули.
И ледоруб лишь занесен над Троцким,
Еще до ямы Мейерхольду пять шагов,
Еще наган лишь вытащил Юровский
И не сказал еще он страшных слов.
И только едет Пушкин к Черной речке,
И Маяковский тянет к сердцу пистолет,
Еще возможен промах и осечка,
Еще возможны...Очень скоро - нет.

Посвящается жертвам Холокоста. А также всем евреям и им сочувствующим

Вся боль еврейского народа
Полощется в озерцах глаз,
Дым Холокоста, страсть Исхода,
Навин, Есфирь, Экклезиаст.
Печаль веселого Пейсаха,
Высокий звонкий тон судеб,
Упорство веры против страха,
Неотрешимость стольких лет.
Как плачет и смеется скрипка,
Как высоко берет гобой,
Как много сказано улыбкой,
Как много познано судьбой.
И Пастернака глас живаго
Звучит в Хава нагилы пенье,
«Воронежских тетрадей» знаки
Сочатся кровью через стены.
Летящий профиль Мейерхольда
Мне видится среди их лиц,
О сколько муки, сколько боли
За пологом седых ресниц.
В их жилах кровь таких людей -
Христа, Аврама, Моисея,
Мне жалко, что я не еврей,
Как я хотел бы быть евреем.

Анвар УСМАНОВ